Москва, 5 августа — Наша Держава (Михаил Делягин). Социально-экономическую политику российского государства не удается
объяснить без гипотезы, по которой оно сложилось в начале 1990-х, еще в
недрах Союза, как инструмент разграбления «советского наследства» и
легализации украденного в фешенебельных странах в качестве личных
богатств. Уже и от «наследства» мало что осталось, и с легализацией
проявляются проблемы — но машинка свинчена по-советски надежно и
продолжает молотить, уничтожая страну. Глобальный «бизнес» не дает государству исполнять свои обязанности перед народом…
объяснить без гипотезы, по которой оно сложилось в начале 1990-х, еще в
недрах Союза, как инструмент разграбления «советского наследства» и
легализации украденного в фешенебельных странах в качестве личных
богатств. Уже и от «наследства» мало что осталось, и с легализацией
проявляются проблемы — но машинка свинчена по-советски надежно и
продолжает молотить, уничтожая страну. Глобальный «бизнес» не дает государству исполнять свои обязанности перед народом…
Этим объясняются и
поразительно неизменные на протяжении всех 27 лет национального
предательства (считая с обрушивших потребительский рынок хозяйственных
реформ Горбачева) «ошибки» и «недостатки». Либерализм как служение
пораженными им элементами госуправления интересам глобального бизнеса, а
не своего народа, кромешная коррупция, безнаказанный произвол
монополий, труднодоступность правосудия, сжатие социальной сферы как
универсальный ответ на любую финансовую проблему, — все, что душит наше
общество, легко объясняется этой гипотезой и вряд ли объясняется иной.
поразительно неизменные на протяжении всех 27 лет национального
предательства (считая с обрушивших потребительский рынок хозяйственных
реформ Горбачева) «ошибки» и «недостатки». Либерализм как служение
пораженными им элементами госуправления интересам глобального бизнеса, а
не своего народа, кромешная коррупция, безнаказанный произвол
монополий, труднодоступность правосудия, сжатие социальной сферы как
универсальный ответ на любую финансовую проблему, — все, что душит наше
общество, легко объясняется этой гипотезой и вряд ли объясняется иной.
Любителям
валить на санкции Запада последствия собственной политики стоит
напомнить: экономика России перестала ускорять свой рост при резком (на
38%!) удорожании нефти еще в 2011 году. В 2012-м из-за присоединения к ВТО
на заведомо кабальных, колониальных по сути условиях бурный до того
инвестиционный рост сменился инвестиционным спадом: как многократно
предупреждалось, «при прочих равных» в страну идут или товары, или
инвестиции. С января по август 2013 года промышленное производство было
чуть-чуть, но ниже прошлогоднего. Паническое бегство капитала и
ослабление рубля начались в январе 2014 года — еще при дорогой нефти,
когда развязывание против нас Западом новой «холодной войны» невозможно
было и представить.
валить на санкции Запада последствия собственной политики стоит
напомнить: экономика России перестала ускорять свой рост при резком (на
38%!) удорожании нефти еще в 2011 году. В 2012-м из-за присоединения к ВТО
на заведомо кабальных, колониальных по сути условиях бурный до того
инвестиционный рост сменился инвестиционным спадом: как многократно
предупреждалось, «при прочих равных» в страну идут или товары, или
инвестиции. С января по август 2013 года промышленное производство было
чуть-чуть, но ниже прошлогоднего. Паническое бегство капитала и
ослабление рубля начались в январе 2014 года — еще при дорогой нефти,
когда развязывание против нас Западом новой «холодной войны» невозможно
было и представить.
Пресловутые санкции лишили Россию
внешнего кредитования — но основной вред принесло категорическое
нежелание либералов реагировать на новую ситуацию и заменить внешние
кредиты внутренними. Ведь государство отличается от семьи тем, что не
просто может, но и обязано эмитировать деньги по потребности своей
экономики (такая эмиссия не вызывает инфляции при ограничении произвола
монополий), — но, отрицая национальный суверенитет, глобальный бизнес
руками служащих ему либералов не дает государству исполнять свои
обязанности перед народом.
внешнего кредитования — но основной вред принесло категорическое
нежелание либералов реагировать на новую ситуацию и заменить внешние
кредиты внутренними. Ведь государство отличается от семьи тем, что не
просто может, но и обязано эмитировать деньги по потребности своей
экономики (такая эмиссия не вызывает инфляции при ограничении произвола
монополий), — но, отрицая национальный суверенитет, глобальный бизнес
руками служащих ему либералов не дает государству исполнять свои
обязанности перед народом.
Кроме того, чтобы эмитировать свою
валюту по потребности своей экономики, а не в том количестве, который
позволяет Запад, надо отделить спекулятивные деньги от инвестиционных:
иначе кредиты на развитие производства пойдут на валютный рынок и
обрушат его, как осенью 1992 года.
валюту по потребности своей экономики, а не в том количестве, который
позволяет Запад, надо отделить спекулятивные деньги от инвестиционных:
иначе кредиты на развитие производства пойдут на валютный рынок и
обрушат его, как осенью 1992 года.
Такие ограничения вводили на
соответствующей нашей стадии зрелости финансовых рынков все развитые
страны (потому они и стали развитыми). Рыночные США отменили их (в виде
закона Гласса—Стиголла) лишь в 1999 году.
соответствующей нашей стадии зрелости финансовых рынков все развитые
страны (потому они и стали развитыми). Рыночные США отменили их (в виде
закона Гласса—Стиголла) лишь в 1999 году.
Но «что позволено
Юпитеру, не позволено быку» — российские либералы не смеют и помыслить
об этом: такие ограничения ущемят интересы в основном спекулятивного
глобального бизнеса, которому они служат.
Юпитеру, не позволено быку» — российские либералы не смеют и помыслить
об этом: такие ограничения ущемят интересы в основном спекулятивного
глобального бизнеса, которому они служат.
Поэтому они
отказываются от ограничения финансовых спекуляций и практически
одинаково регулируют спекулятивные и производственные капиталы, что
удушает последние, — а с ними и весь реальный сектор, вновь, как в
1990-е, лишаемый кредита.
отказываются от ограничения финансовых спекуляций и практически
одинаково регулируют спекулятивные и производственные капиталы, что
удушает последние, — а с ними и весь реальный сектор, вновь, как в
1990-е, лишаемый кредита.
Под видом борьбы с инфляцией
(вызываемой прежде всего девальвациями и произволом монополий, а не
ростом денежной массы) либералы в правительстве
Медведева и Банке России предельно ужесточили финансовую политику. В
2014 году денежная масса выросла на 2,2%, за январь–май этого года — на
0,6%: с учетом роста цен реальная денежная масса менее чем за полтора
года сжалась на 15%. Именно так либералы уничтожали экономику России в
чудовищные для страны и народа, но излюбленные ими 1990-е годы.
Демонетизация порождает обостряющийся «денежный голод» и не просто
блокирует развитие, но и возвращает нас в реалии того времени.
(вызываемой прежде всего девальвациями и произволом монополий, а не
ростом денежной массы) либералы в правительстве
Медведева и Банке России предельно ужесточили финансовую политику. В
2014 году денежная масса выросла на 2,2%, за январь–май этого года — на
0,6%: с учетом роста цен реальная денежная масса менее чем за полтора
года сжалась на 15%. Именно так либералы уничтожали экономику России в
чудовищные для страны и народа, но излюбленные ими 1990-е годы.
Демонетизация порождает обостряющийся «денежный голод» и не просто
блокирует развитие, но и возвращает нас в реалии того времени.
Торможение
роста экономики (с 4,3% в 2011-м до 0,6% в 2014 году) в январе–мае 2015
года сменилось спадом на 3,2%, причем в мае он достиг, по оценке Минэкономразвития, 4,9%.
роста экономики (с 4,3% в 2011-м до 0,6% в 2014 году) в январе–мае 2015
года сменилось спадом на 3,2%, причем в мае он достиг, по оценке Минэкономразвития, 4,9%.
В
июне ситуация чуть улучшилась: промышленный спад сократился с майских
5,5% до 4,8%, инвестиционный — с 7,6 до 7,1%, падение уровня жизни — и
вовсе с 6,4 до 3,5%. Но все это не меняет тенденции и потому утешает
слабо.
июне ситуация чуть улучшилась: промышленный спад сократился с майских
5,5% до 4,8%, инвестиционный — с 7,6 до 7,1%, падение уровня жизни — и
вовсе с 6,4 до 3,5%. Но все это не меняет тенденции и потому утешает
слабо.
Падение уровня жизни, страх перед будущим, становящиеся
непосильными набранные в «светлом прошлом» кредиты ведут к опережающему
свертыванию потребления.
непосильными набранные в «светлом прошлом» кредиты ведут к опережающему
свертыванию потребления.
Конечно, июньское сокращение розничного
товарооборота на 9,4% лучше анонсированного «профильным» вице-премьером
Голодец спада на 15% — но шуточки в стиле «больной перед смертью потел» в
отношении собственной жизни уже перестали веселить.
товарооборота на 9,4% лучше анонсированного «профильным» вице-премьером
Голодец спада на 15% — но шуточки в стиле «больной перед смертью потел» в
отношении собственной жизни уже перестали веселить.
При этом
федеральный бюджет буквально захлебывается от денег: неиспользованные
остатки средств на его счетах на 1 июля составили 9,2 трлн руб. На эти
деньги можно построить новую Россию, комфортнее и современнее нынешней,
или более семи месяцев финансировать все расходы государства, не собирая
ни налогов, ни пошлин.
федеральный бюджет буквально захлебывается от денег: неиспользованные
остатки средств на его счетах на 1 июля составили 9,2 трлн руб. На эти
деньги можно построить новую Россию, комфортнее и современнее нынешней,
или более семи месяцев финансировать все расходы государства, не собирая
ни налогов, ни пошлин.
Но в соответствии с «максимой Дворковича», по которой Россия должна платить за финансовую стабильность США, эти средства заморожены, а их основная часть вложена в ценные бумаги США и стран еврозоны.
Получая
инфляционные доходы, государство не только не увеличивает расходы
пропорционально росту цен (только так можно выполнить свои обещания на
деле, а не на словах), но и сокращает их, дополнительно ухудшая
экономическую конъюнктуру и усугубляя нехватку денег. Урезание
социальных расходов создает в регионах социально-политическую
напряженность, грозящую обернуться полноценным политическим кризисом,
часто буквально «на ровном месте».
инфляционные доходы, государство не только не увеличивает расходы
пропорционально росту цен (только так можно выполнить свои обещания на
деле, а не на словах), но и сокращает их, дополнительно ухудшая
экономическую конъюнктуру и усугубляя нехватку денег. Урезание
социальных расходов создает в регионах социально-политическую
напряженность, грозящую обернуться полноценным политическим кризисом,
часто буквально «на ровном месте».
В сентябре и декабре ситуация
ухудшится из-за пиков платежей по внешнему долгу — правда, в силу
прекращения внешнего кредитования России эти пики будут последними
значимыми.
ухудшится из-за пиков платежей по внешнему долгу — правда, в силу
прекращения внешнего кредитования России эти пики будут последними
значимыми.
Осенью удушение агонизирующей экономики чрезмерно
жесткой финансовой политики потребует нового ослабления рубля — хотя бы
для удержания спада в пределах символически значимых 5%.
жесткой финансовой политики потребует нового ослабления рубля — хотя бы
для удержания спада в пределах символически значимых 5%.
Сыграют
роль и грезы об импортозамещении, выдаваемые за политику. Не подкрепляя
ослабление рубля ни дешевыми кредитами, ни свободными производственными
мощностями и квалифицированной рабочей силой, ни легким доступом к
инфраструктуре, ни стабильным рынком сбыта, либералы понимают:
девальвация остается единственным способом хотя бы временно поддержать
экономику, ничего не улучшая в ней.
роль и грезы об импортозамещении, выдаваемые за политику. Не подкрепляя
ослабление рубля ни дешевыми кредитами, ни свободными производственными
мощностями и квалифицированной рабочей силой, ни легким доступом к
инфраструктуре, ни стабильным рынком сбыта, либералы понимают:
девальвация остается единственным способом хотя бы временно поддержать
экономику, ничего не улучшая в ней.
Ослабление рубля будет стихийным — за счет нейтралитета Банка России при уходе бизнеса с рынка валюты из-за выплаты внешних долгов.
Позитивный
эффект девальвации для производства неуклонно уменьшается (уже снижения
курса, проведенного с начала января по середину марта 2014 года,
«хватило» лишь на три месяца — до середины июля), а негативный
социальный (прежде всего в виде роста цен) растет и давно уже превысил
для общества все возможные выгоды от нее.
эффект девальвации для производства неуклонно уменьшается (уже снижения
курса, проведенного с начала января по середину марта 2014 года,
«хватило» лишь на три месяца — до середины июля), а негативный
социальный (прежде всего в виде роста цен) растет и давно уже превысил
для общества все возможные выгоды от нее.
Поэтому девальвация,
ускорив рост цен, усилит копящееся социальное напряжение, лишь до поры
не ломающее «крымские» рейтинги, — хотя временно и поддержит экономику, и
позволит спасти некоторое количество рабочих мест без бюджетных
дотаций.
ускорив рост цен, усилит копящееся социальное напряжение, лишь до поры
не ломающее «крымские» рейтинги, — хотя временно и поддержит экономику, и
позволит спасти некоторое количество рабочих мест без бюджетных
дотаций.
В начале 2016 года экономика несколько укрепится:
экспортеры продолжат аккумулировать средства, а масштабных выплат по
внешним долгам у них уже не будет. Остающиеся в их распоряжении средства
вырастут — и поддержат и банковскую систему, и реальный сектор, в
который они частично просочатся.
экспортеры продолжат аккумулировать средства, а масштабных выплат по
внешним долгам у них уже не будет. Остающиеся в их распоряжении средства
вырастут — и поддержат и банковскую систему, и реальный сектор, в
который они частично просочатся.
Но при открытости экономики
настежь (условия присоединения к ВТО ставят Россию в худшие условия,
чем, например, неизмеримо более конкурентоспособный Китай)
для экспортеров, как и для остальных, не возникнет масштабных
возможностей инвестирования. Поэтому деньги будут уходить из страны —
если не в порядке возврата долгов прошлых лет, то в виде бегства
капитала, загоняя Россию все глубже во всеобъемлющий
социально-экономический кризис в стиле 1990-х годов.
настежь (условия присоединения к ВТО ставят Россию в худшие условия,
чем, например, неизмеримо более конкурентоспособный Китай)
для экспортеров, как и для остальных, не возникнет масштабных
возможностей инвестирования. Поэтому деньги будут уходить из страны —
если не в порядке возврата долгов прошлых лет, то в виде бегства
капитала, загоняя Россию все глубже во всеобъемлющий
социально-экономический кризис в стиле 1990-х годов.
Без
кардинальной смены социально-экономической политики, без перехода от
разграбления и уничтожения страны к ее комплексному созиданию нас ждет
хаос, дезорганизация и Майдан, который может привести не только к
распаду России, но и к уничтожению самой российской цивилизации.
кардинальной смены социально-экономической политики, без перехода от
разграбления и уничтожения страны к ее комплексному созиданию нас ждет
хаос, дезорганизация и Майдан, который может привести не только к
распаду России, но и к уничтожению самой российской цивилизации.
Возможно,
служащие глобальному бизнесу либералы, в том числе и занимающие
ключевые посты в правительстве и Банке России, стремятся к такому
развитию событий осознанно: оно позволит глобальному бизнесу почти без
издержек овладеть всеми значимыми ресурсами нашей страны и быстро
утилизировать все не нужное ему непосредственно.
служащие глобальному бизнесу либералы, в том числе и занимающие
ключевые посты в правительстве и Банке России, стремятся к такому
развитию событий осознанно: оно позволит глобальному бизнесу почти без
издержек овладеть всеми значимыми ресурсами нашей страны и быстро
утилизировать все не нужное ему непосредственно.
Но, даже если
возвращающая нас в 1990-е либеральная социально-экономическая политика
является результатом добросовестных глупости и убожества, а не
осознанного предательства, от этого никому не легче: порождаемые ею
угрозы не слабеют и будут усиливаться, пока она не канет в Лету вместе
со своими носителями — или пока не столкнет нас в очередную ужасную
катастрофу.
возвращающая нас в 1990-е либеральная социально-экономическая политика
является результатом добросовестных глупости и убожества, а не
осознанного предательства, от этого никому не легче: порождаемые ею
угрозы не слабеют и будут усиливаться, пока она не канет в Лету вместе
со своими носителями — или пока не столкнет нас в очередную ужасную
катастрофу.
