Москва, 2 апреля – Наша Держава. Вчера исполнилось ровно 210 лет со дня рождения великого
русского писателя Николая Васильевича Гоголя. Но современные российские
СМИ, увлеченные обсуждениями таких животрепещущих тем, как судьба
учительницы, потерявшей работу из-за фото в купальнике или выборы
президента Украины, где сражаются, как в итальянской commedia dell’arte,
между собою за гетманскую булаву лицедей и шоколадный магнат, внимания
юбилею уделили совсем крохи, а кто-то из информационных бонз ничего и не
заметил.
русского писателя Николая Васильевича Гоголя. Но современные российские
СМИ, увлеченные обсуждениями таких животрепещущих тем, как судьба
учительницы, потерявшей работу из-за фото в купальнике или выборы
президента Украины, где сражаются, как в итальянской commedia dell’arte,
между собою за гетманскую булаву лицедей и шоколадный магнат, внимания
юбилею уделили совсем крохи, а кто-то из информационных бонз ничего и не
заметил.
Удивляться, впрочем, нечему, ибо мы живем на развалинах
Империи, где господствует общество либерпанка (вот, хоть убейте, но не
помню, кто сочинил этот занятный термин, но честь и хвала ему!). А
либерпанк как раз то и является конечной фазой революции, которую, как и
всю революцию отлично можно описать через образы, созданные гением
Николая Васильевича Гоголя. Поэтому то и стараются ныне средства
массовой коммуникации не допустить читателя к реальному, а не
мифическому Гоголю – православному до мозга костей, империалисту и
монархисту. На экранах пляшет «мистический» кабаре-сериал «Гоголь» –
дешевая поделка, выжимка из выжимки произведений Гоголя, да еще и
сдобренная откровенным языческим оккультизмом и насмешкой над русской
историей. Революция начинается пошлостью и заканчивается же оной.
Империи, где господствует общество либерпанка (вот, хоть убейте, но не
помню, кто сочинил этот занятный термин, но честь и хвала ему!). А
либерпанк как раз то и является конечной фазой революции, которую, как и
всю революцию отлично можно описать через образы, созданные гением
Николая Васильевича Гоголя. Поэтому то и стараются ныне средства
массовой коммуникации не допустить читателя к реальному, а не
мифическому Гоголю – православному до мозга костей, империалисту и
монархисту. На экранах пляшет «мистический» кабаре-сериал «Гоголь» –
дешевая поделка, выжимка из выжимки произведений Гоголя, да еще и
сдобренная откровенным языческим оккультизмом и насмешкой над русской
историей. Революция начинается пошлостью и заканчивается же оной.
Как правило за начало революции обыватель почитает либо штурм
Бастилии, либо захват Зимнего дворца. На самом деле революция
зарождается задолго до баррикад, стрельбы, Робеспьера в Конвенте или
Ленина на броневике. Чтобы приключилось инсургентское побоище должно
было появиться революционному мировоззрению среди сытых сословий и
городского полуобразованного плебса. Крестьянин революционером не
бывает. Он делом занят. И бунтует отнюдь не ради захвата власти, но
чисто по своим крестьянским причинам, скажем, из-за нехватки земли.
Когда Париж конца XVIII века варварски возбесился в революционном угаре,
крестьяне Вандеи стали на защиту монархии.
Бастилии, либо захват Зимнего дворца. На самом деле революция
зарождается задолго до баррикад, стрельбы, Робеспьера в Конвенте или
Ленина на броневике. Чтобы приключилось инсургентское побоище должно
было появиться революционному мировоззрению среди сытых сословий и
городского полуобразованного плебса. Крестьянин революционером не
бывает. Он делом занят. И бунтует отнюдь не ради захвата власти, но
чисто по своим крестьянским причинам, скажем, из-за нехватки земли.
Когда Париж конца XVIII века варварски возбесился в революционном угаре,
крестьяне Вандеи стали на защиту монархии.
В России после поражения декабристов в 1825 году эпоха дворцовых
переворотов наконец-то закончилась. Монархия укрепилась и просто так к
власти пробраться оказалось делом невозможным. Монархия отбирает
достойных, а что прикажете делать недостойным, но жаждущим порулить
страной по своему произволу? Угадали. Правильно рвануть в революционное
движение, благо примеры череды французских революций, точнее этапов
Долгой французской революции XVIII-XIX вв., имелись перед глазами. За
жизнь самого Николая Васильевича Гоголя (1809–1852) революционные
обострения в той же Франции произошли дважды: в 1830 и 1848 гг. В России
все было относительно спокойно, благодаря мудрой политике великого
императора Николая Павловича и работе А. Х. Бенкендорфа.
переворотов наконец-то закончилась. Монархия укрепилась и просто так к
власти пробраться оказалось делом невозможным. Монархия отбирает
достойных, а что прикажете делать недостойным, но жаждущим порулить
страной по своему произволу? Угадали. Правильно рвануть в революционное
движение, благо примеры череды французских революций, точнее этапов
Долгой французской революции XVIII-XIX вв., имелись перед глазами. За
жизнь самого Николая Васильевича Гоголя (1809–1852) революционные
обострения в той же Франции произошли дважды: в 1830 и 1848 гг. В России
все было относительно спокойно, благодаря мудрой политике великого
императора Николая Павловича и работе А. Х. Бенкендорфа.
А. И. Герцен еще только готовился «лить «Колокол» [1] и до Лондона
пока не добрался. Изящное общество, конечно, культивировало
революционные идейки в аристократических салонах, масонских ложах,
литературных кружках, поминало Радищева и Чаадаева и тихо ненавидело
Александра Сергеевича Пушкина. Последнего образованное общество и довело
до смерти на дуэли, свалив потом все на Николая Первого и Бенкендорфа.
Пушкин ведь границ не имел и даже «священную корову» революции, то есть
Радищева выставил в истинном свете: «В Радищеве отразилась вся
французская философия его века: скептицизм Вольтера, филантропия Руссо,
политический цинизм Дидрота и Реналя; но все в нескладном, искаженном
виде, как все предметы криво отражаются в кривом зеркале. Он есть
истинный представитель полупросвещения. Невежественное презрение ко
всему прошедшему; слабоумное изумление перед своим веком, слепое
пристрастие к новизне; частные поверхностные сведения, наобум
приноровленные ко всему, – вот что мы видим в Радищеве» (А. С. Пушкин.
Александр Радищев).
пока не добрался. Изящное общество, конечно, культивировало
революционные идейки в аристократических салонах, масонских ложах,
литературных кружках, поминало Радищева и Чаадаева и тихо ненавидело
Александра Сергеевича Пушкина. Последнего образованное общество и довело
до смерти на дуэли, свалив потом все на Николая Первого и Бенкендорфа.
Пушкин ведь границ не имел и даже «священную корову» революции, то есть
Радищева выставил в истинном свете: «В Радищеве отразилась вся
французская философия его века: скептицизм Вольтера, филантропия Руссо,
политический цинизм Дидрота и Реналя; но все в нескладном, искаженном
виде, как все предметы криво отражаются в кривом зеркале. Он есть
истинный представитель полупросвещения. Невежественное презрение ко
всему прошедшему; слабоумное изумление перед своим веком, слепое
пристрастие к новизне; частные поверхностные сведения, наобум
приноровленные ко всему, – вот что мы видим в Радищеве» (А. С. Пушкин.
Александр Радищев).
Н. В. Гоголь дружил с Пушкиным и любил его. Подражание же Александру
Сергеевичу в раскрытии лица Радищева и «Радищевых» у Николая Васильевича
вышло в комедии «Ревизор», точнее в одном второстепенном персонаже:
«Ляпкин–Тяпкин, судья, человек, прочитавший пять или шесть книг, и
потому несколько вольнодумен. Охотник большой на догадки, и потому
каждому слову своему дает вес… Судья – человек, меньше грешный в
взятках. Он даже не охотник творить неправду, но велика страсть ко
псовой охоте… Что делать! у всякого человека есть какая-нибудь страсть;
из-за нее он наделает множество разных неправд, не подозревая того. Он
занят собой и умом своим, и безбожник только потому, что на этом поприще
есть простор ему высказывать себя. Для него всякое событие, даже и то,
которое навело страх для других, есть находка, потому что дает пищу его
догадкам и соображениям, которыми он доволен, как артист своим трудом».
(Гоголь Н. В. Собрание сочинений. В 7 т. / Н. В. Гоголь. – М.:
Художественная литература, 1985. – T. 4.).
Сергеевичу в раскрытии лица Радищева и «Радищевых» у Николая Васильевича
вышло в комедии «Ревизор», точнее в одном второстепенном персонаже:
«Ляпкин–Тяпкин, судья, человек, прочитавший пять или шесть книг, и
потому несколько вольнодумен. Охотник большой на догадки, и потому
каждому слову своему дает вес… Судья – человек, меньше грешный в
взятках. Он даже не охотник творить неправду, но велика страсть ко
псовой охоте… Что делать! у всякого человека есть какая-нибудь страсть;
из-за нее он наделает множество разных неправд, не подозревая того. Он
занят собой и умом своим, и безбожник только потому, что на этом поприще
есть простор ему высказывать себя. Для него всякое событие, даже и то,
которое навело страх для других, есть находка, потому что дает пищу его
догадкам и соображениям, которыми он доволен, как артист своим трудом».
(Гоголь Н. В. Собрание сочинений. В 7 т. / Н. В. Гоголь. – М.:
Художественная литература, 1985. – T. 4.).
Ляпкин-Тяпкин и есть революционер скрытый, ему только обстоятельств
не хватает себя проявить. Но Гоголь эту шельму уже вытащил на свет
Божий. Ляпкин-Тяпкин звучит никак не хуже, чем Ульянов-Ленин! И на
памятнике надпись «Ляпкин-Тяпкин» смотрелась бы не плохо. И сословие
одно и тоже – судейское (один – в центре суда, другой – при суде).
не хватает себя проявить. Но Гоголь эту шельму уже вытащил на свет
Божий. Ляпкин-Тяпкин звучит никак не хуже, чем Ульянов-Ленин! И на
памятнике надпись «Ляпкин-Тяпкин» смотрелась бы не плохо. И сословие
одно и тоже – судейское (один – в центре суда, другой – при суде).
Но Бог с ним, с этим Ляпкиным-Тяпкиным. Гоголь прозревает, что
происходит в Европе, откуда «Ляпкины-Тяпкины» и черпают свои познания и
мнения: «Не оттого ли сей равнодушный хлад, обнимающий нынешний век,
торговый, низкий расчёт, ранняя притупленность еще не успевших развиться
и возникнуть чувств? Иконы вынесли из храма – и храм уже не храм,
летучие мыши и злые духи обитают в нём» (Н. В. Гоголь. Рим). Отказ от
христианства провоцирует революцию. И Гоголь отчетливо видит это. Гоголь
понимает все: «Благосостояние общества не приведут в лучшее состояние
ни беспорядки, ни пылкие головы. Брожение внутри не исправить никаким
конституциям. Общество образуется само собою, общество слагается из
единиц. Надобно, чтобы каждая единица исполнила должность свою» (Н. В.
Гоголь. Письмо В. Г. Белинскому июль – август 1847 г.).
происходит в Европе, откуда «Ляпкины-Тяпкины» и черпают свои познания и
мнения: «Не оттого ли сей равнодушный хлад, обнимающий нынешний век,
торговый, низкий расчёт, ранняя притупленность еще не успевших развиться
и возникнуть чувств? Иконы вынесли из храма – и храм уже не храм,
летучие мыши и злые духи обитают в нём» (Н. В. Гоголь. Рим). Отказ от
христианства провоцирует революцию. И Гоголь отчетливо видит это. Гоголь
понимает все: «Благосостояние общества не приведут в лучшее состояние
ни беспорядки, ни пылкие головы. Брожение внутри не исправить никаким
конституциям. Общество образуется само собою, общество слагается из
единиц. Надобно, чтобы каждая единица исполнила должность свою» (Н. В.
Гоголь. Письмо В. Г. Белинскому июль – август 1847 г.).
Николай Васильевич пишет: «В Европе завариваются теперь повсюду такие
сумятицы, что не поможет никакое человеческое средство, когда они
вскроются, и перед ними будет ничтожная вещь те страхи, которые вам
видятся теперь в России. В России еще брезжит свет, есть еще пути и
дороги к спасенью…» (Н. В. Гоголь. Выбранные места из переписки с
друзьями).
сумятицы, что не поможет никакое человеческое средство, когда они
вскроются, и перед ними будет ничтожная вещь те страхи, которые вам
видятся теперь в России. В России еще брезжит свет, есть еще пути и
дороги к спасенью…» (Н. В. Гоголь. Выбранные места из переписки с
друзьями).
А еще Гоголь фиксирует раскол общества: «Все перессорилось: дворяне у
нас между собой, как кошки с собаками; купцы между собой, как кошки с
собаками; мещане между собой, как кошки с собаками; крестьяне, если
только не устремлены побуждающей силою на дружескую работу, между собой,
как кошки с собаками. Даже честные и добрые люди между собой в разладе;
только между плутами видится что-то похожее на дружбу и соединение в то
время, когда кого-нибудь из них сильно станут преследовать. Везде
поприще примирителю…» (Н. В. Гоголь. Выбранные места из переписки с
друзьями).
нас между собой, как кошки с собаками; купцы между собой, как кошки с
собаками; мещане между собой, как кошки с собаками; крестьяне, если
только не устремлены побуждающей силою на дружескую работу, между собой,
как кошки с собаками. Даже честные и добрые люди между собой в разладе;
только между плутами видится что-то похожее на дружбу и соединение в то
время, когда кого-нибудь из них сильно станут преследовать. Везде
поприще примирителю…» (Н. В. Гоголь. Выбранные места из переписки с
друзьями).
Диагноз Николая Гоголя начальному революционному состоянию находится
легко: «Грешит нынешний человек, точно, несравненно больше, нежели
когда-либо прежде, но грешит не от преизобилья своего собственного
разврата, не от бесчувственности и не оттого, чтобы хотел грешить, но
оттого, что не видит грехов своих. Еще неясно и не совсем открылась
страшная истина нынешнего века, что теперь все грешат до единого, но
грешат не прямо, а косвенно. Этого еще не услышал хорошо и сам
проповедник; оттого и проповедь его роняется на воздух, и люди глухи к
словам его. Сказать: «Не крадите, не роскошничайте, не берите взяток,
молитесь и давайте милостыню неимущим» – теперь ничто и ничего не
сделает. Кроме того, что всякий скажет: «Да ведь это уже известно», – но
еще оправдается перед самим собой и найдет себя чуть не святым».
легко: «Грешит нынешний человек, точно, несравненно больше, нежели
когда-либо прежде, но грешит не от преизобилья своего собственного
разврата, не от бесчувственности и не оттого, чтобы хотел грешить, но
оттого, что не видит грехов своих. Еще неясно и не совсем открылась
страшная истина нынешнего века, что теперь все грешат до единого, но
грешат не прямо, а косвенно. Этого еще не услышал хорошо и сам
проповедник; оттого и проповедь его роняется на воздух, и люди глухи к
словам его. Сказать: «Не крадите, не роскошничайте, не берите взяток,
молитесь и давайте милостыню неимущим» – теперь ничто и ничего не
сделает. Кроме того, что всякий скажет: «Да ведь это уже известно», – но
еще оправдается перед самим собой и найдет себя чуть не святым».
Но слова русского писателя услышаны не были. «Образованцы» прыгали
вслед за Белинским, Чернышевским и иже с ними. И по России, скатившись с
печатных страниц, чуть поскрипев на ухабах поехала бричка с Чичиковым.
Лучшего символа революции и не найдешь – мошенник собирает «мертвые
души», дабы заложить в Опекунский совет! Фантасмагория советской власти,
однако.
вслед за Белинским, Чернышевским и иже с ними. И по России, скатившись с
печатных страниц, чуть поскрипев на ухабах поехала бричка с Чичиковым.
Лучшего символа революции и не найдешь – мошенник собирает «мертвые
души», дабы заложить в Опекунский совет! Фантасмагория советской власти,
однако.
«В ворота гостиницы губернского города NN въехала довольно красивая
рессорная небольшая бричка, в какой ездят холостяки: отставные
подполковники, штабс-капитаны, помещики, имеющие около сотни душ
крестьян, словом, все те, которых называют господами средней руки. В
бричке сидел господин, не красавец, но и не дурной наружности, ни
слишком толст, ни слишком тонок; нельзя сказать, чтобы стар, однако ж, и
не так, чтобы слишком молод. Въезд его не произвел в городе совершенно
никакого шума и не был сопровожден ничем особенным; только два русские
мужика, стоявшие у дверей кабака против гостиницы, сделали кое-какие
замечания, относившиеся, впрочем, более к экипажу, чем к сидевшему в
нем. «Вишь ты», сказал один другому, «вон какое колесо! Что ты думаешь,
доедет то колесо, если б случилось в Москву, или не доедет?» – «Доедет»,
– отвечал другой. «А в Казань-то, я думаю, не доедет?» – «В Казань не
доедет», отвечал другой. – Этим разговор и кончился. Да еще, когда
бричка подъехала к гостинице, встретился молодой человек в белых
канифасовых панталонах, весьма узких и коротких, во фраке с покушеньями
на моду, из-под которого видна была манишка, застегнутая тульскою
булавкою с бронзовым пистолетом. Молодой человек оборотился назад,
посмотрел экипаж, придержал рукою картуз, чуть не слетевший от ветра, и
пошел своей дорогой».
рессорная небольшая бричка, в какой ездят холостяки: отставные
подполковники, штабс-капитаны, помещики, имеющие около сотни душ
крестьян, словом, все те, которых называют господами средней руки. В
бричке сидел господин, не красавец, но и не дурной наружности, ни
слишком толст, ни слишком тонок; нельзя сказать, чтобы стар, однако ж, и
не так, чтобы слишком молод. Въезд его не произвел в городе совершенно
никакого шума и не был сопровожден ничем особенным; только два русские
мужика, стоявшие у дверей кабака против гостиницы, сделали кое-какие
замечания, относившиеся, впрочем, более к экипажу, чем к сидевшему в
нем. «Вишь ты», сказал один другому, «вон какое колесо! Что ты думаешь,
доедет то колесо, если б случилось в Москву, или не доедет?» – «Доедет»,
– отвечал другой. «А в Казань-то, я думаю, не доедет?» – «В Казань не
доедет», отвечал другой. – Этим разговор и кончился. Да еще, когда
бричка подъехала к гостинице, встретился молодой человек в белых
канифасовых панталонах, весьма узких и коротких, во фраке с покушеньями
на моду, из-под которого видна была манишка, застегнутая тульскою
булавкою с бронзовым пистолетом. Молодой человек оборотился назад,
посмотрел экипаж, придержал рукою картуз, чуть не слетевший от ветра, и
пошел своей дорогой».
Перечитав спокойно эти слова, я понял, что «человеком в белых канифасовых панталонах» был я сам. [2]
Примечания:
1.«Лить колокол» или «лить колокола» — фразеологизм, ныне вышедший из употребления. Означает: «Лгать. Распускать нелепые слухи».
2.В данном материале использована концовка статьи автора от 11 декабря 2011 г. Декабристы-лайт, или Чичиков в 2011-м году«
