Однажды судьба свела меня с
Борисом Цытовичем. В один из моих приездов в Крым я пожелал увидеть не Южный
заласканный берег с его истоптанными тропами, видовыми площадками, ресторанами,
правительственны-ми дворцами, толпами туристов, а реальный, дикий Крым — его
великолепные горы, степи, скалистые и пустынные бухты Тарханкута, хотел пожить
в звездной горной обсерватории и, наконец, познакомиться с великолепным городом
Симферополем, в котором я бывал проездом.
Друзья сказали мне, что будет
машина и познакомят с писателем, сочинявшим роман с интригующим названием
«Праздник побеж-денных», за который его преследуют… Но я подумал — какой
роман? Кого тут можно преследовать тем более, что Боб (потом я стал его
называть, как и все) был по профессии пожарником, и действительно, когда за
мной заехала старенькая «копейка», и из нее вышел вовсе не писательского вида,
грузный, прокуренный человек с хрипловатым голосом, я еще больше убедился в
своих сомнениях. Мы провели двое суток, болтаясь по пустынным дорогам Крыма
и Боб все больше нравился мне. Основательность, независимость мышления, не
суетность, душевное сопротивление тому, что казалось ему несправедливым, и
самое главное — его роман, содержание которого я сперва узнал из егo уст. Это была целая
эпическая история в которую вплетались судьбы целых поколений — от двадцатых годов
до наших дней, правда, как я понял, написана тяжеловато, но я посмотрел на
тяжеловатого Боба, и понял, это точно, что вещь должна быть похожа на своего
художника.
машина и познакомят с писателем, сочинявшим роман с интригующим названием
«Праздник побеж-денных», за который его преследуют… Но я подумал — какой
роман? Кого тут можно преследовать тем более, что Боб (потом я стал его
называть, как и все) был по профессии пожарником, и действительно, когда за
мной заехала старенькая «копейка», и из нее вышел вовсе не писательского вида,
грузный, прокуренный человек с хрипловатым голосом, я еще больше убедился в
своих сомнениях. Мы провели двое суток, болтаясь по пустынным дорогам Крыма
и Боб все больше нравился мне. Основательность, независимость мышления, не
суетность, душевное сопротивление тому, что казалось ему несправедливым, и
самое главное — его роман, содержание которого я сперва узнал из егo уст. Это была целая
эпическая история в которую вплетались судьбы целых поколений — от двадцатых годов
до наших дней, правда, как я понял, написана тяжеловато, но я посмотрел на
тяжеловатого Боба, и понял, это точно, что вещь должна быть похожа на своего
художника.
В этом признак большого
мастерства. Еще больше я поверил в Бориса Цытовича, когда понял, что он
настоящий человек. Я таким и представлял себе крымчан — сильных, независимых
людей с островным сознанием, их так просто не собьешь с ног.
мастерства. Еще больше я поверил в Бориса Цытовича, когда понял, что он
настоящий человек. Я таким и представлял себе крымчан — сильных, независимых
людей с островным сознанием, их так просто не собьешь с ног.
Поразил он меня и тем, что не лебезил предо мной, ни льстил
— мы толковали, как мужики на равных, хотя я еще не знал, что о его вещах есть
прекрасные отзывы Булата Окуджавы, Бориса Слуцкого, Юрия Домбровского. Откуда
это в нем? Совсем недавно я прочитал небольшую повесть с названием
«Пушкинская во все времена», и я все понял — то была пронзительная
история об обыкновенной улице, казалось
бы в обыкновенном городе. Но то,
— мы толковали, как мужики на равных, хотя я еще не знал, что о его вещах есть
прекрасные отзывы Булата Окуджавы, Бориса Слуцкого, Юрия Домбровского. Откуда
это в нем? Совсем недавно я прочитал небольшую повесть с названием
«Пушкинская во все времена», и я все понял — то была пронзительная
история об обыкновенной улице, казалось
бы в обыкновенном городе. Но то,
что происходило на этой улице с Бобом и его современниками
перевернуло всё. Оказалось, что и улица и город были совсем необыкновенны.
перевернуло всё. Оказалось, что и улица и город были совсем необыкновенны.
Это была его свобода всегда, даже
когда стилягам обрезали штаны и состригали непокорный кок на голове. Когда
впервые во всех нас прозвучал Рок-н-рол и запел Ив Монтан и мы вдруг узнали,
что из Советских концлагерей вышли не только з.к., но и другие… миллионы и
Боб схватил эти изменения и достоверные детали, цепким взглядом художника, словно
ласточка на лету. Из повести многое так и просится в цитаты, а романтический
конец, с его драматической героиней Аллочкой «Феломеной» совпадает с
настроением итальянского неореализма той же поры. Правда, Боб об этом и не
знал, но как настоящий писатель открыл тоже самое вещество на своей улице,
потому что люди, по своей сути, одинаковы, и такая улица, как Пушкинская, есть
у каждого человека, и он не уйдет с нее никогда.
когда стилягам обрезали штаны и состригали непокорный кок на голове. Когда
впервые во всех нас прозвучал Рок-н-рол и запел Ив Монтан и мы вдруг узнали,
что из Советских концлагерей вышли не только з.к., но и другие… миллионы и
Боб схватил эти изменения и достоверные детали, цепким взглядом художника, словно
ласточка на лету. Из повести многое так и просится в цитаты, а романтический
конец, с его драматической героиней Аллочкой «Феломеной» совпадает с
настроением итальянского неореализма той же поры. Правда, Боб об этом и не
знал, но как настоящий писатель открыл тоже самое вещество на своей улице,
потому что люди, по своей сути, одинаковы, и такая улица, как Пушкинская, есть
у каждого человека, и он не уйдет с нее никогда.
Андрей Вознесенский
Предисловие к сборнику рассказов Бориса Цытовича «Город моей мечты» (Симферополь,СОНАТ, 2005. — 224c)
