Москва, 18 января – Наша Держава. Один из самых неприятных фактов для нашей т.н. либеральной
интеллигенции, это то, что такой гениальный русский писатель, такой
глубоко русский человек и такой проникновенный и прозорливый мыслитель,
как Ф. М. Достоевский, после некоторых заблуждений ранней молодости,
стал убежденным монархистом и притом сторонником Монархии Самодержавной.
интеллигенции, это то, что такой гениальный русский писатель, такой
глубоко русский человек и такой проникновенный и прозорливый мыслитель,
как Ф. М. Достоевский, после некоторых заблуждений ранней молодости,
стал убежденным монархистом и притом сторонником Монархии Самодержавной.
Особенно неприятно для этих господ то, что «пострадав» от «царского
произвола», пережив у подножия эшафота мучительные предчувствия страшной
казни и проведя несколько лет на каторге, этот великий человек, вместо
того, чтобы превратиться в отъявленного революционера или, по крайней
мере, в такого ядовитого клеветника на русскую действительность, как
Салтыков-Щедрин, нашел в себе силу осознать всю ложь того духовного
пути, на который толкнула его первоначальная политическая незрелость, и
придти к непоколебимому убеждению, что Российская Самодержавная Монархия
есть не только тот политический и социальный, но и
религиозно-нравственный принцип, который неизмеримо лучше другого
соответствует основам русского народного духа.
произвола», пережив у подножия эшафота мучительные предчувствия страшной
казни и проведя несколько лет на каторге, этот великий человек, вместо
того, чтобы превратиться в отъявленного революционера или, по крайней
мере, в такого ядовитого клеветника на русскую действительность, как
Салтыков-Щедрин, нашел в себе силу осознать всю ложь того духовного
пути, на который толкнула его первоначальная политическая незрелость, и
придти к непоколебимому убеждению, что Российская Самодержавная Монархия
есть не только тот политический и социальный, но и
религиозно-нравственный принцип, который неизмеримо лучше другого
соответствует основам русского народного духа.
И не имея никакой возможности оклеветать такую духовную величину, как
Достоевский, причислив ее к «мракобесам», «зубрам», «черносотенцам» и т.
п., эти «либералы» принуждены тщательно замалчивать этот факт (как это
делают и коммунистические историки литературы и так называемого
«освободительного» движения), о котором мы, монархисты, напротив, должны
всегда говорить во всеуслышание, выставляя его как исключительно веский
аргумент проповеди идеи Монархии, как формы верховной власти,
органически присущей всему историческому и духовному развитию нашего
народа.
Достоевский, причислив ее к «мракобесам», «зубрам», «черносотенцам» и т.
п., эти «либералы» принуждены тщательно замалчивать этот факт (как это
делают и коммунистические историки литературы и так называемого
«освободительного» движения), о котором мы, монархисты, напротив, должны
всегда говорить во всеуслышание, выставляя его как исключительно веский
аргумент проповеди идеи Монархии, как формы верховной власти,
органически присущей всему историческому и духовному развитию нашего
народа.
Вот почему не мешает каждому монархисту выписать для себя следующие
глубокие по духовному содержанию строки из Дневника писателя
Достоевского:
глубокие по духовному содержанию строки из Дневника писателя
Достоевского:
«С самого начала, во всех нациях и государствах никакое общество не
могло устроиться и связать себя в целое без некоторого добровольного, т.
е. любовного над собой насилия. Всякому обществу, чтобы держаться и
жить, надо непременно кого-нибудь уважать. И главное, всем обществом, а
не то, чтобы каждому, как он хочет, про себя. Итак, запомним, что
общество здоровой жизнью жить не может, без того, чтобы любить
кого-нибудь всем обществом сообща. Да, надобен такой авторитет, как
солнце, освещающее ему путь. Это те люди, без которых не живет и не
стоит никакое общество и никакая нация, даже при самом широком равенстве
прав. Вот отсюда и происходит та самая великая нравственная мысль,
которая и будет единить в крепчайший союз людей».
могло устроиться и связать себя в целое без некоторого добровольного, т.
е. любовного над собой насилия. Всякому обществу, чтобы держаться и
жить, надо непременно кого-нибудь уважать. И главное, всем обществом, а
не то, чтобы каждому, как он хочет, про себя. Итак, запомним, что
общество здоровой жизнью жить не может, без того, чтобы любить
кого-нибудь всем обществом сообща. Да, надобен такой авторитет, как
солнце, освещающее ему путь. Это те люди, без которых не живет и не
стоит никакое общество и никакая нация, даже при самом широком равенстве
прав. Вот отсюда и происходит та самая великая нравственная мысль,
которая и будет единить в крепчайший союз людей».
«Царь для народа не внешняя сила, не сила какого-нибудь победителя, а
всенародная, соединяющая сила, которую сам народ восхотел, которую
вырастил в сердцах своих, которую возлюбил, за которую претерпел, потому
что он от нее одной ждал исхода своего из Египта. Для народа русского,
колосса-мужика Царь есть воплощение его самого, всей его идеи, надежд и
верований его».
всенародная, соединяющая сила, которую сам народ восхотел, которую
вырастил в сердцах своих, которую возлюбил, за которую претерпел, потому
что он от нее одной ждал исхода своего из Египта. Для народа русского,
колосса-мужика Царь есть воплощение его самого, всей его идеи, надежд и
верований его».
«Да ведь это отношение народа к Царю, как к Отцу, и есть у нас то
настоящее адамантово основание, на котором всякая реформа может у нас
зиждиться и созиждиться. Если хотите, то у нас в России и нет никакой
другой силы зиждущей, сохраняющей и ведущей нас, как органическая связь
народа с Царем своим, из нее у нас все и исходит. Да, большинство мы,
интеллигенты, горе-либералы и уже по этому одному не с народом и не
можем принять его, что хоть и знаем и понимаем его отношение к Царю, но
вместить не можем в себе во всей полноте самого главного и необходимого
пункта в судьбах наших: что отношение всего русского народа, к Царю
своему есть самый особливый пункт, отличающий народ от всех других
народов Европы и всего мира; что это не временное только дело у нас, не
преходящее, не признак лишь детства народного, например, его роста и
проч., как заключил бы иной умник, но вековое, всегдашнее и никогда, по
крайней мере, еще долго, очень долго не изменится. Так как же после
этого, уже только по одному этому, народ наш не особлив от всех народов и
не заключает в себе органический зачаток идеи, от всего света
особливой?».
настоящее адамантово основание, на котором всякая реформа может у нас
зиждиться и созиждиться. Если хотите, то у нас в России и нет никакой
другой силы зиждущей, сохраняющей и ведущей нас, как органическая связь
народа с Царем своим, из нее у нас все и исходит. Да, большинство мы,
интеллигенты, горе-либералы и уже по этому одному не с народом и не
можем принять его, что хоть и знаем и понимаем его отношение к Царю, но
вместить не можем в себе во всей полноте самого главного и необходимого
пункта в судьбах наших: что отношение всего русского народа, к Царю
своему есть самый особливый пункт, отличающий народ от всех других
народов Европы и всего мира; что это не временное только дело у нас, не
преходящее, не признак лишь детства народного, например, его роста и
проч., как заключил бы иной умник, но вековое, всегдашнее и никогда, по
крайней мере, еще долго, очень долго не изменится. Так как же после
этого, уже только по одному этому, народ наш не особлив от всех народов и
не заключает в себе органический зачаток идеи, от всего света
особливой?».
«И что же, где бы ни случилась беда революционная, то нужно всем
народам, ясно знать: анархию нельзя ничем вылечить, кроме, как
Монархией, естественным жребием нации. Лишь одна Монархия может навеки
воскресить порядок среди народа, всякая другая система правления может
годиться только на время, даже и в случае успеха. Лишь при Монархии
только может каждый чувствовать себя совершенно свободно, точь-в-точь
как всякий здоровый человек, живущий по законам своего темперамента».
народам, ясно знать: анархию нельзя ничем вылечить, кроме, как
Монархией, естественным жребием нации. Лишь одна Монархия может навеки
воскресить порядок среди народа, всякая другая система правления может
годиться только на время, даже и в случае успеха. Лишь при Монархии
только может каждый чувствовать себя совершенно свободно, точь-в-точь
как всякий здоровый человек, живущий по законам своего темперамента».
«Не называйте нас надменными, недальновидными скороспелками. Нет, мы
давно во все вглядываемся, все анализируем. А что все у нас основное,
как нигде в Европе, то вот вам укажем тому первый пример: у нас свобода в
будущем нашем, когда мы переживем период лже-европеизма нашего, это
наверное так будет, у нас гражданская: свобода может водвориться самая
полная, полнее, чем где-нибудь в мире, в Европе или даже в Сев. Америке,
и именно на этом же адамантовом основании она и создается. Не
письменным листом утвердится, а созиждится лишь на детской любви народа к
Царю, как к отцу, ибо детям можно многое такое позволить, что и
немыслимо у других, у договорных (с временными правителями) народов;
детям можно столь многое доверить, столь многое разрешить, как нигде еще
не было видано, ибо не изменят дети достойному отцу своему и как дети с
любовью примут от него всякую поправку какой-нибудь ошибки, всякого
заблуждения их. Да, вся масса народа инстинктивно, чутьем знает свое
назначение — служения Христу, а Царя своего — хранение Христовой веры,
защитника православной веры и всего Православия. Вот почему главное,
излюбленное наименование Царя своего, которого народ твердо и неуклонно
назвал „Царь Православный”. Назвав так Царя своего, он как бы признал в
наименовании этом назначение его, назначение хранителя, объединителя. А
когда прогремит веление Божие, то осознает весь народ наш, что Царь наш
есть Освободитель Православия и всего христианства от монгольского
(антихристианского) варварства и западного еретичества. Религия и Царь
Православный — одно цельное, нераздельное. Если у нас что особенно
здорово и цело, то именно это основание, т. е., народ, на котором
испокон века утверждалась и будет утверждаться Россия. Хотя народ
остался один, без добрых советников, но есть у него Бог и Царь — вот
этими двумя силами и двумя великими надеждами он и держится».
давно во все вглядываемся, все анализируем. А что все у нас основное,
как нигде в Европе, то вот вам укажем тому первый пример: у нас свобода в
будущем нашем, когда мы переживем период лже-европеизма нашего, это
наверное так будет, у нас гражданская: свобода может водвориться самая
полная, полнее, чем где-нибудь в мире, в Европе или даже в Сев. Америке,
и именно на этом же адамантовом основании она и создается. Не
письменным листом утвердится, а созиждится лишь на детской любви народа к
Царю, как к отцу, ибо детям можно многое такое позволить, что и
немыслимо у других, у договорных (с временными правителями) народов;
детям можно столь многое доверить, столь многое разрешить, как нигде еще
не было видано, ибо не изменят дети достойному отцу своему и как дети с
любовью примут от него всякую поправку какой-нибудь ошибки, всякого
заблуждения их. Да, вся масса народа инстинктивно, чутьем знает свое
назначение — служения Христу, а Царя своего — хранение Христовой веры,
защитника православной веры и всего Православия. Вот почему главное,
излюбленное наименование Царя своего, которого народ твердо и неуклонно
назвал „Царь Православный”. Назвав так Царя своего, он как бы признал в
наименовании этом назначение его, назначение хранителя, объединителя. А
когда прогремит веление Божие, то осознает весь народ наш, что Царь наш
есть Освободитель Православия и всего христианства от монгольского
(антихристианского) варварства и западного еретичества. Религия и Царь
Православный — одно цельное, нераздельное. Если у нас что особенно
здорово и цело, то именно это основание, т. е., народ, на котором
испокон века утверждалась и будет утверждаться Россия. Хотя народ
остался один, без добрых советников, но есть у него Бог и Царь — вот
этими двумя силами и двумя великими надеждами он и держится».
«Пусть интеллигенция именно здесь поучится у народа, как надо правду,
основу русской жизни, знать и ее защищать. Пусть тут же поучится и
смирению народа, и деловитости ума его, серьезности этого ума, и
реальности ума его».
основу русской жизни, знать и ее защищать. Пусть тут же поучится и
смирению народа, и деловитости ума его, серьезности этого ума, и
реальности ума его».
«В конце концов, еще раз особо я подчеркиваю, что в народе нашем вполне
сохранилась такая твердая сердцевина, которая спасет его от излишеств и
уклонений нашей культуры и выдержит все грядущее к народу без ущерба, и
именно своей природной самостоятельностью. Вот на эту сторону нашей
своеобразной культуры, которую и надо считать за драгоценность и на
которую, напротив, все эти господа либералы до сих пор не обратили ни
малейшего внимания, я и хочу сказать и разъяснить».
сохранилась такая твердая сердцевина, которая спасет его от излишеств и
уклонений нашей культуры и выдержит все грядущее к народу без ущерба, и
именно своей природной самостоятельностью. Вот на эту сторону нашей
своеобразной культуры, которую и надо считать за драгоценность и на
которую, напротив, все эти господа либералы до сих пор не обратили ни
малейшего внимания, я и хочу сказать и разъяснить».
Увы, надежды Достоевского не сбылись: в десятилетия, последовавшие за
писанием им этих строк, либеральные и революционные бесы и бесенята
развили среди этого народа и среди интеллигенции такую бешеную
разлагающую их дух работу, что монархическое сознание народа замутилось,
ослабело, и в решительную минуту, когда силы Зла пошли в открытую атаку
на его Царя-Отца, он не нашел в себе духовной силы, чтобы встать стеною
на защиту Престола; большинство же интеллигенции окончательно ударилось
в радикализм, в полнейшее непонимание духовных основ бытия своего
собственного народа. Прав был поэтому другой великий русский мыслитель,
И. А. Ильин, когда в 1927 г. в газете «Возрождение» писал: «Россия
рухнула прежде всего от государственного невежества, царившего и в
простом народе, и в радикальной интеллигенции. От общего невежества, от
необразованности и темноты. Но еще больше от политического невежества;
от политической бессмысленности в народе и от государственного
невежества русской интеллигенции» — остатки которой, в своем подавляющем
большинстве пребывают в состоянии этого политического и
государственного невежества и поныне и по-прежнему усиленно работают на
подготовку для нашего народа (после его освобождения от коммунистической
власти) либо ярма «настоящего» социализма, к которому, по их
собственному утверждению, Россия «приговорена», — либо фальшивки
парламентаризма, вопреки его явному провалу и вырождению в политическое
шулерство».
писанием им этих строк, либеральные и революционные бесы и бесенята
развили среди этого народа и среди интеллигенции такую бешеную
разлагающую их дух работу, что монархическое сознание народа замутилось,
ослабело, и в решительную минуту, когда силы Зла пошли в открытую атаку
на его Царя-Отца, он не нашел в себе духовной силы, чтобы встать стеною
на защиту Престола; большинство же интеллигенции окончательно ударилось
в радикализм, в полнейшее непонимание духовных основ бытия своего
собственного народа. Прав был поэтому другой великий русский мыслитель,
И. А. Ильин, когда в 1927 г. в газете «Возрождение» писал: «Россия
рухнула прежде всего от государственного невежества, царившего и в
простом народе, и в радикальной интеллигенции. От общего невежества, от
необразованности и темноты. Но еще больше от политического невежества;
от политической бессмысленности в народе и от государственного
невежества русской интеллигенции» — остатки которой, в своем подавляющем
большинстве пребывают в состоянии этого политического и
государственного невежества и поныне и по-прежнему усиленно работают на
подготовку для нашего народа (после его освобождения от коммунистической
власти) либо ярма «настоящего» социализма, к которому, по их
собственному утверждению, Россия «приговорена», — либо фальшивки
парламентаризма, вопреки его явному провалу и вырождению в политическое
шулерство».
Мы, монархисты, непоколебимо верим, что народ наш лишь временно поддался
силам Зла и что настанет момент, когда, согласно гениальной
прозорливости Достоевского, народ наш «осознает, что Царь наш есть
Освободитель», освободитель и от антихристианского коммунистического
варварства, и от насквозь прогнивших доктрин западного материализма, а
потому «сохранившаяся в народе нашем твердая сердцевина спасет его от
излишеств и уклонений нашей культуры», и он вновь вступит на свой
державный путь к Истине, Правде, Красоте и Справедливости под эгидой
Народного Царя, которого он призовет в минуту своего просветления.
силам Зла и что настанет момент, когда, согласно гениальной
прозорливости Достоевского, народ наш «осознает, что Царь наш есть
Освободитель», освободитель и от антихристианского коммунистического
варварства, и от насквозь прогнивших доктрин западного материализма, а
потому «сохранившаяся в народе нашем твердая сердцевина спасет его от
излишеств и уклонений нашей культуры», и он вновь вступит на свой
державный путь к Истине, Правде, Красоте и Справедливости под эгидой
Народного Царя, которого он призовет в минуту своего просветления.
«Знамя России», №279, 1967 г. https://monarhist.info/newspaper/article/109/5643
me gusto mucho
Señor lector! Muchas gracias por el amor a la historia rusa y el interés en nuestro sitio.