Москва, 18 марта — Наша Держава. В мире все более отчетливо наступает
тоталитаризм. Свобода мнения фактически уже не существует в западных
странах. Точнее, она есть только в отношении второстепенных вопросов. А в
отношении фундаментальных ценностей ее почти нет. Нельзя открыто
обличать многие грехи, жестко критиковать заблуждения, отвергать
демократические ценности. Жизнь становится прозрачной, камеры слежения,
поисковые роботы и базы данных охватывают все вокруг. Грань между
общественной и личной жизнью почти стерта, к суду привлекаются люди за
неосторожные слова и ничтожные проступки.
Тот же процесс развивается и в нашей стране. Казалось бы, это
противоречит основам либерального мира, провозглашающего разные свободы.
Но как же либерализм докатился до своей противоположности? Случайно ли
это? Нет, это общая закономерность либерального мира. Может, это
результат действия теневой власти? Наверняка да, но теневая власть не
имела бы никакого влияния, если бы население не было послушно ей. Так
почему же население либерального мира в своей массе отказывается от
провозглашаемых свобод?
Для ответа на этот вопрос необходимо определить сначала, что такое «свобода».
Известно, что в христианстве под истинной свободой понимается свобода от
страстей. В то время как в светской культуре под свободой
подразумевается отсутствие внешнего насилия или давления. Часто
православные христиане, зная эту разницу, тем не менее, когда касаются
политических тем, защищают внешнюю свободу, как будто она представляет
собой какую-то ценность сама по себе, или даже является необходимым
условием для духовной свободы.
Попробуем здесь разобраться, так ли это.
Является ли внешняя свобода безотносительной ценностью? Очевидно, что
она может быть, и по факту часто является, свободным падением человека в
грех. Апостол Павел учит: «К свободе призваны вы, братия, только бы
свобода ваша не была поводом к угождению плоти, но любовью служите друг
другу» (Гал. 5:13). В контексте послания речь идет о свободе от ига
ветхозаветного закона, налагавшего многочисленные внешние ограничения.
Безусловно, это выражение тем более верно и в отношении человеческих
законов, менее совершенных, чем данный Богом ветхозаветный закон.
Поэтому с точки зрения христианства сама по себе внешняя свобода —
ценность, только если она сопряжена с духовной свободой от греха.
Может, она нужна как стартовая площадка для нравственного развития, ведь
невозможно в узах совершать добрые дела? Что, если внешние свободы
ведут в царство прогресса, давая возможность больше проявить духовное
богатство, и потому за них надо бороться? Чтобы ответить на этот вопрос,
надо рассмотреть — совместим ли прогресс с духовным ростом.
Крупнейшая (не считая русской) православная цивилизация — Византия была в
свое время самым передовым государством в области материального
прогресса. Это, безусловно, находило обоснование в трудах ее мыслителей.
Свт. Григорий Палама, например, благосклонно относился к изучению наук,
полагая это необходимым для этой жизни. Однако, посвящать им всю жизнь
считал неразумным, ибо наука не приближает к Богу. Его противник —
Варлаам Калабриец считал наоборот, что занятие наукой позволяет познать
Бога. Потому все силы человека, он считал, необходимо направлять в науки
всякого рода. Варлаам, что интересно, стал учителем Петрарки — одного
из деятелей гуманизма эпохи Возрождения, на основе которого развилась
современная западная цивилизация. Отцы европейской науки считали тоже,
что занятие наукой приближало их к Богу. Например, Кеплер писал: «В
творении я как бы осязал Бога руками». Это давало мощный стимул
религиозному человеку раннего Нового времени для развития
экспериментальной науки. Но, в итоге, западный человек стал не
приближаться к Богу, а удаляться от него. Так, что в последующих
поколениях ученых стали появляться деисты, пантеисты и вовсе атеисты.
Таким образом, исторически западный прогресс не привел к духовному
росту, а совсем наоборот.
В чем же была причина? Почему в Византии был прогресс, и святые
поддерживали его, а на Западе все стало по-другому? Основной сферой
человеческой деятельности, согласно тому же свт. Григорию Паламе (в чем
он следует всей православной традиции), является богообщение, которое
должно стать непрерывным. Именно молитва, питаемая Таинствами, является
ключом для познания Бога, а это приводит к свободе. Христос учил: «если
пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои ученики, и позна́ете истину, и
истина сделает вас свободными» (Ин. 8:31-32). Человек, утвердившийся в
Боге, становится независим от всего в мире.
Внешнее же познание говорит нам только о существовании Бога через
лицезрение премудрости Его творения, но не приближает к Нему. Углубляясь
в познание частностей мироустройства, человек забывает о Боге,
надмевается своим знанием, и сама идея Бога становится невыносимой для
него. Конечно, если ученый ведет духовную жизнь, то этого не происходит —
история до нашего времени знает много примеров искренно верующих
ученых. Таким образом, прогресс совместим с духовной свободой, если не
подменяет ее, но оставляет место молитве. Только тогда внешние
достижения становятся выражением любви к ближнему, а не средством
угождения греху.
Борьба же за внешние свободы, неизбежно сопровождаемая разжиганием
страстей, является очевидной потерей духовной свободы. Как пишет Апостол
Иаков: «Откуда у вас вражды и распри? не отсюда ли, от вожделений
ваших, воюющих в членах ваших? Желаете – и не имеете; убиваете и
завидуете – и не можете достигнуть; препираетесь и враждуете – и не
имеете, потому что не просите. Просите, и не получаете, потому что
просите не на добро, а чтобы употребить для ваших вожделений» (Иак.
4:1-3). Царство Божие внутри нас (см. Лк. 17:21). Внешние дела —
выражение внутреннего, а сами по себе они значения не имеют, поскольку
не приносят мир с Богом и ближними без соответствующего устроения души.
Не все, именующие себя христианами (не говоря об открыто неверующих),
понимают значение внутреннего делания. Царь Петр Великий, повернувший
Россию на западный путь, был резким антивизантийцем, считая, что именно
развитие монашества в Византии — оплота молитвенного делания, стало
причиной ее падения, поскольку по причине многочисленности монахов в
критический момент не нашлось достаточного количества защитников
Константинополя. Такая точка зрения, на самом деле, примитивно
утилитарная. Монашество — свет миру, именно монахи наряду со священством
являются главными наставниками духовной жизни, учителями молитвы, без
монашества духовная жизнь приходит в упадок. Время, уделенное молитве,
конечно, может быть использовано для внешних дел, но сами эти дела без
связи с Богом становятся бессмысленными и пагубными, поскольку ввергают
человека в иллюзию своего величия, в то время как человек во все времена
не имеет опоры в себе, будучи ограниченным существом, время жизни
которого с точки зрения вечности ничтожно. Мечта о бессмертии в
результате прогресса не только опровергается законами физики, но и
является ложной целью с философской точки зрения, ибо чем больше человек
приобретает в материальном плане, тем больше привязывается к этому
миру, охватываясь тревогой из-за возможности потери и потому все время
желая больших сил. И чем выше человек о себе мнит, тем горшее
разочарование его ждет в итоге. Могла бы Византия сохраниться, не будь в
ней монашества? Возможно, но это была бы не православная, а
материалистическая цивилизация, подобная западной, лишающая человека
вечности.
Стремясь к внешним свободам, но забывая о духовном, человек, как мы
видим, порабощается миром. Пытаясь удержать ускользающее призрачное
материальное счастье, человек неизбежно делает все, чтобы не потерять
его. Потому начинает, оберегая свои права, ограничивать внешние свободы,
отчуждаясь от других людей. Ничто не должно поколебать его ложное
самоуспокоение, и постепенно запрещается даже критика греха. Поэтому
правовое общество накладывает невыносимое иго рабства на всех, и, таким
образом, либеральное стремление к свободе парадоксальным образом
приводит сначала к потере духовной свободы, а потом и внешних свобод, за
которые оно и выступало. Но именно по причине того, что люди, увлекшись
внешними делами, могут достичь большего в материальном плане, чем
христиане, в итоге в истории победит материалистическое царство
антихриста, но не устоит перед вечностью, будучи ложью.
