Санкт-Петербург, 23 декабря – Наша Держава. Красивые и “амюзантные” стороны петербургского высшего света были воспеты графиней М.Э. Клейнмихель в её воспоминаниях. В.П. Мятлев, выдающийся по остроумию и меткости поэт, сам принадлежащий к этому свету, после революции обмолвился крылатым афоризмом, что: “Наши предки Рим спасли, а мы Россию погребли…”.
Само собою разумеется, что и среди “высшего света” встречались светлые и отрадные исключения. К нему принадлежала и графиня Анастасия Васильевна Гендрикова, и князь Василий Александрович Долгорукий, и Илья Леонидович Татищев – разделившие с Царской Семьёй всё заточение и погибшие вместе с Нею. Однако, немногие эти исключения, увы, подтверждали разложение нравов высшего общества.
Рядового дворянства это не касается. В большинстве долг свой оно выполнило. Ко времени революции в руках его оставалось не так уж много земли, чтобы дворян и помещиков считать одним и тем же. Дворянство как бы вернулось к эпохе Петра Первого и опять стало служилым сословием.
“Высший” же свет – дело другое, и роль его в гибели Императорской России очень незавидна.
В “Страницах моей жизни” А.А. Танеевой (Вырубовой), – ныне, если она ещё жива, инокини Марии, – в главе 10 есть достойное особого внимания место:
“… Кроме кутежей, общество развлекалось новым и весьма интересным занятием – распусканием всевозможных сплетен про Государыню Александру Феодоровну. Типичный случай мне рассказала моя сестра. Как-то к ней утром влетела сестра её мужа, Дерфельден, со словами: “Сегодня мы распускаем слухи на заводах, что Императрица спаивает Государя, и все этому верят!” Я рассказываю об этом типичном случае, так как дама эта была весьма близка к Великокняжескому кругу. Говорили, что она присутствовала на ужине в доме Юсуповых в ночь убийства Распутина…”
Вообразите себе эту Великосветскую красавицу в доме Юсуповых в ночь убийства Распутина. Гнуснее и аморальнее картины и представить себе невозможно; равно, как нельзя представить себе ничего аморальнее и циничнее дневника Пуришкевича “Как я убил Распутина” и такой же книги князя Юсупова. Это какая-то развязная, не знающая никакого удержу, похвальба преступников, даже не сознающих всей мерзости своего преступления и нагло возводящих его в степень патриотического подвига.
И в то же время, как, одержимый властью клеветы, Петербург дико бесновался при известии об убийстве Распутина, простой народ отнёсся к этому известию иначе и говорил: “Был при Царе один мужик, и того убили!..” и строго осудил бар за мужицкую кровь.
Не Распутин был злым гением Царской Семьи и России, – злыми гениями оказались именно те, кто клеветал, кт фамилию Распутина избрал канвой, по которой клевета развела самые затейливые узоры в государственном масштабе.
Судебный следователь Временного правительства, прокурор Екатеринославского окружного суда, Руднев, специально назначенный для следствия о Царской Семье и “тёмных силах”, оказавшийся редко честным и порядочным человеком, не нашёл у Распутина никакого состава преступления.
Следствие установило благотворное влияние Распутина на здоровье Наследника Цесаревича Алексея Николаевича, что подтверждали лейб-медик Боткин и В.Н. Деревенко, тоже лечивший Наследника Цесаревича.
Да такого человека надо было всячески охранять и беречь, быть ему без конца благодарным, а не травить и убивать зверским способом.
У себя на родине, в Покровском, Распутин пользовался самой почтенной репутацией. Конокрадом, как взвели на него напраслину в Петербурге, он никогда не был, а в прирождённую его способность лечить и заговаривать кровь слепо верили далеко в Сибири.
Мне лично известны два случая, когда Распутин пытался было вмешаться своим советом в дела государственные. Оба раза его советы – очень удачные – во внимание приняты не были.
Я не помню точно содержание того письма, что Распутин прислал Государю из Покровского перед самым началом Первой Мировой войны. Он заклинал Государя не воевать, в крайнем случае, до тех пор, “пока мы не вооружим воинство и не настроим корабликов”.
Второй случай касается назначения генерала Рузского главнокомандующим Северным фронтом. Рузский, чтобы добиться назначения, решил, на всякий случай, поехать на поклон к Распутину. И вот, что из этого вышло:
Прося Распутина “замолвить за него доброе словечко”, Рузский на прощание поцеловал ему руку.
Мнётся Распутин перед Государем, видно, что хочет сказать что-то особенное.
– Что тебе, Григорий Ефимович?
– Был у меня, Папа, Рузский. Просил меня похлопотать перед Тобою, чтобы Ты назначил его северным полководцем. И даже руку поцеловал. Так вот? не назначай! Если он у меня, мужика, руку поцеловал, низкая душа, стало быть, и человек неверный…
Посмеялся Государь мужицкой смекалке и… назначил Рузского главнокомандующим Северным фронтом, так как на этом назначении настаивал генерал Алексеев. Завлечённый в Псковскую западню, когда генерал-адъютант обернулся перед Ним в генерал-предателя, Государь, вероятно подумал: “а ведь прав был Распутин…”
Так было на самом деле, а великосветский Петербург шипел новой клеветой – Распутин мол, назначает даже и главнокомандующих! Вот, например, Рузский!…
Не менее характерен случай и такой клеветы.
Великосветская компания как-то уговорила Распутина поехать с нею в известное кабаре “Вилла Родэ”. Чтоб не ударить пред такой компанией лицом в грязь, Распутин облачился в полный парад, надел на себя всё, что было у него лучшее: рубашку, вышитую лично Государыней Императрицей в благодарность за спасение жизни Наследника Цесаревича. Чувство благодарностиЦарицы-Матери должно быть всем понятно, а особенно каждой матери.
Рубашкой этой Распутин очень гордился и надевал её в особо торжественных случаях. В Петербурге редко кто не знал про эту рубашку, и по своему обыкновению по этому поводу злобно шипел высший свет.
В “Вилле Родэ” вся компания изрядно подпила. Распутин пил значительно меньше других и только слегка был навеселе. К общему восторгу Распутин прошёлся в присядку – русскую танцевал он действительно бесподобно.
И тут, в этой обстановке, хотя все великолепно знали, в чём дело, то один, то другой спрашивают у Распутина:
– Да и рубашка-ж какая у тебя, Григорий Ефимович! Кто-же тебе вышил такую чудную рубашку?
– Мама! – с благоговением и гордостью отвечал Распутин. Распутин звал Государя “папой”, а Государыню “мамой”.
А на следующий день по Петербургу уже гуляла клевета, что на вопрос, кто вышил рубашку, вдребезги пьяный Распутин якобы ответил: “Сашка!”
Опрошенные участники кутежа показали, что Распутин сказал “мама”, а не “Сашка!” и что очевидно кто-то спьяна дома переврал или прибавил для красного словца.
Третья клевета, к счастью, как-то не сделалась достоянием высшего света, иначе он бы и здесь приложил свой язык. Клевету эту в корне пресёк мудрый и верный товарищ министра внутренних дел князь В.М. Волконский, бывший товарищ председателя 4 Государственной Думы.
Все, кто имел счастье знать, – кажется ныне уже покойного Владимира Михайловича, – знают также, какой это был умница и обаятельный человек, полный тонкого такта и блестящего остроумия. Его все любили. Исключительно к нему относилась и Царская Семья.
– Владимир Михайлович, – говорит Государь Император Волконскому после одного из очередных докладов в Царском Селе, – прошу Вас с Нами позавтракать.
Это был интимный завтрак в тесном семейном кругу. Налицо была вся Царская Семья, и несколько приближённых лиц.
Ещё полный впечатлений от милостивого приёма, Владимир Михайлович возвращается в Петербург и прямо едет в Министерство.
В Министерстве он нашёл одного из высших чинов столичной полиции. Озабоченный вид его сразу бросился в глаза Волконскому.
– Что случилось? – тревожно спросил он.
– Ваше Сиятельство, такой случай, что я прямо не знаю, что делать.
– Что такое?
– Ваше Сиятельство, около одного из отелей сомнительной репутации стоит да стоит вдруг какой-то лехач. Стоять там извозчикам не разрешается. Городовые пробовали было его согнать, а он отказывается. Говорит, что привёз Распутина с одной из Великих Княжён. Собирается толпа, идут толки. Я уже приказал разогнать толпу…
– А лихача Вы арестовали?
– Никак нет, Ваше Сиятельство…
– Вы изменник? – сам не свой, повысил голос Волконский. – Я только что из Царского Села. Видел всех Великих Княжён, завтракал, говорил с Ними, ни одна из Них никуда сегодня не выезжала… Немедленно арестовать лихача, или я отдам Вас под суд! Тотчас-же мне донести.
Лихача, разумеется, давно и след простыл, но его таки нашли. При дознании он показал, что его наняли два каких-то господина, дали пятьдесят рублей, приказали стать у отеля и говорить всем, что приехал с Великой Княжной и Распутиным. Ни Великой же Княжны, ни Распутина вообще не было.
Царская полиция была поставлена как следует. Установила она, кто были и эти два господина. Но тут получился совершенно невероятный камуфлет: оба они оказались членами Государственной Думы, принадлежавшими к левой фракции. Арестовать их не представлялось возможным, в силу неприкосновенности личности членов государственной Думы. О выдаче их нужно было вносить особое требование в Государственную Думу, которое подлежало обсуждению в пленарном заседании. Можно себе представить, какая бы в этом случае поднялась свистопляска “народных представителей” этих. Полиция всё же взяла их на особый учёт – единственное, что она могла сделать. Вышеописанный случай полностью подтверждался последним директором департамента полиции А.Т. Васильевым.
В декабре 1916 года, при убийстве Распутина, член Государственной Думы В.М. Пуришкевич, полностью использовал право своей депутатской неприкосновенности и преспокойно уехал на фронт.
В феврале 1917 года департамент полиции, доложил Его Величеству о назревшем против Него заговоре в Государственной Думе, просил о разрешении арестовать некоторых её членов. Государь Император отказал, ответив, что Он не может нарушить закон и приказал дело это отложить на некоторое время.
Приведённые нами случаи клеветы на Царскую Семью, разумеется, не являются единственными. Клеветы было такое множество, что потребовались бы целые тома, чтобы описать наиболее характерные из них.
– Calomniez, calomniez, il ne restera toujours quelque chose! – учил некогда один из творцов французской революции, Вейсгаупт.
Так было и с Царской Семьёй. Сейчас Екатеринбургские Мученики сияют нетленным блеском Своего жертвенного подвига и белоснежной чистоты. Бог обратил клевету на Них к славе Их долготерпения.
Запись Царя-Мученика в Своём дневнике неполна. Он упустил одно зловещее слово: клевета! Запись должна была бы гласить:
– Кругом клевета, измена, трусость и обман!
Тогда она была бы исчерпывающей.
Р.О.Н.
(источник: газета “Наша Страна”, Буэнос-Айрес, 26 ноября 1949 г. №32, стр. 6)
Читать по теме: “Очень важно исполнить волю нашего Царя Николая”
Умную газету издавал Солоневич. К счастью, она выходит до сих пор