Москва, 12 ноября — Наша Держава. Проездишься по русским селам и деревням и по-настоящему поразишься –
до чего же здраво поступали основатели их! Дома ставили не абы как, а
чтобы и водичка рядышком, и ветра холодные зимой снега поменьше
наметали, и красива округа была, и жить просто, без излишних выкрутасов
можно. И еще воздух сладкий как мед: напиться-надышаться от души удается
вволю…
до чего же здраво поступали основатели их! Дома ставили не абы как, а
чтобы и водичка рядышком, и ветра холодные зимой снега поменьше
наметали, и красива округа была, и жить просто, без излишних выкрутасов
можно. И еще воздух сладкий как мед: напиться-надышаться от души удается
вволю…
Это вам не при советской власти – бросили поселок среди голого
поля ради потребностей производства. Рядом «спят курганы темные, солнцем
опаленные» из остатков угольной породы. Копоть. Стекла точно кто-то
машинным маслом намазал. Не всякой тряпкой ототрешь. Хочешь напиться –
бреди за пять верст. Желаешь искупаться, так до ближайшего пруда или
речки не всякий гусь долетит. И дома прилепились впритык, как солдаты в
прусской шеренге. Курица чихнет – у соседей крыша над сараем взлетает.
Вот тебе, батенька, и большевизм в градостроительстве, и отказ от
пережитков частной собственности (совсем уж по Льву Толстому)!
поля ради потребностей производства. Рядом «спят курганы темные, солнцем
опаленные» из остатков угольной породы. Копоть. Стекла точно кто-то
машинным маслом намазал. Не всякой тряпкой ототрешь. Хочешь напиться –
бреди за пять верст. Желаешь искупаться, так до ближайшего пруда или
речки не всякий гусь долетит. И дома прилепились впритык, как солдаты в
прусской шеренге. Курица чихнет – у соседей крыша над сараем взлетает.
Вот тебе, батенька, и большевизм в градостроительстве, и отказ от
пережитков частной собственности (совсем уж по Льву Толстому)!
Русские Иванушки-дурачки для себя и своих детей строили, а не для
мифических будущих поколений. Но пришли доны Руматы и налепили
неизвестно что. Прогрессорство в истинном виде без совести и традиции.
мифических будущих поколений. Но пришли доны Руматы и налепили
неизвестно что. Прогрессорство в истинном виде без совести и традиции.
Вот и ясно, где цивилизация, а где варварство! Где развитие и где
умственный упадок! Где любовь к человеку и где сугубое безразличие к
оному!
умственный упадок! Где любовь к человеку и где сугубое безразличие к
оному!
Как там у В. В. Маяковского? «Голос единицы тоньше писка»?! Вот и
пищит она бедная под катком строителей коллективного рая! И кто ее
поймет и пожалеет? Разве что Федор Михайлович Достоевский…
пищит она бедная под катком строителей коллективного рая! И кто ее
поймет и пожалеет? Разве что Федор Михайлович Достоевский…
Воленс-ноленс так и немчуру-философа Освальда Шпенглера научишься
постигать: «…Достоевский был крестьянин, а Толстой – человек из общества
мировой столицы. Один никогда не мог внутренне освободиться от земли, а
другой, несмотря на все свои отчаянные попытки, так этой земли и не
нашел.
постигать: «…Достоевский был крестьянин, а Толстой – человек из общества
мировой столицы. Один никогда не мог внутренне освободиться от земли, а
другой, несмотря на все свои отчаянные попытки, так этой земли и не
нашел.
Толстой – это Русь прошлая, а Достоевский – будущая. Толстой связан с
Западом всем своим нутром. Он – великий выразитель петровского духа,
несмотря даже на то, что он его отрицает. Это есть неизменно западное
отрицание. Также и гильотина была законной дочерью Версаля. Это
толстовская клокочущая ненависть вещает против Европы, от которой он не в
состоянии освободиться. Он ненавидит ее в себе, он ненавидит себя. Это
делает Толстого отцом большевизма…
Западом всем своим нутром. Он – великий выразитель петровского духа,
несмотря даже на то, что он его отрицает. Это есть неизменно западное
отрицание. Также и гильотина была законной дочерью Версаля. Это
толстовская клокочущая ненависть вещает против Европы, от которой он не в
состоянии освободиться. Он ненавидит ее в себе, он ненавидит себя. Это
делает Толстого отцом большевизма…
Достоевский – это святой, а Толстой всего лишь революционер. Из него
одного, подлинного наследника Петра, и происходит большевизм, это не
противоположность, но последнее следствие петровского духа, крайнее
принижение метафизического социальным и именно потому всего лишь новая
форма псевдоморфоза. Если основание Петербурга было первым деянием
антихриста, то уничтожение самим же собой общества, которое из
Петербурга и было построено, было вторым: так должно было оно внутренне
восприниматься крестьянством. Ибо большевики не есть народ, ни даже его
часть. Они низший слой «общества», чуждый, западный, как и оно, однако
им не признанный и потому полный низменной ненависти. Все это от крупных
городов, от цивилизации – социально-политический момент, прогресс,
интеллигенция, вся русская литература, вначале грезившая о свободах и
улучшениях в духе романтическом, а затем – политико-экономическом. Ибо
все ее «читатели» принадлежат к обществу. Подлинный русский – это ученик
Достоевского, хотя он его и не читает, хотя – и также потому что –
читать он не умеет. Он сам – часть Достоевского…
одного, подлинного наследника Петра, и происходит большевизм, это не
противоположность, но последнее следствие петровского духа, крайнее
принижение метафизического социальным и именно потому всего лишь новая
форма псевдоморфоза. Если основание Петербурга было первым деянием
антихриста, то уничтожение самим же собой общества, которое из
Петербурга и было построено, было вторым: так должно было оно внутренне
восприниматься крестьянством. Ибо большевики не есть народ, ни даже его
часть. Они низший слой «общества», чуждый, западный, как и оно, однако
им не признанный и потому полный низменной ненависти. Все это от крупных
городов, от цивилизации – социально-политический момент, прогресс,
интеллигенция, вся русская литература, вначале грезившая о свободах и
улучшениях в духе романтическом, а затем – политико-экономическом. Ибо
все ее «читатели» принадлежат к обществу. Подлинный русский – это ученик
Достоевского, хотя он его и не читает, хотя – и также потому что –
читать он не умеет. Он сам – часть Достоевского…
Христианство Толстого было недоразумением. Он говорил о Христе, а в виду имел Маркса.
Христианство Достоевского принадлежит будущему тысячелетию».
Достоевского, конечно, читали, но часто не принимали и не понимали.
«Изящное» образованное общество всеми силами стремилось уйти от
крестьянской Руси… в тупик истории. «Карла с бородою» вместе с другом
своим Энгельсом заменили святоотеческое наследие ему.
«Изящное» образованное общество всеми силами стремилось уйти от
крестьянской Руси… в тупик истории. «Карла с бородою» вместе с другом
своим Энгельсом заменили святоотеческое наследие ему.
Советский человек не в 1917 году появился и даже не в 1905-ом. Как
раз, он камлал перед портретом Огарева, воспевал «страшно далеких»
декабристов, молился на Веру Фигнер и в языческом угаре давал гопака с
книгой Николая Гавриловича «Что делать?» в руках. Где же ему понять
пророчества грешного раба Божия Феодора?
раз, он камлал перед портретом Огарева, воспевал «страшно далеких»
декабристов, молился на Веру Фигнер и в языческом угаре давал гопака с
книгой Николая Гавриловича «Что делать?» в руках. Где же ему понять
пророчества грешного раба Божия Феодора?
А «архисквернейший» Достоевский этого человека вычислил на кончике
пера. Обнаружил под микроскопом, как микробиолог дизентерийную амебу.
«Бесы»-то «Бесами», но «Братья Карамазовы» важнее. Смердяков – личность
вполне советская. Всегда у него русская нация – «глупая-с». И Смердяковы
были разлиты по разным сословиям, по самым, что ни на есть,
противоположным классам, по дворам и «квартерам». Русь словно ртутными
парами отравилась Западом. Вот и выскочила эта мутация, дабы поглотить
здоровое естество. Дальше же пошло-поехало… И докатилось яблочко до
СССР.
пера. Обнаружил под микроскопом, как микробиолог дизентерийную амебу.
«Бесы»-то «Бесами», но «Братья Карамазовы» важнее. Смердяков – личность
вполне советская. Всегда у него русская нация – «глупая-с». И Смердяковы
были разлиты по разным сословиям, по самым, что ни на есть,
противоположным классам, по дворам и «квартерам». Русь словно ртутными
парами отравилась Западом. Вот и выскочила эта мутация, дабы поглотить
здоровое естество. Дальше же пошло-поехало… И докатилось яблочко до
СССР.
Достоевский и советский строй прозрел: «Они будут расслабленно
трепетать гнева нашего, умы их оробеют, глаза их станут слезоточивы, как
у детей и женщин, но столь же легко будут переходить они по нашему
мановению к веселью и к смеху, светлой радости и счастливой детской
песенке. Да, мы заставим их работать, но в свободные от труда часы мы
устроим им жизнь как детскую игру, с детскими песнями, хором, с
невинными плясками. О, мы разрешим им и грех, они слабы и бессильны, и
они будут любить нас как дети за то, что мы им позволим грешить… И не
будет у них никаких от нас тайн. Мы будем позволять или запрещать им
жить с их женами и любовницами, иметь или не иметь детей – всё судя по
их послушанию – и они будут нам покоряться с весельем и радостью. Самые
мучительные тайны их совести – всё, всё понесут они нам, и мы всё
разрешим, и они поверят решению нашему с радостию, потому что оно
избавит их от великой заботы и страшных теперешних мук решения личного и
свободного. И все будут счастливы, все миллионы существ, кроме сотни
тысяч управляющих ими. Ибо лишь мы, мы, хранящие тайну, только мы будем
несчастны. Будет тысячи миллионов счастливых младенцев и сто тысяч
страдальцев, взявших на себя проклятие познания добра и зла».
трепетать гнева нашего, умы их оробеют, глаза их станут слезоточивы, как
у детей и женщин, но столь же легко будут переходить они по нашему
мановению к веселью и к смеху, светлой радости и счастливой детской
песенке. Да, мы заставим их работать, но в свободные от труда часы мы
устроим им жизнь как детскую игру, с детскими песнями, хором, с
невинными плясками. О, мы разрешим им и грех, они слабы и бессильны, и
они будут любить нас как дети за то, что мы им позволим грешить… И не
будет у них никаких от нас тайн. Мы будем позволять или запрещать им
жить с их женами и любовницами, иметь или не иметь детей – всё судя по
их послушанию – и они будут нам покоряться с весельем и радостью. Самые
мучительные тайны их совести – всё, всё понесут они нам, и мы всё
разрешим, и они поверят решению нашему с радостию, потому что оно
избавит их от великой заботы и страшных теперешних мук решения личного и
свободного. И все будут счастливы, все миллионы существ, кроме сотни
тысяч управляющих ими. Ибо лишь мы, мы, хранящие тайну, только мы будем
несчастны. Будет тысячи миллионов счастливых младенцев и сто тысяч
страдальцев, взявших на себя проклятие познания добра и зла».
Зря литературные критики все на католический Рим записали. Обманул их
архихитрый Федор Михайлович – спрятал свое неожиданное открытие за
словами Ивана и Алеши Карамазовых. Великий инквизитор – это тоже homo
soveticus, как и Смердяков, только рангом повыше.
архихитрый Федор Михайлович – спрятал свое неожиданное открытие за
словами Ивана и Алеши Карамазовых. Великий инквизитор – это тоже homo
soveticus, как и Смердяков, только рангом повыше.
После 1917 года советская власть усиленно перековывала русских в
советских. Кое-что удалось сделать. Генерал Власов – типичный советский
Смердяков. Верно колебался с линией партии, подписывал расстрельные
приговоры «врагам народа», удостоился наименования «Сталинского
полководца», попав в плен, полюбил «умную нацию» в пику «глупой-с». Но
последнюю, впрочем, и не знал, принадлежа к советской, тоже «умной-с»,
хозяйничавшей на землях Иванушек-дурачков…
советских. Кое-что удалось сделать. Генерал Власов – типичный советский
Смердяков. Верно колебался с линией партии, подписывал расстрельные
приговоры «врагам народа», удостоился наименования «Сталинского
полководца», попав в плен, полюбил «умную нацию» в пику «глупой-с». Но
последнюю, впрочем, и не знал, принадлежа к советской, тоже «умной-с»,
хозяйничавшей на землях Иванушек-дурачков…
Иногда задумываешься над тем, как бы сложилась судьба героев Достоевского после революции.
Ставрогин и старший Верховенский революционные дни прошли бы без
напряга, но их наверняка расстреляли бы в 1937 году – нужный «уклон»
нашелся бы легко, да и сами против себя свидетельствовали они и без
пыток.
напряга, но их наверняка расстреляли бы в 1937 году – нужный «уклон»
нашелся бы легко, да и сами против себя свидетельствовали они и без
пыток.
А вот Петр Степанович Верховенский оказался в советскую эпоху, если и
на не на первых ролях, то на вторых без всяких сомнений. От Ленина
перебежал к Троцкому, от Троцкого – к Сталину. И достиг в итоге уровня
Мехлиса наконец.
на не на первых ролях, то на вторых без всяких сомнений. От Ленина
перебежал к Троцкому, от Троцкого – к Сталину. И достиг в итоге уровня
Мехлиса наконец.
Князь Мышкин вряд ли бы пережил гражданскую войну: или сложил голову в
Ледяном походе Добрармии, или умер от «сыпняка» в Новороссийске, или
же, еще в революционном Петрограде, был растерзан
матросиками-анархистами.
Ледяном походе Добрармии, или умер от «сыпняка» в Новороссийске, или
же, еще в революционном Петрограде, был растерзан
матросиками-анархистами.
Шатов, пожалуй, дожил до Великой Отечественной войны, но в эмиграцию
не уехав, остался в Советской России, репрессии обошли бы его, и сгинул
он где-нибудь под Ковелем, выходя из окружения.
не уехав, остался в Советской России, репрессии обошли бы его, и сгинул
он где-нибудь под Ковелем, выходя из окружения.
Иван Карамазов точно пошел бы за большевиками, но разочаровался,
перебежал к белым. Однако, дальнейшую его судьбу предсказать сложно.
Скорее всего, ушел бы из Крыма вместе с Врангелем.
перебежал к белым. Однако, дальнейшую его судьбу предсказать сложно.
Скорее всего, ушел бы из Крыма вместе с Врангелем.
С Алешей Карамазовым труднее всего. Но думаю, что не случайно в Болгарии высится памятник на холме Бунарджик…
Дмитрий Карамазов, уверен, стал пастырем (можете не верить и смеяться!), а потом и архиереем. И был расстрелян в 1938 году.
А Сонечка Мармеладова в годы лютой войны предстала перед нами бы в
образе санитарки или медсестры. И спасала раненных, вытаскивая их из
боя, тихо приговаривая: «Потерпи милый. Потерпи родной. Все будет
хорошо». Вернулась домой и вышла замуж за капитана-артиллериста Родиона
Романовича Раскольникова, лишившегося ноги после осколочного ранения в
битве на Курской Дуге.
образе санитарки или медсестры. И спасала раненных, вытаскивая их из
боя, тихо приговаривая: «Потерпи милый. Потерпи родной. Все будет
хорошо». Вернулась домой и вышла замуж за капитана-артиллериста Родиона
Романовича Раскольникова, лишившегося ноги после осколочного ранения в
битве на Курской Дуге.
Конечно, мои предположения в отношении героев Достоевского можно
счесть нелепостью, игрой праздного разума и не стоящим серьезного
внимания вымыслом. Но в свое оправдание скажу, что имеется критерий
отбора – поиск Бога, вера в неслучайность нашего бытия, любовь к
ближнему своему. Этот критерий и обосновывает все. «Аз грешный» надеюсь,
что Шпенглер прав и Федор Михайлович не отказал бы мне (потомку
казацкого и крестьянского родов) в понимании сказанного.
счесть нелепостью, игрой праздного разума и не стоящим серьезного
внимания вымыслом. Но в свое оправдание скажу, что имеется критерий
отбора – поиск Бога, вера в неслучайность нашего бытия, любовь к
ближнему своему. Этот критерий и обосновывает все. «Аз грешный» надеюсь,
что Шпенглер прав и Федор Михайлович не отказал бы мне (потомку
казацкого и крестьянского родов) в понимании сказанного.
Читайте Достоевского, друзья!
