Дедушка «Майдана». Кто стоял за событиями Кровавого воскресенья?

Москва, 22 января – Наша Держава. 9 (22) января 1905 года в Санкт-Петербурге произошли события, которые в историю вошли под названием «Кровавого воскресенья». Этот термин придумал английский журналист Эмиль Джозеф Диллон, в 1905 г., работавший постоянным корреспондентом в «Daily Telegraph». Как часто бывает, мы, увы, продолжаем пользоваться терминологией врага.

Кстати, этот Диллон был «большим другом» С.Ю. Витте, которого он сопровождал в Портсмут во время переговоров о мире с Японией. «Кровавое воскресенье», наряду с Ходынкой и Ленским расстрелом, традиционно ставится в вину Императору Николаю II. Хотя к сегодняшнему дню вышли уже десятки исторических исследований и научных статей, полностью опровергающие россказни большевиков о «запланированной расправе коварного царя над несчастными рабочими», этот лживый миф по-прежнему продолжает жить в умах и представлениях многих людей. Циничная и подлая провокация эсеров, их заграничных и отечественных покровителей, стремившихся ниспровергнуть Самодержавный строй, и сегодня служит делу разрушения нашего Отечества. Точно также как революция 1905 г. стала первым «оранжевым» методом свержения власти, так же и 9 января стало первым в истории «Майданом». Невозможность «мирного» свержения Николая II, путём навязывания ему всякого рода «конституционных» проектов, привела врагов строя к неизбежности революции, начать которую решено было с провокации. Цель её была двоякой: с одной стороны, она должна была послужить сигналом для начала мятежей по всей стране, а с другой нанести сокрушительный удар по мистическому восприятию Царя в народе.

Объективный анализ событий как самого 9 января, так и предшествующих ему, приводит к выводу, что, помимо революционных группировок и их заграничных спонсоров, в подобном сценарии были заинтересованы и влиятельные силы петербургских верхов. Прежде всего это касается С.Ю. Витте и П.Д. Святополка-Мирского. Первый мог рассматривать эти события как прямой путь к окончательному приходу к власти, второй — как свою реабилитацию в глазах земской и либеральной оппозиции после провала «весны». К началу 1905 г. Мирский полностью утратил свою самостоятельную роль и попал в полное подчинение к Витте. Один из видных деятелей политического сыска Российской империи С.В. Зубатов указывал в 1906 г: «Трепов, князь Святополк-Мирский, граф Витте явились первоисточниками переживаемого движения».

Когда Император Николай II после происшествия 6 января 1905 г. отправился в Царское Село, подготовка к провокации уже давно шла. Главной движущей легальной силой этой провокации должно было стать «Собрание русских фабрично-заводских рабочих г. Санкт-Петербурга», во главе которого стоял иерей Г.А. Гапон. Он пользовался неизменной поддержкой митрополита Антония (Вадковского).

С.Ю. Витте стоял у истоков создания гапоновской организации, выделив на ее нужды внушительную сумму. Официально целью «Собрания» было отвлечение рабочих от революционной деятельности, улучшение их быта, чтение религиозной литературы, борьба с пьянством. Однако, как позже признавался сам Гапон: «Я с самого начала, с первой минуты водил их всех* за нос. Иначе ничего нельзя было бы сделать!.. На этом был весь мой план построен!..». В марте 1904 г. Гапон сосредоточил всю власть в «Собрании» в руках так называемой «тайной пятерки», в состав которой вошли наиболее ему преданные рабочие, в основном социал-демократы. Тогда же Гапоном была выдвинута идея петиции к Царю, передать которую надлежало посредством огромного шествия рабочих Петербурга к Зимнему дворцу. Её написание «совпала» с появлением на Путиловском заводе в качестве «советника» Гапона П.М. Рутенберга, члена эсеровского ЦК и близкого товарища главы Боевой организации эсеров Б.В. Савинкова. К слову сказать, в апреле 1906 г. Рутенберг организует убийство Г.А. Гапона. И.И. Колышко уверял, что через чиновника для особых поручений Департамента полиции И.Ф. Манасевича-Мануйлова с Гапоном установил тесные контакты Витте.

Изначально существовало две петиции: одна, написанная Гапоном, была выдержана в «верноподданническом» стиле, вторая, написанная группой Рутенберга, — в революционном. Начавшись как православно-монархическое, шествие должно было закончиться столкновением с властью, в ходе которого со стороны рабочих были бы неминуемы жертвы. Результатом всего этого должно было стать всеобщее восстание, вождём которого был бы Гапон, а главной движущей силой — партия эсеров.

2 января 1905 г. на Путиловском заводе гапонавцами была искусственно создана конфликтная ситуация, якобы с незаслуженно уволенными четырьмя рабочими (на самом деле уволен был лишь один за прогулы и пьянство). Рабочие потребовали вернуть уволенных и начали забастовку. Никаких политических или социальных требований рабочими не выдвигалось. Однако 3 января на Путиловский завод приехал Гапон и привез эти требования: восьмичасовой рабочий день, повышение платы чернорабочим и другие. В докладе Государю 5 января 1905 г. министр финансов В.Н. Коковцов назвал эти требования незаконными и невыполнимыми для заводчиков, тем более «для Путиловского завода, выполняющего экстренные и ответственные заказы для Маньчжурской армии».

Дальнейшие события развивались быстро и организовано: 3 января прекратили работу рабочие Путиловского завода, 4 января —Франко-Русского и Судостроительного. Главной силой забастовок было гапоновское «Собрание». 6 января Гапон призвал рабочих пойти с петицией к Царю, но скрыл от них её революционное содержание. Допрошенный в качестве свидетеля член «Собрания» кронштадтский мещанин В.А. Ямов показал, что только «к вечеру 8 числа в ней появились требования политического характера». Внесение в петицию политической составляющей произошло после совещания Гапона с представителями эсеров и социал-демократов. В окончательном виде текст петиции представлял собой политическую прокламацию самого радикального содержания: немедленный созыв Учредительного собрания, отделение Церкви от Государства, прекращение войны и т.д.

Столичная полиция вплоть до 7 января «руководилась взглядом министра внутренних дел о невмешательстве в эту забастовку ввиду ее мирного течения и отсутствия насильственных действий». Между тем Гапон продолжал скрывать от рабочих свои истинные намерения. Вечером 8 января он говорил эсерам:

«Завтра идём, но не выставляйте ваших красных флагов, чтобы не придавать нашей демонстрации революционного характера. Когда я пойду в Зимний дворец, я возьму с собой два флага, один белый, другой красный. Если Государь примет депутацию, то я возвещу об этом белым флагом, а если не примет, то красным, и тогда вы можете выкинуть свои красные флаги и поступайте, как найдете нужным».

Накануне 9 января большевик С.И. Гусев в письме к Ленину сообщал: «События развиваются со страшной быстротой. Гапон революционизировал массу. Забастовка расширяется и, вероятно, станет общей. На воскресенье Гапон назначил шествие к Зимнему дворцу и подачу петиции с требованиями, вполне соответствующими программе-максимум (политической части).* Гапон предполагает, что будет 300 000 человек и предполагает запастись оружием».

8 января Гапон составил письмо Николаю II, в котором говорилось, что «рабочие и жители г. Петербурга, веря в Тебя, бесповоротно решили явиться завтра в 2 часа пополудни к Зимнему дворцу, чтобы представить Тебе свои нужды и нужды всего русского народа». Гапон призывал Царя выйти к народу, предупреждая, что в противном случае «прольется неповинная кровь» и «порвется та нравственная связь, которая до сих пор еще существует между Тобой и Твоим народом».

Между тем власти продолжали пребывать в бездействии. 7 января Гапон явился к министру юстиции Н.В. Муравьёву, вручил ему «эсеровский» вариант петиции и заявил: «Немедля напишите Государю письмо, чтобы, не теряя времени, он явился к народу и говорил с ним. Мы гарантируем ему безопасность». Уже находясь в эмиграции, на вопрос П.И. Рачковского «верно ли, что 9 января был план застрелить Государя при выходе его к народу, Гапон ответил: “Да, это верно. Было бы ужасно, если бы этот план осуществился. Я узнал о нём гораздо позднее. Это был не мой план, но Рутенберга. Господь его спас”».

Вечером 7 января под председательством командира I-го Гвардейского корпуса генерал-адъютанта князя С.И. Васильчикова состоялось совещание «о совместном действии полиции и воинских частей». В Петербург спешно были введены батальоны пехотных и кавалерийских полков Гвардии и армии. Однако войск и полиции было явно недостаточно для сдерживания толп таких масштабов. По подсчётам большевика В.Д. Бонч-Бруевича, в войсках Петербургского гарнизона, призванных в город, находилось около 30 828 человек. В шествие же приняло участие около 300 тыс. рабочих!

Вечером 8 января власти чётко знали, что на следующий день центре столицы предвидится огромное шествие народа. Знали они и о том, что руководящей силой этого шествия являются революционеры. Что сообщать Государю, как объяснить ему своё бездействие? Как остановить шествие многотысячной толпы? Никакого приказа стрелять в рабочих не было. В конце совещания Мирский заявил, что, так как Государя в столице нет, то надо просто заблаговременно сообщить об этом рабочим, и все движение будет остановлено.

Как отмечал в те дни граф А.А. Бобринский: «Из всего внутреннего хаоса выплывает карельская, хитрая, вероломная и умная фигура Витте». В.Н. Коковцов утверждал:

«Витте не мог не знать обо всех приготовлениях, так как кн. Святополк-Мирский советовался с ним буквально о каждом своем шаге». И.И. Колышко, хорошо знавший Витте, так определил его роль в событиях 9 января: «Быть может, шествие рабочих за справедливостью к Царю и не было задумано в “белом доме”* на Каменноостровском. Но, что Витте о нем знал и в предстоявшей свалке умыл руки — сомнения нет».

Вечером 8 января Рутенберг изложил план действий: строить баррикады, громить оружейные магазины и пытаться прорваться к Зимнему дворцу. Были сформированы отряды эсеровских боевиков, которым было роздано оружие.

Один из близких соратников Гапона А.Е. Карелин открыто признавал:

«Надо сказать, что ни у Гапона, ни у руководящей группы не было веры в то, что Царь примет рабочих и что даже их пустят до площади. Все хорошо знали, что рабочих расстреляют, а потому, может быть, мы брали на свою душу большой грех».

Поздно вечером 8 января в Царское Село прибыл министр внутренних дел князь Святополк-Мирский. В докладе Государю он всячески пытался представить ситуацию в Петербурге как не стоящую внимания. Вместо того, чтобы просить Царя о срочной санкции на решительные действия, Святополк-Мирский, всячески успокаивал Николая II. После отъезда министра, Государь занёс в дневник:

«Со вчерашнего дня в Петербурге забастовали все заводы и фабрики. Из окрестностей вызваны войска для усиления гарнизона. Рабочие до сих пор вели себя спокойно. Количество их определяется в 120.000 чел. Во главе рабочего союза какой-то священник-социалист Гапон. Мирский приезжал вечером для доклада о принятых мерах».

Как видим, в царском дневнике нет ни слова о готовящемся шествии, о петиции, её содержании, революционных боевиках, строящихся баррикадах, всего того, что знал и что обязан был доложить, но не доложил, Святополк-Мирский. Если бы Государь знал о готовящемся шествии, он смог бы его предотвратить. Но, пребывая в заблуждении, Николай II был обречен стать главной мишенью для обвинений со стороны революционеров, общества и обманутого, так же, как и он, простого народа.

В результате 9 января 1905 г. в Петербурге произошли массовые столкновения рабочих и войсковых частей. Первыми жертвами 9 января стали не рабочие, а чины полиции и армии, по которым эсеровскими боевиками были произведены выстрелы из толпы. В ответ войска, после предупредительных залпов, на которые толпа не обратила внимания, были вынуждены стрелять на поражение. Раненым всюду немедленно оказывалась медицинская помощь. Столкновения имели место возле Нарвских ворот, Невском проспекте, Каменном острове, Дворцовой площади. Командир Лейб-гвардии Финляндского полка генерал-майор П.М. Самгин докладывал, что в ходе разгона толпы на Васильевском острове и разбора там баррикад «войсками было задержано за вооруженное сопротивление 163 человека». По данным Департамента полиции, 9 января 1905 г. было убито 96 человек (в том числе 1 полицейский) и до 333 чел. ранено, включая помощника пристава. Большевик В.И. Невский (Кривобоков), которого в симпатиях к монархии не заподозришь, писал, что убитых было не более 150—200 человек.

Однако с первого же дня после трагедии либерально-революционная, а затем и большевистская пропаганда лгали о «тысячах убитых». Ленин писал в газете «Вперед» 18 января 1905 г. о «4600 убитых и раненых» и утверждал, что «конечно, и эта цифра не может быть полной». Сталин возвел вымышленное ленинское число в догму, и советская историография вплоть до смерти «вождя всех народов» была вынуждена её повторять.

События 9 января 1905 г., конечно, были трагедией всероссийского масштаба. Их тайные покровители, организаторы и исполнители достигли своих целей, которые точно обозначила княгиня Святополк-Мирская:

«Брешь пробита, и Государь, при всём нежелании изменить существующей строй, или если не он, то его заместитель должны будут это сделать».

Государь узнал полную информацию о произошедшем в Петербурге только поздно вечером 9 января от приехавшего с докладом того же Святополка-Мирского. Николай II был потрясен, о чем свидетельствует запись в дневнике:

«Тяжелый день! В Петербурге произошли серьёзные беспорядки вследствие желания рабочих дойти до Зимнего дворца. Войска должны были стрелять в разных районах города, было много убитых и раненых. Господи, как больно и тяжело!».

А.А. Мосолов вспоминал, что 10 января Петербург являл собой картину военного положения: магазины закрыты; электричество, почта, трамвай не действовали, все улицы в центре заняты войсками. В секретных сводках Департамента полиции сообщалось: «Озлобление во всех слоях общества страшное: им пользуются революционеры всех оттенков и склоняют народ вооружаться»[1]. Полным ходом шли грабежи оружейных магазинов, избивали офицеров, на Васильевском острове продолжали строить баррикады. По городу шныряли провокаторы, сыпавшие проклятиями в адрес Царя. Поэт О.Э. Мандельштам писал: «Урок девятого января — цареубийство — настоящий урок трагедии: нельзя жить, если не будет убит Царь».

Николай II понимал, что его министры не только не справились со своей задачей, но и вводили его в заблуждение. Повсюду таилась измена и малодушие, почти в каждом нельзя было быть уверенным полностью. Императрица Александра Феодоровна писала в те дни своей сестре принцессе Виктории Баттенбергской:

«Крест моего бедного Ники очень тяжёл, тем более, что у него нет никого, на кого он мог бы вполне положиться и кто мог бы быть для него реальной помощью. Он пережил много разочарований, но остаётся мужественным и полным веры в Божие милосердие. Он так старается, он работает с таким упорством, но велика нехватка людей, которых я называю “настоящими”».

Это мнение Императрицы находит подтверждение у А.А. Мосолова, когда пишет: «Оскудение в России в эту эпоху государственно мыслящими и работоспособными людьми было прямо катастрофическим. Я помню раз, после одного из посещений императора Вильгельма, Государь рассказал, что Вильгельм ему рекомендовал при назначении всякого лица на высшую должность одновременно вписывать в секретный список лицо, могущее его заменить. При этом Государь выразился так: “Хорошо ему говорить об этом. Когда я, после больших потуг, нахожу лицо, более или менее подходящее на высокий пост, то уже второго никак не найду».

Первым делом Царю надо было избавиться от нелояльных министров и их ставленников, максимально ослабив позиции главного противника — С.Ю. Витте. 11 января вышел Высочайший указ, которым учреждалась должность Санкт-Петербургского генерал-губернатора. Ему подчинялись все местные гражданские управления, учебные заведения, жандармские и полицейские власти, казенные фабрики и заводы. Задачу генерал-губернатора Николай II так и обозначил: «объединить действия по прекращению беспорядков в Петербурге». На должность генерал-губернатора Государь назначил Свиты генерал-майора Д.Ф. Трепова. С.С. Ольденбург характеризовал его как «человека твёрдого, глубоко преданного Государю, обладавшего бесстрашием и здравым смыслом, хотя и мало искушенного в политических вопросах».

11 января Государь принял генерала Д.Ф. Трепова в Царском Селе и долго обсуждал с ним меры по наведению порядка в Петербурге. Д.Ф. Трепов обратился к рабочим, заявив, что они стали 9 января «слепым орудием» в руках «злонамеренных лиц». Трепов заверил, что нужды рабочих «близки сердцу Государя Императора, так же, как и нужды всех его верноподданных», что «министерство финансов готово приступить к разработке закона о дальнейшем сокращении рабочего времени и таких мер, которые бы дали рабочему люду законные способы объявлять и заявлять о своих нуждах».

Участник шествия 9 января, слесарь А.И. Агапов, обращаясь к революционерам, писал:

«Вы обманули нас и сделали рабочих, верноподданных Царя — бунтовщиками. Вы подвели нас под пули намеренно, вы знали, что это будет. Вы знали, что написано в петиции якобы от нашего имени изменником Гапоном и его бандой. А мы не знали, а если бы знали, то не только никуда бы не пошли, но разорвали бы вас в клочья вместе с Гапоном, своими руками».

Действия Градоначальника возымели успех. 12 января, сестра Ленина Е.И. Елизарова с сожалением писала в газету «Вперёд»: «Сегодня настроение, видимо, падает, и город принимает свой обыкновенный вид. Конки пошли почти всюду, газ и электричество горят, многие магазины отбили уже доски, заколоченные окна». Николай II записал в дневнике 12 января: «День относительно прошёл спокойно, были попытки на нескольких фабриках стать на работу». К 18 января полностью возобновил работу Путиловский завод.

Между тем министр финансов В.Н. Коковцов в письме к Николаю II убеждал его: «Внести успокоение в столице и предупредить неизбежное распространение волнений и на другие местности Вашей Империи, может только Державное Слово Вашего Императорского Величества». На этом докладе Государь поставил резолюцию: «Разделяю Ваши мысли».