Москва, 2 октября — Наша Держава (Татьяна Соловей). Не знаю, как вас, а меня зацепила мысль о феминизации наших мужчин. Не потому, что эта мысль нова для меня, а потому что ее публично сформулировал мужчина. Россия очень сексистская страна, созданная для мужчин и вокруг мужчин, но наших мальчиков воспитывают женщины, со всеми вытекающими из этого драматическими следствиями. То есть, опять же во всем виноваты женщины, даже в том, что наши мальчики вырастают не вполне мужчинами. Только есть здесь небольшая нестыковочка: одни и те же матери воспитывают из своих дочерей «настоящих» мужчин, а из сыновей все больше получаются «гуманитарии» (это половая идентичность такая). Парадокс, однако.
А теперь шутки в сторону. В окружающем нас мире действительно происходят глобальные социо-культурные и антропологические изменения, которые уже невозможно игнорировать: мужчины становятся все более женственными, а женщины все более мужественными. Да что там человек – Царь природы! Недавно прочла заметку о карликовых собаках новомодных пород, у которых отсутствует пресловутая «собачья преданность» и которые демонстрируют нечеткую половую самоидентификацию (проще говоря, ну не понимают йоркширские терьеры, кобели они или суки). Чем не зеркальное отражение мира людей!
Россия оказалась чуть ли не в авангарде этих драматических сдвигов. Более того, есть основания полагать, что феминизация мужчин – одна из весомых причин переживаемого нашей страной мрачного безвременья. Как же мы дошли до жизни такой? Изменения в гендерных (половых) статусах накапливались постепенно. В раннесоветскую эпоху, когда страна находилась в революционной фазе, нервами которой являлись мобилизационная готовность общества, здоровый милитаризм и императив модернизации (пафос титанического созидания), были созданы идеальные условия для реализации мужского начала и даже его творческого развития и обогащения (в сравнении с традиционным крестьянским социумом). Более того, открылись широкие шлюзы для маскулинизации женщин, через равноправие полов, через широкое вовлечение женщин в индустриальный труд и общественно-политическую деятельность.
Триумфальная победа в Великой Отечественной войне вывела на пик героизацию мужского начала, сакрализацию солдатского подвига, подняла на недосягаемую высоту престиж профессии военного. Мифология героики, подвига и МУЖественности (этой категорией измерялись достижения и военного и мирного времени без дифференциации полов) стала влиятельным элементом социализации (воспитания) подрастающих поколений. И запас прочности, заложенный в основание такой (здоровой, нормальной) модели воспитания мальчиков и девочек, казался незыблемым.
Уже в хрущевскую эпоху, а далее, по нарастающей, и в брежневскую, начинается эррозия гендерных статусов, связанная с общественно-политическими, экономическими, демографическими и культурными изменениями. Здесь сошлись несколько векторов: ослабление мобилизационного напряжения (мирная жизнь, перенос соревнования с Западом с орбиты идеологической и оборонной на рельсы конкуренции в объемах потребления); демографический кризис где «слабым звеном» оказались мужчины; феноменальные достижения женщин, которые освоили фрезерные и токарные станки, спустились в забои шахт, полетели в Космос и вообще оказались способны конкурировать с мужчинами на равных практически во всех сферах и на всех ступенях социальной иерархии. Все же, мужской статус по инерции поддерживали высокая репутация советской армии (правда, милитаризм поздней советской эпохи был скорее ритуальным), престиж рабочей специальности (все заметнее выдыхающийся), историческая мифология с ярко выраженной героикой войн (особенно Великой Отечественной) и, наконец, позитивная морально-ценностная рамка (пусть и излишне идеологизированная), доминировавшая в обществе. В отношении последней замечу, что хотя следование кодексу «строителя коммунизма» чем дальше, тем заметнее становилось декоративно-показным, все же моральные сдержки на уровне общественного мнения работали.
В позднесоветский период деградация мужского начала заметнее всего проявлялась в гуманитарной сфере, где уже тогда отбор приобретает негативный характер. Кто объявлялся гуманитарием? Тот, кто был неспособен к точным и естественным дисциплинам. Но разве одно автоматически следует из другого? Внутри гуманитарного спектра дисциплин, в свою очередь, происходила негативная селекция: международные отношения и история КПСС – самые «престижные» в советской табели о рангах – привлекали амбициозных, усидчивых и необидчивых (что не всегда и не обязательно совпадает с интеллектуальным потенциалом), а по-настоящему одаренные (были, были и такие) «зарывали» свой талант на археологических раскопах, в чумах оленеводов, в пыли архивов. Так ковались основания драматического снижения уровня социо-гуманитарных исследований в нашей стране и небезосновательного снисходительного презрения «технарей» к «гуманитариям».
А затем накапливавшиеся исподволь в мужском естестве психо-эмоциональные и биологические изменения «прорвало». Прорыв совпал с грандиозными социо-политическими, экономическими и культурными катаклизмами, которые сокрушили маскулинный Союз ССР. Совпал, но не был стимулирован этими катаклизмами. Скорее наоборот, экзистенциальная слабость, поразившая мужчин, парализовала их волю к сопротивлению. А дальше покатилось как снежный ком. Либеральные СМИ шельмовали советскую армию, как минимум не проигравшую (в отличие от американской эпопеи во Вьетнаме) войну в Афганистане, поносили и оплевывали русских солдат, проливавших кровь в Чечне. Рыночная экономика (фактически деиндустриализация) с ее колониальным (сырьевым) креном «вымыла» целые огромные пласты рабочих специальностей, опозорив мужиков в расцвете сил словом «совок» и оставив их на обочине новой жизни. Советская интеллигенция – ныне лакейский рупор вестернизации – выплеснула наружу прежде скрываемую ненависть и презрение к собственному народу, растоптав, опозорив и унизив его историю и культуру и доведя этот народ до состояния фрустрации (психологического распада). В такой ситуации даже человеческое достоинство сохранить было затруднительно, не говоря уже о реализации мужского начала.
А женщины, парадоксальным образом, оказались на пике этой новой действительности. Россия (вслед за Западом, разумеется) вдруг увидела, что наши женщины самые красивые в мире. Конкурсы «красоты» и пошивочная индустрия Китая оттенили несравненные достоинства русской женщины, и ее женственность стала развертываться и расцветать вопреки обстоятельствам, вопреки даже экзистенциальной слабости мужчин. А теперь наши женщины практически научились обходиться без мужчин. Только от осознания этого почему-то очень горько.
Героем нашего времени, задающим рамку «маскулинности», стал гуманитарий (сейчас все гуманитарии), без национальности (в видах толерантности), без пола (в тех же видах), без жизненного стержня (власть и деньги – это не более чем средства, хорошо бы знать цель), не способный на поступок, не верящий ни во что настоящее и подлинное, ёрничающий по всякому поводу, что неизбежно вело к саморазрушению.
Словом, ПОЧТИ мужчина. (Помните Алексея Навального, который ПОЧТИ показал, кто здесь власть). Ну да не будем о Навальном, скрытая пружина действий которого, полагаю, неизвестна до конца и ему самому. Один мой коллега, однажды почти поддержавший меня в дискуссии, сказал: «Я СЛЕГКА согласен с Татьяной Дмитриевной!» Каково?!! Перефразируя бравого солдата Швейка: «Останемся мужчинами, но в душе». В душе мои коллеги-мужчины – настоящие львы. В душе они ежедневно примеряют на себя лавры «народных вождей». В душе они принципиальны и последовательны. В душе они говорят только то, что думают на самом деле. В душе они осчастливили своих жен, а заодно обласкали всех женщин на земле.
Реформа РАН – стала апофеозом экзистенциальной слабости, безволия, «сделочной» позиции мужей-академиков. В этом смысле это справедливый и закономерный результат деятельности людей, чью жизненную стратегию составляло желание «проскочить сухими между струйками дождя».
Редакция НД не во всём разделяет точку зрения автора
