Москва, 11 октября — Наша Держава. Председатель Конституционного Суда Валерий Зорькин опубликовал в
«Российской газете» пространную статью «Буква и дух Конституции». В ней
он призвал к развитию правового потенциала Конституции. Есть ли в
современной Конституции потенциал развития, и отвечает ли она
особенностям развития России?
«Российской газете» пространную статью «Буква и дух Конституции». В ней
он призвал к развитию правового потенциала Конституции. Есть ли в
современной Конституции потенциал развития, и отвечает ли она
особенностям развития России?
Серьезный разговор об Основном Законе страны, о Конституции, начатый
или предложенный обществу к обсуждению председателем Конституционного
Суда, более чем важен.
Общий посыл статьи Валерия Зорькина, что «изменить структуру жизни с
помощью одних лишь юридических решений — это наивный идеализм» и что
«правовой потенциал Конституции» нужно развивать, вполне логичен для
одного из глав судебной ветви власти в нашей Федерации.
За последние сто республиканских лет мы имели уже пять Конституций
(1918-го, 1924-го, 1936-го, 1977-го и 1993-го годов). Их смена была
абсолютно безболезненна в нашем обществе и отражала в основном правовые
социалистические или либеральные мировоззренческие установки.
В этом году будет своеобразный юбилей, 25 лет принятия Конституции РФ. В
наших реалиях конституции живут недолго, от 6 лет до 31 года. Так что
современную конституцию можно считать почти за долгожителя.
Современная «Конституция, — утверждает Валерий Зорькин, — важнейший
фактор поддержки и укрепления национальной идентичности, обусловленной
историческими, социокультурными и геополитическими особенностями
развития России».
Так ли это? Особенно в части «укрепления национальной идентичности,
обусловленной историческими, социокультурными и
геополитическимиособенностями развития России»?
Нужно ли её менять? Или действующий Основной Закон можно
усовершенствовать? И как это видится председателю Конституционного Суда?
или предложенный обществу к обсуждению председателем Конституционного
Суда, более чем важен.
Общий посыл статьи Валерия Зорькина, что «изменить структуру жизни с
помощью одних лишь юридических решений — это наивный идеализм» и что
«правовой потенциал Конституции» нужно развивать, вполне логичен для
одного из глав судебной ветви власти в нашей Федерации.
За последние сто республиканских лет мы имели уже пять Конституций
(1918-го, 1924-го, 1936-го, 1977-го и 1993-го годов). Их смена была
абсолютно безболезненна в нашем обществе и отражала в основном правовые
социалистические или либеральные мировоззренческие установки.
В этом году будет своеобразный юбилей, 25 лет принятия Конституции РФ. В
наших реалиях конституции живут недолго, от 6 лет до 31 года. Так что
современную конституцию можно считать почти за долгожителя.
Современная «Конституция, — утверждает Валерий Зорькин, — важнейший
фактор поддержки и укрепления национальной идентичности, обусловленной
историческими, социокультурными и геополитическими особенностями
развития России».
Так ли это? Особенно в части «укрепления национальной идентичности,
обусловленной историческими, социокультурными и
геополитическимиособенностями развития России»?
Нужно ли её менять? Или действующий Основной Закон можно
усовершенствовать? И как это видится председателю Конституционного Суда?
Нужна ли нам система сдержек и противовесов для президента?
«У нашей Конституции есть недостатки», — говорит уважаемый судья. И тут же перечисляет несколько основных.
Первым недостатком Валерий Зорькин называет отсутствие в современной
Конституции «должного баланса в системе сдержек и противовесов, крен в
пользу исполнительной ветви власти, недостаточную четкость в
распределении полномочий между президентом и правительством».
Эта одна из основных догм либерально-демократической правовой мысли.
Уйдя от единства Верховной монархической власти, все республиканские
конституции убеждены, что в каждой стране власть должна представлять
собой три независимые друг от друга ветви: исполнительную,
законодательную и судебную.
Подобное убеждение имеет своим корнем понимание того, что
демократическая Верховная власть — народ — в реальной жизни править и
управлять ничем не может. А потому и создаётся целая тяжеловесная
система сдержек, противовесов и всевозможных выборов, чтобы хоть как-то
создать хотя бы и временные властные органы управления в государстве.
Прямого управления народом, прямой демократии нигде никогда не было, нет
и не предвидится. Для этого, как писал Руссо, необходимы совершенно
невыполнимые в человеческих обществах условия. В республике должны все
друг друга знать. Все должны быть предельно политически и экономически
равны между собою. Должны отсутствовать любые партии и всякая партийная
пропаганда. И только тогда каждый избиратель будет свободно принимать
государственные решения. Сообразуясь в этом социально-информационном
«вакууме» не с влиянием на него чужой пропаганды, а только со своей
совестью.
Потому-то при отказе от Монархии и невозможности чистой демократии наше
общество и было отдано на откуп различным партиям, партийной пропаганде и
всевозможным выборам.
А демократические юристы заняты более или менее тщетными попытками
ограничить свободу действий исполнительной президентской власти в её
совершенно естественных властных компетенциях.
Пока, слава Богу, реальная президентская власть не перегружена
всевозможными юридическими гирями сдержек и противовесов. Быть может,
именно это и даёт ей определённую мобильность в принятии государственных
решений, а также мощь и единство силы, схожую с монархической.
«У нашей Конституции есть недостатки», — говорит уважаемый судья. И тут же перечисляет несколько основных.
Первым недостатком Валерий Зорькин называет отсутствие в современной
Конституции «должного баланса в системе сдержек и противовесов, крен в
пользу исполнительной ветви власти, недостаточную четкость в
распределении полномочий между президентом и правительством».
Эта одна из основных догм либерально-демократической правовой мысли.
Уйдя от единства Верховной монархической власти, все республиканские
конституции убеждены, что в каждой стране власть должна представлять
собой три независимые друг от друга ветви: исполнительную,
законодательную и судебную.
Подобное убеждение имеет своим корнем понимание того, что
демократическая Верховная власть — народ — в реальной жизни править и
управлять ничем не может. А потому и создаётся целая тяжеловесная
система сдержек, противовесов и всевозможных выборов, чтобы хоть как-то
создать хотя бы и временные властные органы управления в государстве.
Прямого управления народом, прямой демократии нигде никогда не было, нет
и не предвидится. Для этого, как писал Руссо, необходимы совершенно
невыполнимые в человеческих обществах условия. В республике должны все
друг друга знать. Все должны быть предельно политически и экономически
равны между собою. Должны отсутствовать любые партии и всякая партийная
пропаганда. И только тогда каждый избиратель будет свободно принимать
государственные решения. Сообразуясь в этом социально-информационном
«вакууме» не с влиянием на него чужой пропаганды, а только со своей
совестью.
Потому-то при отказе от Монархии и невозможности чистой демократии наше
общество и было отдано на откуп различным партиям, партийной пропаганде и
всевозможным выборам.
А демократические юристы заняты более или менее тщетными попытками
ограничить свободу действий исполнительной президентской власти в её
совершенно естественных властных компетенциях.
Пока, слава Богу, реальная президентская власть не перегружена
всевозможными юридическими гирями сдержек и противовесов. Быть может,
именно это и даёт ей определённую мобильность в принятии государственных
решений, а также мощь и единство силы, схожую с монархической.
Органы самоуправления и разграничение полномочий между субъектами и Федерацией
С другим существенным недостатком, с 12 статьёй Конституции, дающей
«повод к противопоставлению органов местного самоуправления органам
государственной власти» надо полностью согласиться с уважаемым
конституционным судьёй. Действительно, конституционная декларация, что
«органы местного самоуправления не входят в систему органов
государственной власти», зачем-то создаёт на нижнем уровне
альтернативную государству структуру.
Также невозможно не согласиться с Валерием Зорькиным и в том, что в
современной Конституции существуют аномальные нормы «в разграничении
предметов ведения и полномочий между Федерацией и ее субъектами».
Отражающие реалии 1990-х годов, когда Ельцин предлагал регионам брать
суверенитета столько, сколько смогут взять. И что мы до сих пор
расхлёбываем в отношениях с элитами некоторых республик, особенно
Татарстана.
Например, жуткая 66 статья, которая прописывает равные права
Федеративного центра и региона при каких-либо изменениях в статусе
субъекта Федерации. Та же статья в республиках видит конституции, а в
других субъектах только уставы.
Не менее оригинальна статья 68, в пункте 2 декларирующая следующее:
«Республики вправе устанавливать свои государственные языки».
Согласно ей, Татарстан продолжает чихать на статус русского языка у
себя, заставляя все национальности учить татарский на их территории.
Статьи 71 и 72 гарантируют защиту «прав национальных меньшинств», но
ничего не говорят о правах национального большинства, да и вообще
Конституция не упоминает о русских.
Феноменальна статья 76, в пункте 6 оговаривающая верховенство права
субъекта: «В случае противоречия между федеральным законом и нормативным
правовым актом субъекта Российской Федерации, изданным в соответствии с
частью четвертой настоящей статьи, действует нормативный правовой акт
субъекта Российской Федерации».
С другим существенным недостатком, с 12 статьёй Конституции, дающей
«повод к противопоставлению органов местного самоуправления органам
государственной власти» надо полностью согласиться с уважаемым
конституционным судьёй. Действительно, конституционная декларация, что
«органы местного самоуправления не входят в систему органов
государственной власти», зачем-то создаёт на нижнем уровне
альтернативную государству структуру.
Также невозможно не согласиться с Валерием Зорькиным и в том, что в
современной Конституции существуют аномальные нормы «в разграничении
предметов ведения и полномочий между Федерацией и ее субъектами».
Отражающие реалии 1990-х годов, когда Ельцин предлагал регионам брать
суверенитета столько, сколько смогут взять. И что мы до сих пор
расхлёбываем в отношениях с элитами некоторых республик, особенно
Татарстана.
Например, жуткая 66 статья, которая прописывает равные права
Федеративного центра и региона при каких-либо изменениях в статусе
субъекта Федерации. Та же статья в республиках видит конституции, а в
других субъектах только уставы.
Не менее оригинальна статья 68, в пункте 2 декларирующая следующее:
«Республики вправе устанавливать свои государственные языки».
Согласно ей, Татарстан продолжает чихать на статус русского языка у
себя, заставляя все национальности учить татарский на их территории.
Статьи 71 и 72 гарантируют защиту «прав национальных меньшинств», но
ничего не говорят о правах национального большинства, да и вообще
Конституция не упоминает о русских.
Феноменальна статья 76, в пункте 6 оговаривающая верховенство права
субъекта: «В случае противоречия между федеральным законом и нормативным
правовым актом субъекта Российской Федерации, изданным в соответствии с
частью четвертой настоящей статьи, действует нормативный правовой акт
субъекта Российской Федерации».
Социально-экономическая дифференциация и революция?
В статье конституционного судьи немалое место уделено экономическому
расслоению современного общества. Он говорит о большой разнице, в 17
раз, между доходами 10% самых богатых и 10% самых бедных в нашем
демократическом обществе.
И в связи с этим вспоминает революцию 1917 года, которая, как ему
кажется, была порождена «глубоким социально-экономическим расколом
внутри российского общества».
Безусловно, любые революции разогреваются, в том числе и на огне
экономического недовольства. Но как выяснил профессор Борис Миронов, в
Российской Империи децильный коэффициент неравенства перед революцией
составлял цифру 6 (См.: журнал СОЦИС, №8, 2014), между тем как тогда во
Франции он был 12, в США эта цифра доходила до 16–18, а в Великобритании
— до 35 (в 1850-е годы вообще было 74). Ни в аристократической
Великобритании, ни в республиканских США и Франции это не привело к
революции.
Самые состоятельные английские аристократы и американские олигархи были
значительно богаче русского Императора и Великих князей Российской
Империи.
Монархия, действительно, выгоднее для средних слоев, а республика для богатых.
Революция же есть кризис духовно-мировоззренческий, политический, а не сугубо экономический.
Имперский коэффициент 6 вполне соотносится с цифрами 3-5 в разные
советские времена. Причем коэффициент 3 получен коммунистами в первые
десятилетия за счет расстрелов, массовых репрессий, экспроприаций золота
и прочей собственности, а также большой эмиграции состоятельных слоев
населения.
Позже общество оклемалось после Ленина и Сталина, и коэффициент стал
расти. Правда, нужно сказать, что есть ложь, есть большая ложь, а есть
статистика, а есть ещё и следующая стадия запредельного вранья —
советская статистика. И она, естественно, не брала в расчёт ни
цеховиков, ни прочих тайных миллионеров, которые потом вкладывали
накопленное в советские годы в перестроечные кооперативы.
В статье конституционного судьи немалое место уделено экономическому
расслоению современного общества. Он говорит о большой разнице, в 17
раз, между доходами 10% самых богатых и 10% самых бедных в нашем
демократическом обществе.
И в связи с этим вспоминает революцию 1917 года, которая, как ему
кажется, была порождена «глубоким социально-экономическим расколом
внутри российского общества».
Безусловно, любые революции разогреваются, в том числе и на огне
экономического недовольства. Но как выяснил профессор Борис Миронов, в
Российской Империи децильный коэффициент неравенства перед революцией
составлял цифру 6 (См.: журнал СОЦИС, №8, 2014), между тем как тогда во
Франции он был 12, в США эта цифра доходила до 16–18, а в Великобритании
— до 35 (в 1850-е годы вообще было 74). Ни в аристократической
Великобритании, ни в республиканских США и Франции это не привело к
революции.
Самые состоятельные английские аристократы и американские олигархи были
значительно богаче русского Императора и Великих князей Российской
Империи.
Монархия, действительно, выгоднее для средних слоев, а республика для богатых.
Революция же есть кризис духовно-мировоззренческий, политический, а не сугубо экономический.
Имперский коэффициент 6 вполне соотносится с цифрами 3-5 в разные
советские времена. Причем коэффициент 3 получен коммунистами в первые
десятилетия за счет расстрелов, массовых репрессий, экспроприаций золота
и прочей собственности, а также большой эмиграции состоятельных слоев
населения.
Позже общество оклемалось после Ленина и Сталина, и коэффициент стал
расти. Правда, нужно сказать, что есть ложь, есть большая ложь, а есть
статистика, а есть ещё и следующая стадия запредельного вранья —
советская статистика. И она, естественно, не брала в расчёт ни
цеховиков, ни прочих тайных миллионеров, которые потом вкладывали
накопленное в советские годы в перестроечные кооперативы.
Отражает ли наша Конституция «особенности развития России»?
Современная «Конституция, — по мнению Валерия Зорькина, — важнейший
фактор поддержки и укрепления национальной идентичности, обусловленной
историческими, социокультурными и геополитическими особенностями
развития России».
Фраза сама по себе очень правильная. Но вот где отражены все
перечисленные особенности в Конституции 1993 года? Что в ней от
советских конституций ещё можно найти, а вот что от Основных Законов
Российской Империи? Как она связана с тысячелетним опытом русского
государства?
Конституция 1993 года описывает общество, учреждённое в «чистом поле»,
людьми, долго кочевавшим по чужим странам и уже ничего не помнящими о
своей давно покинутой Родине.
Где в Конституции — Православие, духовно основавшее нашу цивилизацию?
Где хотя бы декларация о тысячелетней истории русского государства? Где
сам русский народ?
Валерий Зорькин очень правильно пишет, что «права меньшинств могут быть
защищены в той мере, в какой большинство с этим согласно. Нельзя
навязывать всему обществу законодательную нормативность, отрицающую или
ставящую под сомнение базовые ценности общего блага, разделяемые
большинством населения страны».
Но в современной Конституции есть понятие «национальные меньшинства», но
нет понятия «национальное большинство». Если же он имеет в виду
религиозное, политическое, культурное или, например, сексуальное
большинство, то и их там нет. В Конституции вообще нет понятия
«большинство». Хотя вроде бы и сама Конституция принята голосованием
какого-то большинства.
К величайшему сожалению, Конституция 1993 года представляется обычной
либерально-позитивистской конструкцией без учета каких-либо национальных
особенностей и историко-юридических традиций. Да к тому же исполнена
она на очень скромном юридическом уровне, что и показали дальнейшие
поправки.
Перефразируя выдающегося русского историка Николая Карамзина о
современной Конституции, можно сказать, что «она стала гражданином мира,
но перестала быть, в некоторых статьях, гражданином России».
Например, статья 15 пункт 4: «Если международным договором Российской
Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то
применяются правила международного договора».
Или, например, Статья 62: «1. Гражданин Российской Федерации может иметь
гражданство иностранного государства (двойное гражданство) в
соответствии с федеральным законом или международным договором
Российской Федерации. 2. Наличие у гражданина Российской Федерации
гражданства иностранного государства не умаляет его прав и свобод».
Председатель Конституционного Суда понимает эту несообразность, хотя и
не в полной мере, и пишет: «доктрина конституционной идентичности, над
которой всем нам еще предстоит много работать, может служить тем
«водоразделом», который потенциально способен разделить приемлемые и
подчас желанные изменения внутреннего конституционного правопорядка — и
те принципы, которыми государства, признавшие обязательную юрисдикцию
наднациональных органов, поступаться не могут и не должны».
В заключение не могу не сказать и о самой распространенной
несообразности. Нам часто говорят, что закон должен быть превыше всего, в
том числе и выше государственной власти. Но может ли какой-нибудь Суд,
хоть и называющийся конституционным, в полной мере блюсти
неприкосновенность Закона, без той же Власти. Вспомните хотя бы 1993 год
и игнорирование Ельциным Конституционного Суда.
К счастью или к сожалению, но закон сам по себе без мощной власти не
способен производить в такой громадине, как Российское государство
«единство властных действий» и неотвратимость применения и соблюдения
закона. А потому Верховная Власть всегда будет выше любого писанного
людьми закона.
Современная «Конституция, — по мнению Валерия Зорькина, — важнейший
фактор поддержки и укрепления национальной идентичности, обусловленной
историческими, социокультурными и геополитическими особенностями
развития России».
Фраза сама по себе очень правильная. Но вот где отражены все
перечисленные особенности в Конституции 1993 года? Что в ней от
советских конституций ещё можно найти, а вот что от Основных Законов
Российской Империи? Как она связана с тысячелетним опытом русского
государства?
Конституция 1993 года описывает общество, учреждённое в «чистом поле»,
людьми, долго кочевавшим по чужим странам и уже ничего не помнящими о
своей давно покинутой Родине.
Где в Конституции — Православие, духовно основавшее нашу цивилизацию?
Где хотя бы декларация о тысячелетней истории русского государства? Где
сам русский народ?
Валерий Зорькин очень правильно пишет, что «права меньшинств могут быть
защищены в той мере, в какой большинство с этим согласно. Нельзя
навязывать всему обществу законодательную нормативность, отрицающую или
ставящую под сомнение базовые ценности общего блага, разделяемые
большинством населения страны».
Но в современной Конституции есть понятие «национальные меньшинства», но
нет понятия «национальное большинство». Если же он имеет в виду
религиозное, политическое, культурное или, например, сексуальное
большинство, то и их там нет. В Конституции вообще нет понятия
«большинство». Хотя вроде бы и сама Конституция принята голосованием
какого-то большинства.
К величайшему сожалению, Конституция 1993 года представляется обычной
либерально-позитивистской конструкцией без учета каких-либо национальных
особенностей и историко-юридических традиций. Да к тому же исполнена
она на очень скромном юридическом уровне, что и показали дальнейшие
поправки.
Перефразируя выдающегося русского историка Николая Карамзина о
современной Конституции, можно сказать, что «она стала гражданином мира,
но перестала быть, в некоторых статьях, гражданином России».
Например, статья 15 пункт 4: «Если международным договором Российской
Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то
применяются правила международного договора».
Или, например, Статья 62: «1. Гражданин Российской Федерации может иметь
гражданство иностранного государства (двойное гражданство) в
соответствии с федеральным законом или международным договором
Российской Федерации. 2. Наличие у гражданина Российской Федерации
гражданства иностранного государства не умаляет его прав и свобод».
Председатель Конституционного Суда понимает эту несообразность, хотя и
не в полной мере, и пишет: «доктрина конституционной идентичности, над
которой всем нам еще предстоит много работать, может служить тем
«водоразделом», который потенциально способен разделить приемлемые и
подчас желанные изменения внутреннего конституционного правопорядка — и
те принципы, которыми государства, признавшие обязательную юрисдикцию
наднациональных органов, поступаться не могут и не должны».
В заключение не могу не сказать и о самой распространенной
несообразности. Нам часто говорят, что закон должен быть превыше всего, в
том числе и выше государственной власти. Но может ли какой-нибудь Суд,
хоть и называющийся конституционным, в полной мере блюсти
неприкосновенность Закона, без той же Власти. Вспомните хотя бы 1993 год
и игнорирование Ельциным Конституционного Суда.
К счастью или к сожалению, но закон сам по себе без мощной власти не
способен производить в такой громадине, как Российское государство
«единство властных действий» и неотвратимость применения и соблюдения
закона. А потому Верховная Власть всегда будет выше любого писанного
людьми закона.
