Москва, 5 сентября — Наша Держава. В этот день в 1793 году Французский национальный конгресс официально
провозгласил Режим Террора, который якобы был необходим для защиты завоеваний
революции. А в ХХ веке, в эту же самую зловещую дату в 1918 году, большевицкий
Совнарком, явно играя на исторических реминисценциях, провозгласил начало
Красного Террора. Оба события логически связаны между собой, пишет политолог и публицист Александр Дугин
провозгласил Режим Террора, который якобы был необходим для защиты завоеваний
революции. А в ХХ веке, в эту же самую зловещую дату в 1918 году, большевицкий
Совнарком, явно играя на исторических реминисценциях, провозгласил начало
Красного Террора. Оба события логически связаны между собой, пишет политолог и публицист Александр Дугин
Во Франции и в
России к власти пришли радикальные революционеры, представлявшие подавляющее
меньшинство населения. Это были революционные элиты, безусловно, пассионарные,
гиперактивные и жестокие. Но главное – они мыслили себя как сила, наделенная
исторической миссией. Они были творцами будущего, и во имя этого будущего они
безжалостно уничтожали прошлое. Революционная диктатура якобинцев или большевиков
– это была диктатура времени, жесточайшим образом расправлявшаяся с прошлым, и
более – с вечным. И те, и другие революционеры видели себя как могущество
прогресса, модернизации, развития, уничтожающее косное сопротивление Традиции.
В обоих случаях террор имел одну и ту же структуру, это был террор кровавого
Модерна, обращенный со всей жестокостью и безжалостностью против Традиции.
России к власти пришли радикальные революционеры, представлявшие подавляющее
меньшинство населения. Это были революционные элиты, безусловно, пассионарные,
гиперактивные и жестокие. Но главное – они мыслили себя как сила, наделенная
исторической миссией. Они были творцами будущего, и во имя этого будущего они
безжалостно уничтожали прошлое. Революционная диктатура якобинцев или большевиков
– это была диктатура времени, жесточайшим образом расправлявшаяся с прошлым, и
более – с вечным. И те, и другие революционеры видели себя как могущество
прогресса, модернизации, развития, уничтожающее косное сопротивление Традиции.
В обоих случаях террор имел одну и ту же структуру, это был террор кровавого
Модерна, обращенный со всей жестокостью и безжалостностью против Традиции.
Жертвами и якобинцев, и большевиков были представители всех трех
традиционных сословий европейского – шире, индоевропейского – общества:
священники, воинская аристократия, ноблессе во главе с королём или царём и
крестьянство. Именно эти три социальные группы и составляли ось европейских
обществ с незапамятных времен. И несмотря на то, что христианство принесло с
собой веру в нового Бога – в истинного Бога Иисуса Христа, – оно не затронуло
этой вечной системы индоевропейской традиции. Французская буржуазная революция
и российская пролетарская были обращены жёстко против всех трех сословий –
первая от имени взбунтовавшихся буржуа, мобилизованных масонскими
фанатиками-сектантами, вторая – от имени городского пролетариата, которого, к
слову, в России начала ХХ века практически не существовало как сколько-нибудь
значимой социальной силы. Оголтелые фанатичные маниакальные группы революционеров,
представляющих малый народ в смысле Огюста Кошена, обрушили террор практически
на всё общество, где им удалось захватить власть.
традиционных сословий европейского – шире, индоевропейского – общества:
священники, воинская аристократия, ноблессе во главе с королём или царём и
крестьянство. Именно эти три социальные группы и составляли ось европейских
обществ с незапамятных времен. И несмотря на то, что христианство принесло с
собой веру в нового Бога – в истинного Бога Иисуса Христа, – оно не затронуло
этой вечной системы индоевропейской традиции. Французская буржуазная революция
и российская пролетарская были обращены жёстко против всех трех сословий –
первая от имени взбунтовавшихся буржуа, мобилизованных масонскими
фанатиками-сектантами, вторая – от имени городского пролетариата, которого, к
слову, в России начала ХХ века практически не существовало как сколько-нибудь
значимой социальной силы. Оголтелые фанатичные маниакальные группы революционеров,
представляющих малый народ в смысле Огюста Кошена, обрушили террор практически
на всё общество, где им удалось захватить власть.
Якобинский и большевицкий террор были геноцидом народного большинства и
Франции, и России. Кровавые безумцы прогресса, демократии и коммунизма для
защиты своей криминальной идеологии потопили в крови целые страны. Причём смысл
революционного террора состоял не только в истреблении народа, но и в его
устрашении. Отныне можно было верить только в Модерн и его мифы – свободу, равенство
и братство, в масонскую триаду, позитивистскую науку и светскую власть. Всякий
заподозренный в симпатии к Традиции, к религии, сословному обществу или
аристократической системе ценностей безжалостно уничтожался. Бог был объявлен
несуществующим. Священство подлежало поголовному истреблению, что в России, что
в Вандее. Аристократия – особенно симпатизировавшая монархизму, но в целом вся
аристократия – вырезалась под корень. А крестьянство, верное древним обычаям,
превращалось в городскую чернь, лишенную рода, корней, обычаев предков.
Франции, и России. Кровавые безумцы прогресса, демократии и коммунизма для
защиты своей криминальной идеологии потопили в крови целые страны. Причём смысл
революционного террора состоял не только в истреблении народа, но и в его
устрашении. Отныне можно было верить только в Модерн и его мифы – свободу, равенство
и братство, в масонскую триаду, позитивистскую науку и светскую власть. Всякий
заподозренный в симпатии к Традиции, к религии, сословному обществу или
аристократической системе ценностей безжалостно уничтожался. Бог был объявлен
несуществующим. Священство подлежало поголовному истреблению, что в России, что
в Вандее. Аристократия – особенно симпатизировавшая монархизму, но в целом вся
аристократия – вырезалась под корень. А крестьянство, верное древним обычаям,
превращалось в городскую чернь, лишенную рода, корней, обычаев предков.
