Москва, 12 октября — Наша Держава. Ровно сто лет назад вышел второй декрет Совнаркома, окончательно исказивший русское правописание «в целях облегчения широким массам усвоения русской грамоты и освобождения школы от непроизводительного труда». Новые правила исключали из азбуки буквы «ять», «фиту», «и десятиричное», «ижицу», «ер», последняя оставлялась только в значении разделительного твердого знака в середине слов. Изменялись также многие грамматические особенности русского письма. В этой реформе большевики воспользовались старым проектом Орфографической комиссии, образованной при Академии наук еще в начале ХХ века по инициативе Казанского и Московского педагогических обществ.
Казанские учителя сетовали тогда на трудности «ассимиляции инородцев с русскою культурою», а москвичи, считая свой выговор общерусским эталоном, ратовали за уничтожение «ять», совпавшего в их произношении с «е». Руководили комиссией представители московской школы, поэтому неудивительно, что «упрощенцы» составляли в ней явное большинство. Эта комиссия заседала трижды – в 1904, 1912 и последний раз, по настойчивому требованию Временного правительства, в мае 1917 года (правда, уже в другом составе). Постановления этих заседаний ни разу не были поддержаны Академией наук, тем более, что проект такой радикальной реформы не находил сочувствия среди образованной части русского общества.
Сторонники радикальной реформы постоянно ссылались на требования учителей и родителей учащихся, изнывавших от «орфографического гнета». Однако этот миф рухнул в сентябре 1917 г. после того, как Временное правительство разослало циркуляр о введении с начала учебного года в школах новой орфографии. Громадное большинство школ по постановлению педагогических советов и родительских комитетов продолжало применять исключительно традиционное правописание. Нет сомнения, что эта антикультурная и антиправославная «реформа» никогда бы не осуществилась, если бы не большевики с их «специфическими» методами.
Первый большевицкий декрет, вышедший в конце декабря 1917 г., выполнялся очень медленно из-за повсеместного неприятия «узаконенной безграмотности». Большинство газет, несмотря на угрозы закрытия, продолжали выходить в «старой» орфографии. В петроградских учреждениях культуры прошли многочисленные собрания протестующие против искажения общенационального достояния. Особой популярностью пользовался доклад художника-архитектора Б. Николаева, защищавшего русское правописание с графической точки зрения. Резолюции этих собраний отсылались новой власти, но все было тщетно. Использование традиционной орфографии было приравнено к пособничеству контрреволюции.
Народная память сохранила рассказы о революционных матросах, штыками взламывавших типографские кассы и изымавших «лишние» буквы. (Именно поэтому до 1940-х годов газеты использовали апостроф вместо изъятого «ъ»). Были разгромлены и церковные типографии. Вместо заявленной в декрете постепенности реформы в школе и недопущения «принудительного переучивания тех, кто уже усвоил правила прежнего правописания», царил полный произвол, особенно в провинции. Абсолютной политизации вопрос правописания достиг к началу гражданской войны: «белогвардейской» орфографии с ее «поповскими» буквами противопоставлялась «пролетарская».
Октябрьский декрет 1918 года, почти слово в слово повторявший прежний, ставил точку в затянувшейся «реформе». Отныне правописание с более чем 200-летней историей окончательно изгонялось из жизни России.
Характерно, что в эти же годы в советской печати всерьез обсуждался вопрос о латинизации русской письменности. Это неудивительно, поскольку большевистские декреты, уничтожив устойчивую систему русского письма, создали прецедент для дальнейших экспериментов над языком. Впоследствии за 90 лет появилось множество проектов еще большего «упрощения» орфографии, по счастью нереализованных. Основным мотивом через все эти постановления, циркуляры, декреты и проекты проходит забота об «инородцах», «широких массах», «малограмотных и неграмотных», «трудящихся запада и востока» (1930 г.) – то есть о ком угодно, кроме грамотного русского человека.
Современная, в недавнем прошлом советская орфографическая наука, дистанцируясь от насилия 1918 г., именует «декретное» правописание академическим, опираясь на авторитет организаторов Орфографической комиссии – академиков Ф.Ф. Фортунатова и А.А. Шахматова. Однако ссылки на них не вполне добросовестны. Фортунатов не дожил до заседания в мае 1917 г., а председательствовавший на нем Шахматов, как и многие другие былые сторонники реформы, впоследствии глубоко раскаивался в своем участии в разложении культурных основ русской жизни. Член комиссии проф. Н. Кульман в своих воспоминаниях приводит слова Шахматова, сказанные ему в июне 1918 г.: «…в том, что происходит, отчасти и мы виноваты. Заседание, в котором мы приняли новую орфографию, было по настроению большевицким… Мы тоже разрушители».
Покинув Россию вместе с Белой армией, историческая орфография продолжает сохраняться в нашей эмиграции. По сию пору в русском зарубежье выходят книги и журналы в старом правописании, переиздаются классические учебники и словари. В последние годы интерес к традиционной письменной речи возник и в России. Выходят многочисленные репринтные издания дореволюционных и русских зарубежных авторов. Все чаще появляются и современные книги, набранные в старом правописании. Этому процессу в немалой степени способствует проведенная в Петербурге в мае 1996 г. научно-практическая конференция «Судьба русской орфографии», где впервые за много десятилетий был поставлен вопрос о неправомерности насильственного упрощения русского правописания. Ученые и специалисты Петербурга, Москвы, Петрозаводска и других городов высказались за постепенное возвращение в культурную жизнь России исторической орфографии. Многие выступавшие отмечали, что сегодняшний упадок письменной и устной речи, беззащитность перед англоязычной экспансией и жаргонизмами напрямую связаны с изменением культурного кода русского народа, произошедшим в 1918 году.
Не случайно большевики начали свои социальные эксперименты с уничтожения исторического правописания – им нужен был «белый лист» вместо истории Отечества, и новая государственность, отсчитывающая свое рождение с октября 1917 г. вместо тысячелетней России. Поэтому, размышляя о будущем нашей Родины, надо помнить, с чего начиналось ее падение. Как писал Б. Николаев в 1918 г.: «Русская графическая речь есть в такой же мере коллективное творчество народа, как и устная, и ответственность за ее порчу падает на всех нас».
Алексей Валентинович Федоров
СПб., Общество возрождения духовных традиций Руси
СПб., Общество возрождения духовных традиций Руси
+ + +
Издательство «Русская идея» считает необходимым избавить русский язык от неестественных разрушительных реформ, разработанных масонами и насильно введенных иудообольшевиками после антирусской революции 1917 г. Этот процесс очищения требует специального исследования его учеными-филологами. Не дожидаясь завершения этой работы, в проведенной консультации с такими учеными издательство «Русская идея» считает необходимым уже сейчас устранить два явных искажения в орфографии:
1. Необходимо использование буквы «i» в слове «мiр» (вселенная) и производных от него, во избежание смысловой путаницы со словом «мир» (отсутствие войны, покой), как, например, в названии известного романа Л.Н. Толстого.
2. Отказ от приставки «бес» перед глухими согласными, что нарушает этимологию этой приставки и предлога «без», означающих отсутствие или лишение чего-то. Слово «бес» имеет в русском языке иной смысл.
