Москва, 4 февраля — Наша Держава. В том, что современный мир перестраивается ни у кого сомнений,
пожалуй-то, и нет. Человеческое сообщество вступило в период
турбулентности, когда многие государства трясет, как старый самолет в
воздухе. И вот сейчас большинство приверженцев так называемой демократии
продолжает утверждать, что у монархизма нет перспектив. Вечность же
демократии и ее полезность для человека ими не подвергается сомнению:
«Помилуй Бог, какая монархия? Ха-ха-ха! Она же совершенно не
приспособлена к глобальному миру! Только демократия или ничего.»
пожалуй-то, и нет. Человеческое сообщество вступило в период
турбулентности, когда многие государства трясет, как старый самолет в
воздухе. И вот сейчас большинство приверженцев так называемой демократии
продолжает утверждать, что у монархизма нет перспектив. Вечность же
демократии и ее полезность для человека ими не подвергается сомнению:
«Помилуй Бог, какая монархия? Ха-ха-ха! Она же совершенно не
приспособлена к глобальному миру! Только демократия или ничего.»
Однако, создается впечатление, что «демократы» отстали от жизни и
теории лет этак на двести, всецело погрязнув в смоле идеологий конца XIX
века в лучшем случае, в худшем же они не выпрыгивают из догматов
«демократизма» времен Французской революции.
теории лет этак на двести, всецело погрязнув в смоле идеологий конца XIX
века в лучшем случае, в худшем же они не выпрыгивают из догматов
«демократизма» времен Французской революции.
В наши дни мы видим, как сторонники демократии все больше и больше
переходят в стан реальных «консерваторов» (не по названию, а по сути),
пытаясь сохранить сложившийся status quo. Но демократия постепенно
умирает, судя по происходящему даже в самых наидемократичнейших странах
вроде Германии или Франции. Все разделение властей на ветви не
оправдывает себя. Впрочем, этому-то уж удивляться и не стоит, разделение
властей – это та же специализация, порожденная городской цивилизацией. А
классический город со всеми своими атрибутами превратился в вымирающую
особь. Малые и средние города при глобализме себя чувствуют плохо:
производства уходят, население сокращается и т. д. Мегаполисы только
живут достаточно неплохо. Но каждый разрастающийся мегалополис, начинает
объединяться с иными городскими агломерациями, постепенно превращаясь в
мегалополис. Стирая сельскую местность город нового типа, как
оборотень, сам перекидывается в гигантское село.
переходят в стан реальных «консерваторов» (не по названию, а по сути),
пытаясь сохранить сложившийся status quo. Но демократия постепенно
умирает, судя по происходящему даже в самых наидемократичнейших странах
вроде Германии или Франции. Все разделение властей на ветви не
оправдывает себя. Впрочем, этому-то уж удивляться и не стоит, разделение
властей – это та же специализация, порожденная городской цивилизацией. А
классический город со всеми своими атрибутами превратился в вымирающую
особь. Малые и средние города при глобализме себя чувствуют плохо:
производства уходят, население сокращается и т. д. Мегаполисы только
живут достаточно неплохо. Но каждый разрастающийся мегалополис, начинает
объединяться с иными городскими агломерациями, постепенно превращаясь в
мегалополис. Стирая сельскую местность город нового типа, как
оборотень, сам перекидывается в гигантское село.
Как же здесь не вспомнить теорию «глобальной деревни», столь
популярную еще в недавнем прошлом на Западе: «После трех тысяч лет
специалистского взрыва и нарастания специализма и отчуждения
технологических расширениях наших тел, наш мир благодаря драматическому
процессу обращения начал сжиматься. Уплотненный силой электричества,
земной шар теперь – не более чем деревня. Скорость электричества, собрав
воедино во внезапной имплозии все социальные политические функции,
беспрецедентно повысила осознание человеком своей ответственности.
Именно этот имплозивный фактор меняет положение негра, тинэйджера
некоторых других групп. Они не могут далее оставаться самодостаточными, в
политическом смысле ограниченного общения. Теперь они вовлечены наши
жизни, как и мы в их жизни тоже, все это благодаря электрическим
средствам коммуникации.
популярную еще в недавнем прошлом на Западе: «После трех тысяч лет
специалистского взрыва и нарастания специализма и отчуждения
технологических расширениях наших тел, наш мир благодаря драматическому
процессу обращения начал сжиматься. Уплотненный силой электричества,
земной шар теперь – не более чем деревня. Скорость электричества, собрав
воедино во внезапной имплозии все социальные политические функции,
беспрецедентно повысила осознание человеком своей ответственности.
Именно этот имплозивный фактор меняет положение негра, тинэйджера
некоторых других групп. Они не могут далее оставаться самодостаточными, в
политическом смысле ограниченного общения. Теперь они вовлечены наши
жизни, как и мы в их жизни тоже, все это благодаря электрическим
средствам коммуникации.
Это Эпоха Тревоги, вызванная электрическим сжатием, принуждающим к
привязанности и участию невзирая ни на какие «точки зрения». Частный
специализированный характер точки зрения, сколь бы он ни был
благородным, не будет иметь в электрическую эпоху ровным счетом никакого
значения. На уровне информации такое же опрокидывание произошло с
заменой обычной точки зрения инклюзивным образом. Если девятнадцатый век
был эпохой редакторского кресла, то наше столетие – век психиатрической
кушетки.» (Герберт Маршалл Маклюэн. Понимание Медиа: Внешние расширения
человека).
привязанности и участию невзирая ни на какие «точки зрения». Частный
специализированный характер точки зрения, сколь бы он ни был
благородным, не будет иметь в электрическую эпоху ровным счетом никакого
значения. На уровне информации такое же опрокидывание произошло с
заменой обычной точки зрения инклюзивным образом. Если девятнадцатый век
был эпохой редакторского кресла, то наше столетие – век психиатрической
кушетки.» (Герберт Маршалл Маклюэн. Понимание Медиа: Внешние расширения
человека).
Все же Маклюэн, положивший в фундамент своей концепции
социально-психологический фактор и фактор развития средств массовой
коммуникации (СМК), в целом оказался не прав. Его «глобальная деревня»
восторжествовала в виртуальной реальности, но вот в реальной реальности
произошло формирование субглобальных деревень вокруг которых
образовалась некая «местность рассеивания».
социально-психологический фактор и фактор развития средств массовой
коммуникации (СМК), в целом оказался не прав. Его «глобальная деревня»
восторжествовала в виртуальной реальности, но вот в реальной реальности
произошло формирование субглобальных деревень вокруг которых
образовалась некая «местность рассеивания».
А если попытаться соотнести идеи Г. М. Маклюэна с рассуждениями
небезызвестного Жака Аттали, вроде этого: «Покончив с любой национальной
«привязкой», порвав семейные узы, заменив все это миниатюрными
микропроцессорами, которые предоставят людям возможность решать многие
проблемы, связанные с сохранением здоровья, образованием и личной
безопасностью, такие граждане –потребители из привилегированных регионов
мира превратятся в «богатых номадов». Они смогут принимать участие в
освоении либеральной рыночной культуры, руководствуясь при этом своим
политическим или экономическим выбором, они будут странствовать по
планете в поисках путей использования свободного времени, покупать
информацию, приобретать за деньги острые ощущения и такие товары,
которые только они могут себе позволить, хотя и будут испытывать тягу к
человеческому участию, тоску по уютной домашней обстановке и сообществу
людей – тем ценностям, которые прекратили свое существование, так как их
функции устарели», то получится отнюдь не глобальная деревня, а
глобальный улус, по которому передвигаются новые баскаки (иначе –
глобтроттеры), ради сбора новой дани. Не-баскакам же вряд ли позволят
свободно лететь, плыть, идти. В конце концов ограничения хоть
финансового, хоть коммуникационного свойства вводятся на «раз-два-три».
Современная техника и технологии здесь достигли успехов небывалых.
«Восстания масс» Х. Ортеги-и-Гассета переросло в «Восстание элит и
предательство демократии» К. Лэша.
небезызвестного Жака Аттали, вроде этого: «Покончив с любой национальной
«привязкой», порвав семейные узы, заменив все это миниатюрными
микропроцессорами, которые предоставят людям возможность решать многие
проблемы, связанные с сохранением здоровья, образованием и личной
безопасностью, такие граждане –потребители из привилегированных регионов
мира превратятся в «богатых номадов». Они смогут принимать участие в
освоении либеральной рыночной культуры, руководствуясь при этом своим
политическим или экономическим выбором, они будут странствовать по
планете в поисках путей использования свободного времени, покупать
информацию, приобретать за деньги острые ощущения и такие товары,
которые только они могут себе позволить, хотя и будут испытывать тягу к
человеческому участию, тоску по уютной домашней обстановке и сообществу
людей – тем ценностям, которые прекратили свое существование, так как их
функции устарели», то получится отнюдь не глобальная деревня, а
глобальный улус, по которому передвигаются новые баскаки (иначе –
глобтроттеры), ради сбора новой дани. Не-баскакам же вряд ли позволят
свободно лететь, плыть, идти. В конце концов ограничения хоть
финансового, хоть коммуникационного свойства вводятся на «раз-два-три».
Современная техника и технологии здесь достигли успехов небывалых.
«Восстания масс» Х. Ортеги-и-Гассета переросло в «Восстание элит и
предательство демократии» К. Лэша.
XX столетие после мировых войн и многочисленных революций уподобилось
XIII веку, и мир, по образному выражению персидского поэта Саади
Ширази, «был всклокочен, словно волосы эфиопа», а люди – «дети Адама
сделались кровожадными, словно волки с острыми когтями».
XIII веку, и мир, по образному выражению персидского поэта Саади
Ширази, «был всклокочен, словно волосы эфиопа», а люди – «дети Адама
сделались кровожадными, словно волки с острыми когтями».
Как всегда, при катастрофах больше всех потеряло крестьянское
сословие, оно где-то уже распалось, а где-то лишь распадается, но
процесс охватил практически весь земной шарик, за исключением разве что
совсем не затронутых цивилизацией и массовой культурой регионов.
Крестьянство либо рвануло в города в поисках лучшей доли, либо стало
материалом для тоталитарных сект и террористических организаций, либо
просто начало вымирать.
сословие, оно где-то уже распалось, а где-то лишь распадается, но
процесс охватил практически весь земной шарик, за исключением разве что
совсем не затронутых цивилизацией и массовой культурой регионов.
Крестьянство либо рвануло в города в поисках лучшей доли, либо стало
материалом для тоталитарных сект и террористических организаций, либо
просто начало вымирать.
Но именно крестьянское сословие являлось носителем монархизма.
Рецепт уничтожения монархии не сложен – разложите крестьянство и
деревенское дворянство вкупе с духовенством. Интеллигенция,
чиновничество, мещанство и городское дворянство готовы склониться перед
демократией легко и непринужденно.
Рецепт уничтожения монархии не сложен – разложите крестьянство и
деревенское дворянство вкупе с духовенством. Интеллигенция,
чиновничество, мещанство и городское дворянство готовы склониться перед
демократией легко и непринужденно.
Всклокоченный же мир, а это наш нынешний мир, требует для преодоления
проблем разного плана: от экологических и до экономических решений
быстрых, но в тоже время и обоснованных. Но от демократий такого
дождаться невозможно. Интересы политико-экономических кланов (ПЭК) при
самой распрекрасной демократии неизменно будут на первом месте, все
остальное же демократии мало значимо. Ни диктатура, не избранный лидер
окончательно все решить не смогут. Они вынуждены ориентироваться на
объективно существующие ПЭКи. Необходим монарх законный, рассматривающий
свое государство как наследственное владение, которое можно передать
сыну, племяннику или просто родственнику. Необходим монарх, который
отвечает за свои дела перед Богом, а не людьми. Необходим монарх, не
входящий в ПЭК, а над ними стоящий.
проблем разного плана: от экологических и до экономических решений
быстрых, но в тоже время и обоснованных. Но от демократий такого
дождаться невозможно. Интересы политико-экономических кланов (ПЭК) при
самой распрекрасной демократии неизменно будут на первом месте, все
остальное же демократии мало значимо. Ни диктатура, не избранный лидер
окончательно все решить не смогут. Они вынуждены ориентироваться на
объективно существующие ПЭКи. Необходим монарх законный, рассматривающий
свое государство как наследственное владение, которое можно передать
сыну, племяннику или просто родственнику. Необходим монарх, который
отвечает за свои дела перед Богом, а не людьми. Необходим монарх, не
входящий в ПЭК, а над ними стоящий.
Но монархия не может возникнуть и действовать без иерархичности в
обществе, без наличия самоорганизующейся структуры, без сословий,
производящих и закрепляющих в индивидууме определенные поведенческие
стереотипы и нравственные категории.
обществе, без наличия самоорганизующейся структуры, без сословий,
производящих и закрепляющих в индивидууме определенные поведенческие
стереотипы и нравственные категории.
Не знаю точно, как другим странам, но России повезло. Несмотря на
революцию 1917 года и последующую постреволюционную эпоху, у нас одно
сословие уцелело точно. Это духовенство. Оно сохранило свои обычаи,
распорядок жизни, нормы и правила поведения. Пусть и не в полном объеме,
но все-таки хватающем для бытия сословия.
революцию 1917 года и последующую постреволюционную эпоху, у нас одно
сословие уцелело точно. Это духовенство. Оно сохранило свои обычаи,
распорядок жизни, нормы и правила поведения. Пусть и не в полном объеме,
но все-таки хватающем для бытия сословия.
С дворянством ситуация хуже. В России служилое дворянство не уцелело
как социальная группа, как сословие. И само по себе оно не воссоздастся.
Нужны усилия со стороны.
как социальная группа, как сословие. И само по себе оно не воссоздастся.
Нужны усилия со стороны.
Крестьянство же русское – это сословие под спудом. Оно сохранилось… в городах.
Виртуальная глобальная деревня Маклюэна позволяет этому криптосословию себя проявлять, хотя бы и в социальных сетях.
«Нас паки бьют и паки;
Мы ж без царя как раки
Горюем на мели…»
(А. К. Толстой)
Посмотрите – крестьянские менталитет в России не изжит. Мы – царисты.
Мы даже отсчет этапов истории страны ведем по-царистски. И при
советской власти ни что не смогло это переломить. Вспоминают времена
Ленина, Сталина, Хрущева, Брежнева, Андропова, но не какого-то там
партийного съезда. И ныне происходит тоже самое.
Мы даже отсчет этапов истории страны ведем по-царистски. И при
советской власти ни что не смогло это переломить. Вспоминают времена
Ленина, Сталина, Хрущева, Брежнева, Андропова, но не какого-то там
партийного съезда. И ныне происходит тоже самое.
И мы ответственность на генсека или на президента возлагаем вполне
монархическую. И тягу к земле проявляем как крестьяне. Японцы, ну, очень
хотят Курилы, а нам внутренний голос говорит, что нельзя отдавать их за
все сокровища Голконды. Для нас граница – это межа, не более и не
менее. Здравый крестьянский смысл дышит в поколениях, которые
давным-давно не живут в сельской глубинке.
монархическую. И тягу к земле проявляем как крестьяне. Японцы, ну, очень
хотят Курилы, а нам внутренний голос говорит, что нельзя отдавать их за
все сокровища Голконды. Для нас граница – это межа, не более и не
менее. Здравый крестьянский смысл дышит в поколениях, которые
давным-давно не живут в сельской глубинке.
И, кроме того, скрытым крестьянам хочется любить правителя. Но нельзя
на одних выборах любить одного, на других – другого. Это попахивает
духовной проституцией. Уже поэтому в России демократия неизбежно
превращается в фикцию.
на одних выборах любить одного, на других – другого. Это попахивает
духовной проституцией. Уже поэтому в России демократия неизбежно
превращается в фикцию.
Для России восстановление монархии – важнейшее условие защиты самости
перед вызовами расшатанного и схлопывающегося глобального мира с его
«номадической» зоологией.
перед вызовами расшатанного и схлопывающегося глобального мира с его
«номадической» зоологией.
