страны и исключить из нее нынешнее положение о приоритете международного
права над национальным.
закреплен приоритет международного права над национальным. На протяжении
многих лет главенство международного права в нашей стране
рассматривалось как незыблемое достижение. Целое поколение юристов да и
простых граждан фактически выросло на осознании этого. А вы предлагаете
пересмотреть этот принцип. Чем же он так плох?
Александр Бастрыкин: Соглашусь с вами в том, что установление примата
международного права еще при принятии Конституции РФ 1993 года нам умело
преподнесли как базовую конституционную ценность правового государства
советники из США.
Смешно сказать, но в докладе о проекте конституции, который был
опубликован в «Российской газете» в 1993 году, с гордостью
подчеркивалось, что ее положения прошли экспертизу за рубежом.
Но все годы принцип верховенства международного права был настолько
абсолютизирован, что вопрос о его пересмотре не поднимался ни в
отечественной законотворческой деятельности, ни даже в науке, которая
априори должна ставить под сомнение всё.
Александр Бастрыкин: За рубежом этот вопрос никогда не решался
однозначно. Если мы обратимся к теоретической основе этой проблемы, то
увидим преобладание как крайне радикальных, так и умеренных взглядов.
Например, сторонники идеи примата внутригосударственного права ( Цорн,
Даневский, Кауфман и другие), основоположником которой традиционно
считают Гегеля, признавали лишь абсолютный суверенитет государства, а
противоречащие ему нормы международного права — юридически ничтожными.
Бастрыкин предлагает вписать в Конституцию положение о главенстве национального права
Последователи противоположного течения (Кельзен, Лаутерпахт, Руссо,
Джессеп, Ссель) исходили из полного подчинения национального права
международному. Ими существенно занижалась, а то и вообще отрицалась
роль суверенитета государства. Предполагалось, что в условиях
ограничения независимости страны будут объединяться и в итоге
превратятся в единое высшее надгосударственное образование.
Эти идеи позже легли в основу происходившей на рубеже конца XX века
глобализации Европы. Именно на этих идеях американские ученые после
Второй мировой войны обосновали теорию полного отказа от
государственного суверенитета и создания мирового государства и мирового
права.
Как писали ее основоположники М. Макдугал и М. Райзман, мировое
государство будет преследовать двоякую цель: образование всеобщего
правопорядка для обеспечения прав человека и пресечение попыток создания
тоталитарных государств.
Но это все чистая теория, а как дела обстоят на практике?
Александр Бастрыкин: Доктрина мирового государства и права, а также
отказа от национального суверенитета, брошенная на благодатную почву
идеологии борьбы с фашизмом и тоталитаризмом, после Второй мировой войны
была быстро подхвачена американскими властями и фактически
насильственно насаждена странам, потерпевшим поражение в войне, —
Германии, Италии, Японии.
В последующем уже на волне процессов евроинтеграции и глобализации эти
идеи, которые к тому времени прижились в Европе и на которых выросло
целое поколение, были провозглашены как ценности и начали активно
распространяться в некоторых других европейских странах.
В результате произошло то, что Председатель Конституционного суда
Валерий Дмитриевич Зорькин очень точно назвал девальвацией, то есть
обесцениванием национального права по отношению к праву международному.
А почему вы думаете, что эта идеология была именно навязана США другим странам?
Александр Бастрыкин: Если мы обратимся к статье 6 Конституции США, то
увидим, что международный договор и внутренний федеральный закон
обладают одинаковой юридической силой.
При этом американская конституционно-правовая доктрина разделяет
международные договоры на самоисполнимые (реализация которых не требует
изменения национального законодательства) и несамоисполнимые (которые
предполагают изменение внутреннего законодательства).
В случае, когда нормы международных договоров несамоисполнимы, они
вообще не могут применяться до тех пор, пока не будут имплементированы,
то есть трансформированы и внесены в национальное законодательство через
законодательный процесс. То есть вопрос о противоречии между ними и
национальным статутным правом даже не возникает.
В случае конкуренции норм самоисполнимого международного договора и
внутреннего американского закона с учетом их равной юридической силы
применяется тот акт, который был издан позже.
Таким образом, американские власти могут с легкостью прекратить
юридическое действие международного права, просто издав не
соответствующий ему внутренний закон.
При этом формально государство остается участником международного договора.
Американские власти могут с легкостью прекратить юридическое действие
международного права, просто издав не соответствующий ему внутренний
закон
Вопрос о противоречии между нормами международного общего права и
национального законодательства в Конституции США вообще не
регламентируется. Он отдан на откуп судебной власти и очень гибко
решается с учетом национальных интересов.
Если же обратиться непосредственно к международно-правовым
обязательствам США, то они по-прежнему сводятся к участию лишь в трех из
девяти международных актах по защите прав человека (Конвенция о
ликвидации всех форм расовой дискриминации 1965 г., Международный пакт о
гражданских и политических правах 1966 г. и Конвенция против пыток…
1984 г.).
То есть американские власти не спешат ограничивать свой суверенитет международными обязательствами.
закреплен приоритет международного права над национальным. На протяжении
многих лет главенство международного права в нашей стране
рассматривалось как незыблемое достижение. Целое поколение юристов да и
простых граждан фактически выросло на осознании этого. А вы предлагаете
пересмотреть этот принцип. Чем же он так плох?
Александр Бастрыкин: Соглашусь с вами в том, что установление примата
международного права еще при принятии Конституции РФ 1993 года нам умело
преподнесли как базовую конституционную ценность правового государства
советники из США.
Смешно сказать, но в докладе о проекте конституции, который был
опубликован в «Российской газете» в 1993 году, с гордостью
подчеркивалось, что ее положения прошли экспертизу за рубежом.
Но все годы принцип верховенства международного права был настолько
абсолютизирован, что вопрос о его пересмотре не поднимался ни в
отечественной законотворческой деятельности, ни даже в науке, которая
априори должна ставить под сомнение всё.
Александр Бастрыкин: За рубежом этот вопрос никогда не решался
однозначно. Если мы обратимся к теоретической основе этой проблемы, то
увидим преобладание как крайне радикальных, так и умеренных взглядов.
Например, сторонники идеи примата внутригосударственного права ( Цорн,
Даневский, Кауфман и другие), основоположником которой традиционно
считают Гегеля, признавали лишь абсолютный суверенитет государства, а
противоречащие ему нормы международного права — юридически ничтожными.
Бастрыкин предлагает вписать в Конституцию положение о главенстве национального права
Последователи противоположного течения (Кельзен, Лаутерпахт, Руссо,
Джессеп, Ссель) исходили из полного подчинения национального права
международному. Ими существенно занижалась, а то и вообще отрицалась
роль суверенитета государства. Предполагалось, что в условиях
ограничения независимости страны будут объединяться и в итоге
превратятся в единое высшее надгосударственное образование.
Эти идеи позже легли в основу происходившей на рубеже конца XX века
глобализации Европы. Именно на этих идеях американские ученые после
Второй мировой войны обосновали теорию полного отказа от
государственного суверенитета и создания мирового государства и мирового
права.
Как писали ее основоположники М. Макдугал и М. Райзман, мировое
государство будет преследовать двоякую цель: образование всеобщего
правопорядка для обеспечения прав человека и пресечение попыток создания
тоталитарных государств.
Но это все чистая теория, а как дела обстоят на практике?
Александр Бастрыкин: Доктрина мирового государства и права, а также
отказа от национального суверенитета, брошенная на благодатную почву
идеологии борьбы с фашизмом и тоталитаризмом, после Второй мировой войны
была быстро подхвачена американскими властями и фактически
насильственно насаждена странам, потерпевшим поражение в войне, —
Германии, Италии, Японии.
В последующем уже на волне процессов евроинтеграции и глобализации эти
идеи, которые к тому времени прижились в Европе и на которых выросло
целое поколение, были провозглашены как ценности и начали активно
распространяться в некоторых других европейских странах.
В результате произошло то, что Председатель Конституционного суда
Валерий Дмитриевич Зорькин очень точно назвал девальвацией, то есть
обесцениванием национального права по отношению к праву международному.
А почему вы думаете, что эта идеология была именно навязана США другим странам?
Александр Бастрыкин: Если мы обратимся к статье 6 Конституции США, то
увидим, что международный договор и внутренний федеральный закон
обладают одинаковой юридической силой.
При этом американская конституционно-правовая доктрина разделяет
международные договоры на самоисполнимые (реализация которых не требует
изменения национального законодательства) и несамоисполнимые (которые
предполагают изменение внутреннего законодательства).
В случае, когда нормы международных договоров несамоисполнимы, они
вообще не могут применяться до тех пор, пока не будут имплементированы,
то есть трансформированы и внесены в национальное законодательство через
законодательный процесс. То есть вопрос о противоречии между ними и
национальным статутным правом даже не возникает.
В случае конкуренции норм самоисполнимого международного договора и
внутреннего американского закона с учетом их равной юридической силы
применяется тот акт, который был издан позже.
Таким образом, американские власти могут с легкостью прекратить
юридическое действие международного права, просто издав не
соответствующий ему внутренний закон.
При этом формально государство остается участником международного договора.
Американские власти могут с легкостью прекратить юридическое действие
международного права, просто издав не соответствующий ему внутренний
закон
Вопрос о противоречии между нормами международного общего права и
национального законодательства в Конституции США вообще не
регламентируется. Он отдан на откуп судебной власти и очень гибко
решается с учетом национальных интересов.
Если же обратиться непосредственно к международно-правовым
обязательствам США, то они по-прежнему сводятся к участию лишь в трех из
девяти международных актах по защите прав человека (Конвенция о
ликвидации всех форм расовой дискриминации 1965 г., Международный пакт о
гражданских и политических правах 1966 г. и Конвенция против пыток…
1984 г.).
То есть американские власти не спешат ограничивать свой суверенитет международными обязательствами.
А в каких еще странах не действует принцип верховенства международного права?
Александр Бастрыкин: В Великобритании, а также иных странах
англо-саксонского права, конституции которых близки к описанной мной
американской модели.
В конституциях Норвегии, Финляндии, Швеции говорится о том, что нормы
международного права для приобретения юридической силы обязательно
должны быть имплементированы в национальное законодательство, а до этого
приоритет имеет национальное законодательство.
В конституции Дании, Исландии этот вопрос вообще не урегулирован, но,
как следует из отдельных конституционных положений, правовое
регулирование ряда вопросов может осуществляться только национальным
законом.
Приоритет национального права установлен в Бразилии, Индии, КНДР.
Существуют ли какие-то особенности действия принципа приоритета
международного права в странах, где он все же прописан в конституции?
Александр Бастрыкин: Даже в этих странах нормы международного права не применяются вслепую.
Как правило, в них предусмотрена предварительная проверка ратифицируемых
и подписываемых актов международного права на предмет их соответствия
национальным конституциям. Обычно такую предварительную оценку дает
Конституционный суд. Это сводит к минимуму последующее возникновение
противоречий с национальным законодательством.
Например, подобная процедура осуществляется во Франции, Венгрии, Италии, Болгарии, Испании, Румынии.
Если все так неоднозначно, то какие все-таки, по вашему мнению, должны
быть критерии, определяющие соотношение международного и национального
права?
Александр Бастрыкин: Критерии, наверное, должны определяться
исключительно положением государства на мировой политической арене, а
также его стратегическими и геополитическими интересами.
Право не может существовать само собой, то есть ради права. Это
инструмент воздействия, который наполнен определенным идеологическим
содержанием — правовой идеей, которая, однако, всегда носит прикладной
характер.
Геополитические, стратегические, экономические интересы и даже отдельные
мировоззренческие основы в разных странах могут не совпадать.
Причем попытки внедрить в государства чуждые им ценности посредством
международного права, как показал опыт, зачастую приводят не к единению
государств, а к еще большим противоречиям.
Посмотрите на «единую» Европу. Стала ли она процветающим «государством»
после глобализации? Многими даже европейскими политическими деятелями
отмечается, что в силу раздирающих ее противоречий этот процесс плавно
перетекает в открытое противостояние, где господствующая воля одних
(Германия, Франция) навязывается другим. Кроме того, несовместимость
исторически сформировавшихся национальных культур и традиций приводит к
деградации нравственных ценностей.
Это звучит как покушение на интеграцию.
Александр Бастрыкин: Не поймите меня неправильно. Я не против
интеграции, но она должна осуществляться не механически, а на основе
стратегических интересов государств и с учетом их национальных,
исторических и других особенностей, уважая их, а не подавляя посредством
международного права.
Давайте по пунктам, что конкретно вы имеете в виду?
Александр Бастрыкин: Это и повсеместное внедрение в законодательство
стран Европы (а по сути, навязывание) разрешения на однополые браки, и
легализация «легких» наркотиков, что осуществляется под видом
обеспечения прав человека, и другие идеи, которые просто разрушают
отдельные европейские страны.
Поэтому есть все основания утверждать, что понятие «национальный
суверенитет», основанный на геополитических, экономических и, если
хотите, даже исторических и мировоззренческих предпосылках, — это не
пустой звук.
Доктрина мирового государства и права была подхвачена властями США и
насильственно насажена странам, потерпевшим поражение в войне, —
Германии, Италии, Японии
Наверное, мы еще не «доросли» до отказа от него в пользу так называемых
мирового государства и мирового права, так яро пропагандируемых
американскими властями.
Внедрять эти ценности у себя в стране американцы не спешат. Почему-то от этих «высоких материй» пока страдает только Европа.
А кроме того, понимание сути принципов международного права
деформировалось на фоне политической эскалации. Они активно используются
США, а вслед за ними и странами Евросоюза для реализации собственных
военных и других геополитических интересов, направленных на ослабление
России, недопущение создания у нас юридических основ для противодействия
санкциям и другим мерам, принятым против нас.
Ангажированы и Европейский суд по правам человека, и другие международные судебные органы.
Они, используя прецедентное право (то есть порядок, при котором по
усмотрению суда в основу решения может быть положено другое решение,
принятое по аналогичному делу, а может быть создан новый судебный
прецедент, противоречащий ранее вынесенным) и откровенно схоластические
приемы, односторонне и искаженно применяют положения международных
актов.
Прав был уважаемый мной председатель Конституционного суда Валерий
Дмитриевич Зорькин, когда утверждал, что чрезмерное использование у нас
институтов международного правосудия может привести к тому, что такое
правосудие становится не международным судейским арбитром, а механизмом в
руках какой-либо сверхдержавы или группы сильных государств, особо
подчеркивая роль в этом процессе США.
А можете для наглядности сказанного привести пример?
Александр Бастрыкин: Возьму одно из последних — дело «Катан и другие против Молдавии и России».
По нему Европейский суд по правам человека признал Россию виновной в
нарушении прав 170 граждан Молдовы посредством упразднения в
Приднестровье школ, где обучение шло на молдавском языке.
При этом суд, указав на то, что Молдавия не контролирует эти территории,
освободил ее от ответственности. По мнению ЕСПЧ, именно Россия, которая
фактически контролирует их, виновна в нарушении прав.
Не хотелось бы, чтобы этот судебный прецедент, основанный на
сформулированном в решении ЕСПЧ принципе «фактического контроля
территории», был использован для оказания давления на Россию в связи с
украинским конфликтом.
Здесь действительно необходимо поставить какие-то правовые барьеры на
пути подобным ангажированным решениям, обеспечив стратегические интересы
России и суверенитет.
Поэтому отказ от приоритета международного права и его автоматической
имплементации в национальное законодательство становится вопросом
обеспечения нашего суверенитета, причем не только правового, но и
экономического, политического и в целом — государственного. Потому что
все эти сферы регламентируются правом.
В ограничении суверенитета России международным правом вы усмотрели правовую диверсию. Неужели все настолько серьезно?
Александр Бастрыкин: Не секрет, что Конституция РФ разрабатывалась и
проходила экспертизу при активном участии американских и западных
представителей.
Мне думается, что именно под их влиянием положения о принципе
автоматической имплементации норм международного права в российскую
правовую систему и о приоритете первых оказались включенными в главу
«Основы конституционного строя».
Даже беглый анализ этих принципов позволяет сделать вывод о том, что им
не место в указанной главе, так как они не определяют непосредственно
конституционного строя государства.
А все это делалось для того, чтобы придать этим принципам незыблемую
юридическую силу, я бы сказал, искусственно вцементировать их в
фундамент основ нашей государственности. Ведь согласно статье 135
Конституции положения данной главы могут быть пересмотрены только
Конституционным Собранием, созываемым на основании специального
федерального конституционного закона.
Собрание либо признает неизменность Конституции, либо готовит и абсолютным большинством голосов принимает новую Конституцию.
Вот в этом и заключалась, на мой взгляд, правовая диверсия.
Кроме того, закон о Конституционном Собрании до настоящего времени еще не принят.
Поэтому считаю, что пора его подготовить, чтобы иметь необходимый
механизм для обеспечения государственных интересов. Помимо положений о
приоритете международного права можно было бы подкорректировать и ряд
других конституционных положений с учетом более чем 20-летнего действия
нашей Конституции.
Какие же поправки вы предлагаете внести в саму Конституцию?
Александр Бастрыкин: Первое — исключить из нее положения, согласно
которым международное право составляет неотъемлемую часть правовой
системы Российской Федерации, и закрепить в ней приоритет национального
законодательства.
Второе — наделить Конституционный суд Российской Федерации правом
проверки конституционности положений международного права, а также того
толкования, которое было придано им при разрешении дела международной
судебной инстанцией в отношении прав и законных интересов Российской
Федерации.
Если при этом будет признано противоречие между нормами международного
права и Конституции Российской Федерации, то Государственная Дума будет
обязана денонсировать международный договор (в полном объеме или в
части), внести изменения в национальное законодательство, которое было
принято для имплементации нормы международного права, либо принять иные
меры, направленные на устранение противоречий.
В связи с этим предложением хотелось бы сказать несколько слов о недавно
ушедшем от нас на 69-м году жизни руководителе Главного
организационно-инспекторского управления Следственного комитета РФ
генерал-полковнике юстиции Анатолии Павловиче Короткове.
Мы с ним и разрабатывали эту, как я считаю, столь актуальную идею укрепления суверенитета нашего государства в правовом поле.
Коротков был поистине мужественный и честный человек, высококлассный
юрист старой гвардии. И именно благодаря его активной жизненной позиции
реализованы многие законодательные инициативы Следственного комитета.
Анатолий Павлович скончался 24 марта 2015 года, практически находясь на
боевом посту, стараясь как настоящий русский офицер до конца быть
полезным людям и обществу.
И лучшей памятью об Анатолии Павловиче Короткове могло бы стать
воплощение в жизнь тех важных для страны наработок, которые пока еще не
реализованы.
В своем выступлении на итоговой коллегии Следственного комитета вы также
упомянули о других проблемах международного права, которые нуждаются в
корректировке. Можете более подробно остановиться на них?
Александр Бастрыкин: Далеки от совершенства и существующие правовые
механизмы в области экстерриториального уголовного преследования
компетентными правоохранительными органами России лиц, совершающих
военные и другие преступления против интересов России за рубежом.
Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации регламентирует лишь
порядок направления международного запроса о правовой помощи. В то время
как в отдельных случаях возникает потребность и в производстве
российскими следственными органами ряда следственных действий или даже
предварительного расследования в целом на территории иностранного
государства.
Кроме того, требует решения вопрос о судебном органе, уполномоченном разрешать подобные уголовные дела.
Так, дело о фактах военных преступлений, совершенных на территории Южной
Осетии, не было принято к производству ни одной международной судебной
инстанцией.
В случае отсутствия безотлагательных мер подобная неблагоприятная
ситуация может сложиться и по уголовным делам о военных преступлениях,
совершенных на территории Донецка и Луганска.
Вы предлагаете создать международный суд по примеру Югославии?
Александр Бастрыкин: Ну почему же, есть действующие международные
судебные органы. Например, Международный уголовный суд, учрежденный на
основе Римского статута от 17 июля 1998 года, который не входит в состав
ООН.
Российская Федерация подписала данный статут, однако не ратифицировала его, вследствие чего не является его участником.
Поэтому надо тщательно изучить вопрос либо о вхождении в состав
какого-либо действующего суда, либо о создании нового международного
судебного органа, уполномоченного рассматривать дела о воинских
преступлениях.
Александр Иванович, вы верите, что все эти предложения будут
реализованы? Особенно, если учесть, насколько фундаментальный характер
они носят и какое сопротивление вызовут в определенных кругах общества?
Александр Бастрыкин: Я понимаю, с какими сложностями нам придется столкнуться.
Но в это непростое время российское общество консолидировалось как
никогда ранее, а главное, в нем возникло осознание того, что
конституционно-правовая реформа назрела.
И поэтому я верю в то, что последовательно, шаг за шагом эти идеи все же
воплотятся в жизнь в интересах обеспечения и защиты нашего суверенитета
и процветания.
Александр Бастрыкин: Даже в этих странах нормы международного права не применяются вслепую.
Как правило, в них предусмотрена предварительная проверка ратифицируемых
и подписываемых актов международного права на предмет их соответствия
национальным конституциям. Обычно такую предварительную оценку дает
Конституционный суд. Это сводит к минимуму последующее возникновение
противоречий с национальным законодательством.
Например, подобная процедура осуществляется во Франции, Венгрии, Италии, Болгарии, Испании, Румынии.
Если все так неоднозначно, то какие все-таки, по вашему мнению, должны
быть критерии, определяющие соотношение международного и национального
права?
Александр Бастрыкин: Критерии, наверное, должны определяться
исключительно положением государства на мировой политической арене, а
также его стратегическими и геополитическими интересами.
Право не может существовать само собой, то есть ради права. Это
инструмент воздействия, который наполнен определенным идеологическим
содержанием — правовой идеей, которая, однако, всегда носит прикладной
характер.
Геополитические, стратегические, экономические интересы и даже отдельные
мировоззренческие основы в разных странах могут не совпадать.
Причем попытки внедрить в государства чуждые им ценности посредством
международного права, как показал опыт, зачастую приводят не к единению
государств, а к еще большим противоречиям.
Посмотрите на «единую» Европу. Стала ли она процветающим «государством»
после глобализации? Многими даже европейскими политическими деятелями
отмечается, что в силу раздирающих ее противоречий этот процесс плавно
перетекает в открытое противостояние, где господствующая воля одних
(Германия, Франция) навязывается другим. Кроме того, несовместимость
исторически сформировавшихся национальных культур и традиций приводит к
деградации нравственных ценностей.
Это звучит как покушение на интеграцию.
Александр Бастрыкин: Не поймите меня неправильно. Я не против
интеграции, но она должна осуществляться не механически, а на основе
стратегических интересов государств и с учетом их национальных,
исторических и других особенностей, уважая их, а не подавляя посредством
международного права.
Давайте по пунктам, что конкретно вы имеете в виду?
Александр Бастрыкин: Это и повсеместное внедрение в законодательство
стран Европы (а по сути, навязывание) разрешения на однополые браки, и
легализация «легких» наркотиков, что осуществляется под видом
обеспечения прав человека, и другие идеи, которые просто разрушают
отдельные европейские страны.
Поэтому есть все основания утверждать, что понятие «национальный
суверенитет», основанный на геополитических, экономических и, если
хотите, даже исторических и мировоззренческих предпосылках, — это не
пустой звук.
Доктрина мирового государства и права была подхвачена властями США и
насильственно насажена странам, потерпевшим поражение в войне, —
Германии, Италии, Японии
Наверное, мы еще не «доросли» до отказа от него в пользу так называемых
мирового государства и мирового права, так яро пропагандируемых
американскими властями.
Внедрять эти ценности у себя в стране американцы не спешат. Почему-то от этих «высоких материй» пока страдает только Европа.
А кроме того, понимание сути принципов международного права
деформировалось на фоне политической эскалации. Они активно используются
США, а вслед за ними и странами Евросоюза для реализации собственных
военных и других геополитических интересов, направленных на ослабление
России, недопущение создания у нас юридических основ для противодействия
санкциям и другим мерам, принятым против нас.
Ангажированы и Европейский суд по правам человека, и другие международные судебные органы.
Они, используя прецедентное право (то есть порядок, при котором по
усмотрению суда в основу решения может быть положено другое решение,
принятое по аналогичному делу, а может быть создан новый судебный
прецедент, противоречащий ранее вынесенным) и откровенно схоластические
приемы, односторонне и искаженно применяют положения международных
актов.
Прав был уважаемый мной председатель Конституционного суда Валерий
Дмитриевич Зорькин, когда утверждал, что чрезмерное использование у нас
институтов международного правосудия может привести к тому, что такое
правосудие становится не международным судейским арбитром, а механизмом в
руках какой-либо сверхдержавы или группы сильных государств, особо
подчеркивая роль в этом процессе США.
А можете для наглядности сказанного привести пример?
Александр Бастрыкин: Возьму одно из последних — дело «Катан и другие против Молдавии и России».
По нему Европейский суд по правам человека признал Россию виновной в
нарушении прав 170 граждан Молдовы посредством упразднения в
Приднестровье школ, где обучение шло на молдавском языке.
При этом суд, указав на то, что Молдавия не контролирует эти территории,
освободил ее от ответственности. По мнению ЕСПЧ, именно Россия, которая
фактически контролирует их, виновна в нарушении прав.
Не хотелось бы, чтобы этот судебный прецедент, основанный на
сформулированном в решении ЕСПЧ принципе «фактического контроля
территории», был использован для оказания давления на Россию в связи с
украинским конфликтом.
Здесь действительно необходимо поставить какие-то правовые барьеры на
пути подобным ангажированным решениям, обеспечив стратегические интересы
России и суверенитет.
Поэтому отказ от приоритета международного права и его автоматической
имплементации в национальное законодательство становится вопросом
обеспечения нашего суверенитета, причем не только правового, но и
экономического, политического и в целом — государственного. Потому что
все эти сферы регламентируются правом.
В ограничении суверенитета России международным правом вы усмотрели правовую диверсию. Неужели все настолько серьезно?
Александр Бастрыкин: Не секрет, что Конституция РФ разрабатывалась и
проходила экспертизу при активном участии американских и западных
представителей.
Мне думается, что именно под их влиянием положения о принципе
автоматической имплементации норм международного права в российскую
правовую систему и о приоритете первых оказались включенными в главу
«Основы конституционного строя».
Даже беглый анализ этих принципов позволяет сделать вывод о том, что им
не место в указанной главе, так как они не определяют непосредственно
конституционного строя государства.
А все это делалось для того, чтобы придать этим принципам незыблемую
юридическую силу, я бы сказал, искусственно вцементировать их в
фундамент основ нашей государственности. Ведь согласно статье 135
Конституции положения данной главы могут быть пересмотрены только
Конституционным Собранием, созываемым на основании специального
федерального конституционного закона.
Собрание либо признает неизменность Конституции, либо готовит и абсолютным большинством голосов принимает новую Конституцию.
Вот в этом и заключалась, на мой взгляд, правовая диверсия.
Кроме того, закон о Конституционном Собрании до настоящего времени еще не принят.
Поэтому считаю, что пора его подготовить, чтобы иметь необходимый
механизм для обеспечения государственных интересов. Помимо положений о
приоритете международного права можно было бы подкорректировать и ряд
других конституционных положений с учетом более чем 20-летнего действия
нашей Конституции.
Какие же поправки вы предлагаете внести в саму Конституцию?
Александр Бастрыкин: Первое — исключить из нее положения, согласно
которым международное право составляет неотъемлемую часть правовой
системы Российской Федерации, и закрепить в ней приоритет национального
законодательства.
Второе — наделить Конституционный суд Российской Федерации правом
проверки конституционности положений международного права, а также того
толкования, которое было придано им при разрешении дела международной
судебной инстанцией в отношении прав и законных интересов Российской
Федерации.
Если при этом будет признано противоречие между нормами международного
права и Конституции Российской Федерации, то Государственная Дума будет
обязана денонсировать международный договор (в полном объеме или в
части), внести изменения в национальное законодательство, которое было
принято для имплементации нормы международного права, либо принять иные
меры, направленные на устранение противоречий.
В связи с этим предложением хотелось бы сказать несколько слов о недавно
ушедшем от нас на 69-м году жизни руководителе Главного
организационно-инспекторского управления Следственного комитета РФ
генерал-полковнике юстиции Анатолии Павловиче Короткове.
Мы с ним и разрабатывали эту, как я считаю, столь актуальную идею укрепления суверенитета нашего государства в правовом поле.
Коротков был поистине мужественный и честный человек, высококлассный
юрист старой гвардии. И именно благодаря его активной жизненной позиции
реализованы многие законодательные инициативы Следственного комитета.
Анатолий Павлович скончался 24 марта 2015 года, практически находясь на
боевом посту, стараясь как настоящий русский офицер до конца быть
полезным людям и обществу.
И лучшей памятью об Анатолии Павловиче Короткове могло бы стать
воплощение в жизнь тех важных для страны наработок, которые пока еще не
реализованы.
В своем выступлении на итоговой коллегии Следственного комитета вы также
упомянули о других проблемах международного права, которые нуждаются в
корректировке. Можете более подробно остановиться на них?
Александр Бастрыкин: Далеки от совершенства и существующие правовые
механизмы в области экстерриториального уголовного преследования
компетентными правоохранительными органами России лиц, совершающих
военные и другие преступления против интересов России за рубежом.
Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации регламентирует лишь
порядок направления международного запроса о правовой помощи. В то время
как в отдельных случаях возникает потребность и в производстве
российскими следственными органами ряда следственных действий или даже
предварительного расследования в целом на территории иностранного
государства.
Кроме того, требует решения вопрос о судебном органе, уполномоченном разрешать подобные уголовные дела.
Так, дело о фактах военных преступлений, совершенных на территории Южной
Осетии, не было принято к производству ни одной международной судебной
инстанцией.
В случае отсутствия безотлагательных мер подобная неблагоприятная
ситуация может сложиться и по уголовным делам о военных преступлениях,
совершенных на территории Донецка и Луганска.
Вы предлагаете создать международный суд по примеру Югославии?
Александр Бастрыкин: Ну почему же, есть действующие международные
судебные органы. Например, Международный уголовный суд, учрежденный на
основе Римского статута от 17 июля 1998 года, который не входит в состав
ООН.
Российская Федерация подписала данный статут, однако не ратифицировала его, вследствие чего не является его участником.
Поэтому надо тщательно изучить вопрос либо о вхождении в состав
какого-либо действующего суда, либо о создании нового международного
судебного органа, уполномоченного рассматривать дела о воинских
преступлениях.
Александр Иванович, вы верите, что все эти предложения будут
реализованы? Особенно, если учесть, насколько фундаментальный характер
они носят и какое сопротивление вызовут в определенных кругах общества?
Александр Бастрыкин: Я понимаю, с какими сложностями нам придется столкнуться.
Но в это непростое время российское общество консолидировалось как
никогда ранее, а главное, в нем возникло осознание того, что
конституционно-правовая реформа назрела.
И поэтому я верю в то, что последовательно, шаг за шагом эти идеи все же
воплотятся в жизнь в интересах обеспечения и защиты нашего суверенитета
и процветания.
