Москва, 23 октября — Наша Держава. Какова ключевая разница правоконсервативной и либерально-социалистической идеологий, допустима или недопустима революция как способ действия? Все чаще в разговорах, публикациях и на митингах стало употребляться слово «революция». О революции стали думать. Это самый плохой из возможных симптомов для власти.
Левые пытаются оправдать свои действия тезисом, что революции не могли бы происходить, если бы правительства вовремя удовлетворяли законные требования граждан.
Но как определить эти законные «народные нужды», вовремя не удовлетворенные правительствами? Законно ли требование хлеба? Безусловно. А законно ли было требование бесперебойной подачи хлеба во время войны, да еще и сопряженное с политическими требованиями в феврале 1917 года? Думаю, что после блокады Ленинграда (1941–1944 гг.) подобное сочетание хлеба и политики будет вызывать у кого-то сомнение, а у кого-то и призыв применить методы военного трибунала к паникерам и политиканам.
Осуществились ли «народные нужды» уже в Феврале или только в Октябре? Или в 1991 году? Или в Феврале и в Октябре 1917 года были удовлетворены лишь амбиции тех революционных групп, которые делали и сделали эти революционные акты во имя захвата власти?
…Каждой передовой революционной части нашей интеллигенции «народные нужды» мерещатся по-своему. И часто «народные нужды» реально фокусируются в личных амбициях, в стиле «если это полезно для меня, то полезно для народа» или «если это полезно нашей партии, то это и есть осуществление народного счастья».
Конечно, все революционеры склонны обвинять в появлении на свет революции саму власть. Власть всегда оказывается виновата, что не пошла на компромисс с революционерами, и потому, мол, произошли все известные в истории революции. То есть революцию все время хотят объяснить не действиями революционеров, а бездействием или неправильным действием власти.
Это одновременно и очень странно, и очень закономерно.
Закономерно, потому что преступникам свойственно обвинять саму жертву в том, что она сама виновата. Насильников провоцируют красивые женщины в привлекательных одеждах, подчеркивающих их женские достоинства. Грабителей — объемы скопленных материальных ценностей. Аферистов — простота нравов и неискушенность граждан и т. д.
А сами по себе они, преступники, безвинны. Исключительно из социальной неизбежности и под грузом нависших над ним обстоятельств, а также действий или бездействий самой жертвы они вынуждены были убивать, грабить или насиловать.
Но ведь в мире политики, как и в любой другой сфере, ничего само по себе не движется, если не прилагать никаких усилий. И если бы не было революционеров, то не было бы и никаких революций. Ровно поэтому же если бы не было никаких построек, то не было бы ни строителей, ни заказчиков. Куда человек прикладывает свои усилия, там и появляются результаты этих усилий.
Это вопрос человеческой свободы. Одни строят империи, другие прилагают свои усилия к их разрушению. Одни — созидатели, другие — разрушители. Одни получат награду как праведники-созидатели, другие получат по заслугам как их противники.
Делегитимизация власти и снятие табу с революции
Любая революция, любые революционеры делают свою основную разрушающую работу до самого акта восстания или переворота. Основная задача любой революции до самой революции — делегитимизировать власть. Добиться революции в головах самих граждан. Убедить какую-то значимую часть населения, что надо прекратить подчиняться власти, перестать считать ее адекватной, национальной и законно обоснованной.
Современные революционеры нередко хотят нам доказать, что революция в современном русском обществе может быть не страшной и не кровавой. Мол, у русского общества огромный негативный опыт XX столетия, и оно не пойдет по пути кровавых переворотов.
Во-первых, кто может гарантировать, что повтор будет более мягок, чем был большевистский? И не менее важное дополнение к этому пункту таково: а насколько он может быть более мягок? Будут убивать не миллионами или десятками миллионов, а десятками и сотнями тысяч?
А является ли декларируемый спад кровавых аппетитов поводом соглашаться на революцию? А вдруг аппетит к кровопролитию будет нарастать в процессе революционного властвования?
Тезис, что революции могут быть и бескровными, никак не подтверждается революциями во Франции в 1789 году, в России — в 1917 году или в Китае — в 1949-м. Скорее всего, когда говорят о бескровности, имеют в виду «революции с маленькой буквы», перевороты. Революционные перевороты, сменяющие режим той или иной личной власти в рамках одной и той же властной парадигмы, например, демократии.
Там, где революция стремится разрушить мир «до основания», со сменой и религиозного, и политического, и экономического мировоззрения, там, собственно, и есть настоящая революция. Если революция сменяет лишь режим, то революция ли это? Не простой ли сменой власти лучше ее назвать?
Во-вторых, говорят, что революция принимает более радикальные формы, когда в обществе много молодежи. И, мол, в русском обществе молодежи немного, а значит, якобы и сама революция должна быть более мягкой.
А кто сказал, что передовыми революционными группами будет именно русская молодежь, а, скажем, не исламистская из законно или незаконно прибывшей к нам миграции?
Были и остаются левые писатели, которые предлагают вместо пролетариата на роль передового класса взять именно исламистскую молодежь. Недалеким левым может показаться, что им, так же как и пролетариату, нечего терять, кроме своих цепей. Эта молодежь никак не связана с исторической традицией русского государства, ее цивилизационно-религиозные центры находятся вне России, ее идентификация связана с исламистским глобалистским проектом. Чем не замена отыгранной карты рабочего класса?
Нужно прекращать бояться русской идентичности
РФ должна осознать себя Россией, а не безликой постсоветской республикой, застрявшей между двумя одинаково безумными гуманистическими проектами. «Станем как все» и попробуем натянуть на себя латекс с территориальных размеров Швейцарии или политической организации США, с одной стороны. И проектом «Даешь вчера!» с единственным желанием повторить Советский Союз 2.0 то ли в бесчеловечном сталинском облике, то ли в застойно-человеческом брежневском варианте.
Российская Федерация двигается в своем развитии на слишком малых оборотах, не задействуя в полной мере всех народных потенций.
Если современная власть не включит русский национальный «реактор» в спокойном, умеренном, но традиционном идеологическом обрамлении, ей не удержаться. Или, если точнее, ей будет очень тяжело сохраниться после передачи «по наследству» этой власти от Путина кому-нибудь другому.
Пропутинская конструкция власти и ее идеология недостаточно прописаны и не пропагандированы ни через СМИ, ни, что еще более важно, через школу. Где наследники? Где мировоззренчески-монолитно сплоченный политический класс, который получил в университетах несоветскую и нелиберальную закалку и который продлит взятый политический курс? Где народ, прошедший через новую общеобразовательную школу, где ему дали твердые политические и исторические знания об их Великом Отечестве? Где, наконец, эти самые новые школы и новые университеты, воспитывающие нацию, уясняющие прошлое и мобилизующие молодые силы на будущее?
Вся высшая школа либо осталась советской, либо стала либеральной и не в состоянии готовить образованных и сознательных граждан своей Родины.
Мы много уделяем внимания военным и геополитическим вопросам, что правильно и вроде бы получается. Мы не менее стараемся решить экономические и финансовые вопросы, что, вероятно, делается не совсем верно, и явно многое не получается. Но ведь гражданин нашей страны прежде всего — человек разумный. Достаточно ли его развивает наше постсоветское образование, и добротной ли мировоззренческой пищей питают его СМИ и само государство?
Да, есть системные партии, как есть и системные банки, но нет пронизывающего общество мировоззренческого идеологического единства, как нет и национальной экономической школы. Оттого и наша внутренняя повестка так бледна и неустойчива, и потому наша экономика постоянно в упадке и глобально не знает, как и куда ей развиваться.
Большое количество наших граждан не знает своей страны ни в мировоззренческо-психологическом плане, ни в хозяйственно-экономическом.
Люди, граждане страны — не безликий электорат, они имеют свою историю, свои поведенческие стереотипы, свои психологические установки, требования к власти и т. д. И власть должна быть национальна не потому, что какие-то «великорусские шовинисты» хотят установить свой режим подавления других национальностей, а только потому, что она может быть своей, признанной, глубоко легитимированной, родной властью, только если она соответствует представлениям большинства людей, сформированным их жизнью.
Сгущается ли атмосфера давления?
Многие революционные агитаторы сейчас радикализировали пропагандистскую риторику о сгустившейся атмосфере некоего психологического давления в обществе, усиления страха, распространяемого властью, даже насилия. Где посмотреть на это давление? Может быть, это ощущает наша элита, деятельность которой вписывается в прямоугольник: офшоры, Уголовный кодекс, Лондон, амнистия? Или в том, что отдельным особо горячим головам не дают свободы организовывать революционные катаклизмы?
Мне кажется, что, кроме тяжелого прохождения пенсионной реформы и других непопулярных реформ, основными носителями атмосферы «психологического давления» и «страха» являются сами разжигатели революционных страстей.
После выборов президента они осознали, что как минимум до 2024 года у них нет шансов законными средствами попасть в вожделенную ими властную синекуру. И придется свои «лучшие годы» продолжить существовать либо на западные гранты, либо в партийных тусовках.
Наиболее недовольны те, кто мнит себя революционными Дантонами и Робеспьерами, новыми Керенскими, Лениными и Сталиными. Недовольны те, у кого болезненно «расчесана» жажда власти и отсутствует критическое отношение к своим политическим способностям.
Революция, по сути, и есть воплощенное недовольство окружающим миром, часто помноженное на собственную горделивую ущербность. Гордыня, самолюбование, высокое о себе думанье, само превозношение и неудовлетворенность своим положением в мире — вещь, сложно улавливаемая государством сфера.
Где у революции начало и конец? А где имитация?
Говорят, что современные революции не так страшны, они менее кровавы, они не посягают на глубинное переустройство общества. Они якобы направлены лишь на смену одной группы у власти на другую. Группы свергнутого правителя и его окружения на другую группу, революционеров, совершающих переворот.
Суть тезиса — не надо бояться современных революций, они лишь носят насильственный характер при смене власти. Власти, которая не хочет идти на законные компромиссы или «народные требования».
Но тогда встает вопрос: «А где у революции начало, а где у революции конец?» Чем кончится революция? Кто сказал, кто гарантировал, что революция, сметя людей у власти, дальше не будет «углубляться» радикалами, перманентно не удовлетворенными окружающим миром?
Открывая революционный ящик с желанием убрать «тирана» и его «камарилью», можно ли рассчитывать на то, что все закончится переходом власти от «плохих людей» к «хорошим революционерам»?
Например, кто был хорошим, а кто плохим в ситуации 1991 года? Ельцин или Горбачев?
Не были ли отношения между коммунистом, приверженцем социализма с человеческим лицом Горбачевым и коммуниста, разочаровавшегося в социализме, либерала Ельцина сродни отношениям социалиста-трудовика Керенского с социал-демократом, марксистом Лениным? И Ельцин был революционером, и Горбачев представлял революционную коммунистическую партию. И Керенский был революционером, и Ленин дышал революцией.
В революции «хороших» нет вовсе. Все ее деятели должны быть покрыты в нашей истории густой черной краской. Все они стремились к личной власти и всем было наплевать на страну.
Достигла ли какая-нибудь из наших революций вожделенной и декларируемой цели — всеобщей справедливости? Явно нет.
Что тогда остается от революционных стремлений, кроме «побитой посуды», пролитой крови и очередного неудовлетворения социальной действительностью?
Должны ли законопослушные граждане становиться революционерами?
Так должны ли радикализироваться «законопослушные граждане» вместе с революционерами, если правительство не идет на те или иные реформы, требуемые оппозицией? И может ли «законопослушный гражданин», консерватор стать в определенной обстановке революционером или сочувствующим революционерам?
Под соусом этакой «демократизирующей» революции, якобы направленной лишь на появление более «вменяемой», «демократической» власти, нам хотят продать банальный переворот и смену управленческой команды.
В чем же опасность таких революций для власти? Да в том, что современная власть идеологически практически не защищена от них. Власть клянется демократией, и оппозиция клянется той же демократией. Разница лишь в том, что одни у власти, а другие вне ее. Причем последние, не у власти, могут вполне использоваться другими странами, которым просто не нравится конкретное направление конкретных людей, находящихся сейчас у власти. Обычное геополитическое соперничество.
«Настоящих буйных мало»
Сегодня революции не хватает настоящих буйных, отвязанных, не обремененных моралью волевых ублюдков, которые способны вести разгоряченные массы на практические революционные насильственные действия.
«Дело прочно, когда под ним струится кровь» — лозунг настоящих революционеров, не пасующих перед пролитием крови. Настоящие революционеры никогда не прекращают борьбы с режимом. Революция — это они сами, это их жизнь.
Пока революция не уйдет из наших школ, из нашей культуры и из нашей головы, она будет неизбежно появляться на наших улицах. Для этого необходима интеллектуальная борьба и отказ от революции как способа решения социальных проблем в обществе. Революция не должна быть привлекательной.
Необходимо загнать идею революции в маргинальные левые кружки и воспитать стойкое неприятие, как интеллектуальное, так и религиозно-нравственное к ее методам и целям. Всякая политическая революция должна отталкивать своим историческим обликом от себя всех порядочных граждан.
Встать в ряды революционеров не должно приходить никому в голову, кроме национальных предателей.
Вооруженный революционер должен получать весомый тюремный срок, интеллектуал, пишущий или пропагандирующий революцию, должен оставаться без кафедры для своих выступлений и желательно без возможности спокойно существовать на внешние или внутренние средства для своей пропаганды и подготовки революции.
Если власть не займется этим, то она будет постоянно сталкиваться с Болотной площадью, пока та не победит власть.
Но это не наша жизнь и мы не должны участвовать в своей смерти.
Все, кто не против революции — уже революционеры
Революционеры есть и в левом, и в либерально-демократическом, и даже в национально-демократическом станах. Все, кто не против революции — уже революционеры. Надо быть сознательным противником революции, только такая позиция может быть названа гражданской, православной и русской.
Надо быть либо клиническим идиотом, либо злостным разрушителем и русофобом, чтобы на втором тысячелетии русской государственности, после 1917 года и его последствий для нации требовать начать все заново, на чужих коленках с нового листа, стремясь спалить дотла великую многостраничную (многовековую) книгу русской жизни.
Революционные идеологи всегда призывают не задумываться и смело, безрассудно шагать в революцию, только так они могут соблазнить поучаствовать глупый человеческий «хворост» в разжигании смертельного для него пожара революции.
Революция — это смерть, прежде всего для самих участников революции. Не видишь смысла в жизни, все кажется плохим — пойди лучше застрелись, но не иди в революцию. Это стопроцентное попадание в ад, так как дело революции — дело сатанинское.
Приглашая людей в революцию, ее идеологи соблазняют людей: станьте как боги, сделайте себя творцами истории, но в действительности людей приглашают лишь носить из огня революционные каштаны и становиться тем стадом свиней, которое бесы, вселившиеся в них, низвергнут в кровавое море революции без всякого спасения.
Революционер — всегда русофоб, всегда атеист и всегда самовлюбленный болван.
Не будем на них похожи!
