Москва, 15 сентября — Наша Держава. 12 сентября по Невскому проспекту города Санкт-Петербурга чинно, торжественно прошел крестный ход в честь дня переноса мощей святого князя Александра Невского. В информационном пространстве то же событие пронеслось черной молнией, как горьковский буревестник, как ураган Ирма по Флориде. В головах людей, причисляющих себя к либералам, как в припаркованных машинах, сработала тревожная сигнализация. Ярче всего их настроение передал в своем блоге журналист Антон Красовский: «Увозите своих детей! Уезжайте сами! Не ходите… ни на какие выборы. Учите человеческие языки и валите. Тут надежды нет и не будет!».Публицист Игорь Караулов пишет далее:
Но противоположный, лоялистский лагерь не ответил на это зеркальным восторгом. Многие в этом лагере почувствовали растерянность, настороженность или даже неприязнь.
Хотя, казалось бы, подумаешь – кто-то опять собрался под хоругвями. Ну пусть даже 100 тысяч – хотя для северной столицы, где митинги бурной зимы 2011-2012 годов были на порядок менее многолюдны, это весьма немало. Численность собравшихся как раз не удивляет, ведь РПЦ уже не раз демонстрировала способность мобилизовать сотни тысяч людей – вспомним, как совсем недавно паломники отстаивали многочасовые очереди к мощам Николая Чудотворца, а до того — к Поясу Пресвятой Богородицы. А крестные ходы в различных регионах страны и прежде собирали десятки тысяч участников.
Новым было то, что крестный ход, формально устроенный по чисто внутрицерковному поводу и проводимый в этот день уже не один год, фактически превратился в политическую демонстрацию. Независимо от того, хотели ли этого церковные организаторы и власти города – либо просто не воспротивились этому. На фоне ликов Христа и золотых риз священников мы впервые увидели транспаранты с лозунгами из актуальной информационной повестки: «Матильда» — пощечина русскому народу», «Честь Государя – честь народа».
Состав участников также выходил за церковные рамки и претендовал на манифестацию народного единства: помимо духовенства, в рядах которого был замечен одиозный депутат Милонов, и рядовых богомолок в платочках, на шествии присутствовали и высшие городские чиновники, и люди в камуфляже (видимо, казаки, но, наверное, не только), и одетые по-военному дети, и студенты, и футбольные фанаты – словом, граждане всех мастей и сословий.
Почему Церковь, которая ранее подчеркнуто дистанцировалась от политической текучки, продвигая свою собственную, невозмутимую, освященную веками повестку, именно теперь сделала серьезный шаг к прямому вмешательству в процессы управления государством?
Один ответ лежит на поверхности: скандал с пресловутой «Матильдой» именно к этому моменту достиг точки кипения, дойдя уже до доморощенных терактов. И крестный ход в честь Александра Невского – прообраза последующих русских государей и святого покровителя бывшей имперской столицы – оказался уместным поводом для выражения солидарной позиции верующих.
Но это не все, что стоит сказать о контексте петербургского шествия. Следует вспомнить события начала этого месяца. Во-первых, это Курбан-Байрам, который в этом году пришелся на первое сентября, что вызвало довольно странную дискуссию о необходимости переноса начала учебного года из уважения к интересам верующих мусульман. Во-вторых, это последовавший за ним митинг мусульман на Большой Никитской в Москве, у посольства далекой Мьянмы, в защиту неведомого, но верного Аллаху народа рохинджа.
Тогда говорили: вот, умеют же мусульмане. Ни у кого не спрашивали разрешения, собрались многими сотнями, перекрыли движение, в европейском вроде бы городе открыто скандировали «Аллах акбар» — и ничего им за это не было. Потому что Кадыров и толерантность. А вот русским – нельзя, потому что экстремизм.
Тогда наблюдатели единодушно констатировали рождение политического ислама и гадали, что этому могут противопоставить власть и общество. Власть ответила 10 сентября в Петербурге, когда аналогичный митинг мусульман на Дворцовой площади был пресечен и 130 любителей пошуметь во славу Аллаха было задержано. А общество, выходит, дало свой ответ там же два дня спустя. Теперь мы, можно сказать, приняли роды политического православия.
Конечно, Церковь у нас от государства отделена, но образ национал-христианской партии, которая могла бы представлять ее позиции и интересы на политической арене, был явлен на Невском проспекте весьма наглядно. И раньше-то было не очень понятно, почему такой партии нет в стране, столь жадно прильнувшей к некогда поруганным святыням. Теперь же ее осталось лишь формально учредить, ведь все уже есть: и представительство в парламенте (Поклонская, Милонов), и организационная база, и масса сторонников, позволяющая завоевать улицу.
Черная сотня? Охотнорядцы? Мракобесы? Можно обзываться сколько угодно, но понятно же, почему представители существующих политических сил готовы разбить голову новорожденного о стену. Новый игрок приходит со своими пусть и диковатыми для кого-то, но четко выраженными идеями на поле, где давно уже ощущается явный дефицит идей. Пустоты, как известно, природа не терпит.
В самом деле, как видно из результатов прошедших выборов, коммунисты раздавлены чугунной задницей своего престарелого вождя, а либералы способны добиваться успеха только на фоне феерического собянинского потлача. В то же время «партия власти» безуспешно пытается конструировать образ будущего, в целом оставаясь партией «кратократии» — «я правлю, потому что я правлю».
Более того, новая ситуация стирает прежние политические линии раздела, угрожая единству властного конгломерата. Фронт теперь проходит не столько между государственниками и либералами, крымнашистами и крымненашистами, сколько между традицией и модерном, между религиозным фундаментализмом и светским обществом, между русскими и советскими, между белыми и красными. Есть ирония в том, что это происходит в столетнюю годовщину революции. Но еще большая ирония заключается в том, что ожесточенные бои вдоль этой линии соприкосновения разгорелись за полгода до президентских выборов.
Поэтому возникает вопрос: а где в этом раскладе Путин?
До сих пор считалось, что именно он у нас главный спонсор традиционных ценностей, это он говорил про «скрепы», это он поощряет мракобесов. На практике, по мнению самих мракобесов, он эти ценности защитить не смог. Это его министр культуры финансировал «Матильду», а теперь насилует кинопрокатные сети, отказывающиеся пускать этот фильм в прокат [1]. Это его подчиненные подарили миллиард рублей режиссеру Серебренникову и еще непонятно сколько – другим творцам, оторванным от благодатной почвы Православия и пропагандирующим нетрадиционные половые сношения.
Получается, что в ситуации атаки на светские основы государства его глава должен перейти на другую сторону фронта и показать себя защитником этих основ, гарантом просвещения и свободы творчества? Нет, так тоже не получается, ибо перед выборами поздно менять имидж; благосклонность 14% населения приобрести за оставшееся время не удастся, а вот лояльность 86% можно отчасти и потерять.
Остается балансировать над схваткой по модели «и нашим, и вашим», «ни рыба, ни мясо», но этого добра в политическом багаже нашего президента накопилось слишком много.
Любопытно, что некоторые ассоциируют нынешний подъем политического православия с «украинской болезнью» и предупреждают, что такое раскачивание лодки может привести к майдану на российской почве. То есть, мы дошли до того, что всякое живое растение, чудом проросшее на нашем забетонированном политическом поле, воспринимается как нечто украинское. Так что же, прикажете заливать новый слой бетона? Или стоит понадеяться на пробуждение иммунных сил нашего общественного организма?
