Москва, 11 мая — Наша Держава. Над необъятной каменисто-песчаной пустыней Гоби со свистом
проносился холодный декабрьский ветер, подхватывая и кружа песок и
мелкий снег. Извиваясь огромной змеей, медленно подвигался между холмами
караван экспедиции. За вереницей навьюченных верблюдов, привязанных
друг к другу, шло стадо баранов — живой запас продовольствия.
Впереди каравана, покачиваясь в седле, ехал начальник экспедиции Петр
Кузьмич Козлов. Меховая шапка и поднятый воротник наполовину закрывали
его лицо, и только глаза, быстрые, энергичные, поблескивали из-под
густых бровей. Мимо проплывали гряды холмов, то серовато-желтых от
высохшей травы, то черных каменистых, слегка припорошенных снегом. Точно
застывшие волны океана, холмы тянулись до самого горизонта. Козлов
участвовал уже в трех экспедициях по Центральной Азии: сначала под
начальством Пржевальского, потом Певцова и Роборовского, но только
теперь, в 1899 году, впервые вел экспедицию сам. Ученик знаменитого
Пржевальского, Козлов в своей четвертой экспедиции шел через пустыню
Гоби не тем путем, которым некогда проходил со своим учителем.
Он
выбрал новый, неведомый путь. На этот раз он направлялся в восточную
часть Тибета, к верховьям рек Хуан-хе, Ян-цзы-цзян и Меконг. Полтора
месяца шел караван по пустыне. Путешественники преодолевали последнюю ее
часть — пустыню Ала-шань. Барханы (наносы песка) здесь доходили до
80—100 метров высоты. На переход одного такого бархана приходилось
тратить по два, по три часа. Даже выносливые верблюды подвигались с
трудом. Увязав в сыпучем песке, они тяжело, учащенно дышали. Что же
говорить о людях, которым приходилось не только или пешком, а местами и
расчищать путь для каравана?! Сменив верблюдов на хайныков (быков) и
лошадей, экспедиция подымалась на плато северо-восточной части
Тибетского нагорья. Холодный и суровый, несмотря на весну,
встретил се Тибет. На перевале через хребет Бурхан-будда, на высоте 5
километров над уровнем моря, дул леденящий ветер и лежал плотный слой
снега. И это в конце мая! От разреженного воздуха, в котором было мало
кисло рода, людей тошнило, болела голова.
Задыхаясь,
шли путешественники, озябшие, пронизываемые ветром. Отогреться бы у
костра, но огонь почти невозможно развести: каждую минуту он потухает от
недостатка того же кислорода. дно радовало Козлова — в Тибете было
много зверей: яки, аргали (каменные бараны), кукуяманы (дикие козы),
олени, антилопы, рыси, барсы, тибетские медведи. Испуганные,
они не боялись людей. Вот где раздолье охотнику!.. В Каме (восточной
части Тибетского нагорья) крупные представители млекопитающих исчезли.
Изменилась и природа. Вместо трав, покрывающих плато Северного Тибета,
здесь по горам росли густые леса. В них водились иные звери и птицы.
Сердце страстного натуралиста Козлова радовалось. Он нашел здесь
неизвестных науке пернатых— новый вид горной индейки (улла- ра),
впоследствии названной именем Козлова, ушастую сову и других. Здесь он
увидел камскую летягу (более крупную, чем европейская), — зверька с
перепонками между лап, ловко перелетающего, точно с парашютом, с дерева
на дерево, любовался обезьянами, которые резвились, не обращая никакого
внимания на людей.
Богатые
коллекции удалось собрать Козлову в Каме. Одних только птиц было добыто
восемь новых видов, в том числе один новый род. Больше года пробыл
Козлов в Восточном Тибете. Он исследовал истоки величайшей реки
Индо-Китая — Меконг — и реки Ялун-цзяк (приток Ян-цзы-цзяна). Он открыл
новые горные хребты, один из которых назвал хребтом Русского
географического общества. Это путешествие принесло Козлову мировую
славу. Русским географическим обществом он был награжден золотой
медалью. Ранняя весна 1908 года. Козлов идет по Гоби с новой
экспедицией. Его мысли заняты одним: надо во что бы то ни стало отыскать
засыпанный песками древний город Харахого. Он кое-что слышал о нем в
предыдущих экспедициях, о нем говорит в своей книге путешественник
Потанин: «По слухам, такой город в песках Гоби существует». Но где?
Сколько ни расспрашивал Козлов местных монголов, они явно скрывали
правду. «Вы, русские, хотите знать больше нас даже о наших
местах», обиженно говорили они. Козлова не останавливали такие ответы.
Он упорно шел к намеченной цели. Ему, наконец, удалось найти монгола,
который знал, где находятся развалины «мертвого города», и бывал в них.
Монгол
согласился показать путь. Выбрав погожий день, Петр Кузьмич с этим
монголом-проводником и четырьмя спутниками, взяв с собой запас воды и
провизии, отделился от главного каравана и двинулся к Хара-хото. Через
некоторое время, поднявшись на возвышенность, Козлов увидел вдали за
песчаными сугробами черные полуразрушенные стены и башни—субурганы—с
остроконечными шпицами. Необычайная радость охватила Козлова. Так вот
он, таинственный город! Взволнованный, стоял Козлов у наполовину
засыпанных глинобитных стен, с интересом рассматривая их и вслушиваясь в
ничем не нарушаемую тишину. Потом он начертил план города, наметил
места раскопок, и экспедиция приступила к делу. Впервые за много
столетий в городе послышался стук лопат и кирок. Из-под земли бережно
извлекались обломки глиняной и фарфоровой посуды, статуэтки, монеты.
Часть находок Козлов отослал в Петербург, а сам, на время оставив
раскопки, отправился с экспедицией в дальнейший путь — в Амдосское
нагорье.
