Москва, 17 октября – Наша Держава (Георгий Греков). 160 лет назад, 4 октября (по старому стилю) 1853 г. Турция объявила войну Российской Империи. Так началась тяжелейшая и несчастливая для России Крымская война (1853-1856), также получившая у современников «битвы за ясли Господни».
В рамках этого небольшого очерка не будем останавливаться на изложении хода самой войны России против Турции, Англии, Франции и Сардинии, а коснемся лишь повода ее вызвавшего. В советской историографии, да, зачастую и современной, обычно игнорируется религиозная составляющая этой войны, которая рассматривается не более чем повод для ее начала, однако повод этот, по мнению некоторых современников событий, имел огромное значение и воспринимался как одна из главных причин. Достаточно вспомнить, что Мария-Доминик-Огюст, кардинал Сибур, архиепископ парижский заявлял: «Война, в которую вступила Франция с Россией, не есть война политическая, но война священная. Это не война государства с государством, народа с народом, но единственно война религиозная. Все другие основания, выставляемые кабинетами, в сущности, не более как предлоги, а истинная причина, угодная Богу, есть необходимость отогнать ересь Фотия; укротить, сокрушить ее. Такова признанная цель этого нового крестового похода…».
Напомним, что поводом к Крымской войне послужил возникший в 1850-х гг. спор между православной и католической церковью о палестинских святынях, находившихся в то время на территории Османской империи. Спор этот, инспирированный Францией, а точнее, ее новоиспеченным императором Наполеоном III, «выгоды которого заставляли льстить католическому духовенству», закончился тем, что в январе 1853 г. ключи от Вифлеемского храма (церковь яслей Господних) и Иерусалимского храма (церковь гроба Господня) были демонстративно, с большим шумом отняты у православной общины, которыми она традиционно владела, и, под давлением Парижа, переданы турецкими властями католикам. «Латиняне украли положенную православными греками на месте Рождества Христова звезду с тем, чтобы заменить ее латинской звездой. Это послужило поводом к политическим спорам», — отмечал настоятель Гефсимании архимандрит Пантелеимон.
Таким образом, столкнулись интересы России, традиционно выступавшей в роли защитницы Православия и православных народов и Франции, покровительствовавшей католикам. Дело дошло до того, что Наполеон III, объявил себя защитником Христианства на Востоке, большинство христиан которого исповедовали отнюдь не католицизм. Не ответить на этот вызов Император Николай I не мог. «Крымская кампания возгорелась из-за вопроса, который многим казался пустым и не стоящим внимания, из-за ключей Вифлеемского храма, — писал историк П.В.Безобразов. — Но дело заключалось, конечно, не только в том, кому будет принадлежать Вифлеемская святыня … Император Николай Павлович выступал в роли, какую принимали на себя все русские Цари, начиная с Иоанна Грозного, в роли покровителя и защитника Православного Востока».
На это же обращал внимание и Н.Я.Данилевский. «Ключ сам по себе, конечно, вещь ничтожная, но большею частью вещи ценятся не по их действительному достоинству, а по той идее, которую с ними соединяют, — замечал он. — Какую действительную цену имеет кусок шелковой материи, навязанный на деревянный шест? Но этот кусок шелковой материи на деревянном шесте называется знаменем, и десятки, сотни людей жертвуют жизнью, чтобы сохранить знамя или вырвать его из рук неприятеля. Это потому, что знамя есть символ, с которым неразрывно соединена, во мнении солдат, военная честь полка. Подобное же значение имел и Вифлеемский ключ. В глазах всех христиан Востока с этим ключом было соединено понятие о первенстве той церкви, которая им обладает».
В России это решение турецких властей вызвало бурю негодования. Всем было очевидно, что мусульманское правительство Турции действовало не в интересах мира и стабильности, а с совершенно иной целью. Оскорбление православных подданных Османской империи (составлявших большинство христиан страны) и явно вызывающее решение в пользу Ватикана явно было вызвано желанием нанести оскорбление России. «Страх перед насильственными требованиями Франции тут ничего не объясняет, — справедливо замечал Данилевский, — потому что Турции не могло не быть известно, что от нападения Франции она всегда нашла бы поддержку и защиту в России … Очевидно, что эта уступка требованиям Франции была для Турции желанным предлогом нанести оскорбление России. Религиозные интересы миллионов ее подданных нарушались потому, что эти миллионы имели несчастье принадлежать к той же Церкви, к которой принадлежит и русский народ».
Таким образом, России был брошен вызов, не ответить на который она не могла, не уронив своего престижа и влияния в православном мире. Между тем, Францию и Англию, бывшую в сговоре с Наполеоном III, интересы христиан Востока волновали мало, для них подначивание султана к этой вызывающей выходке было не более чем способом для возбуждения вражды и развязывания военного конфликта. Совсем иначе этот инцидент воспринимался Россией. Как писал Данилевский, «этот спор о ключе, который многие даже у нас представляют себе чем-то ничтожным, недостойным людей, имеющих счастье жить в просвещенный девятнадцатый век, имел для России, даже с исключительно политической точки зрения, гораздо более важности, чем какой-нибудь вопрос о границах, спор о более или менее обширной области».
Попытки российской дипломатии урегулировать конфликт мирным путем не принес никаких результатов. Турция всячески затягивала переговоры, давала обещания вернуть приоритетные права православным, но тут же их нарушала и вообще вела себя так, что не оставалось никаких сомнений — Россию провоцируют на военный конфликт.
«Россия была недостойным образом обманута, правительство ее выставлено в смешном и жалком виде бессилия, между тем как все требования Франции были торжественно выполнены. Что оставалось делать после этого? Могла ли Россия довольствоваться обещаниями Турции, могла ли давать им малейшую веру? Не говоря уже о нанесенном ей оскорблении, не должна ли была она думать, что Турция, после столь счастливого начала, так благополучно сошедшего ей с рук, могла, когда ей только вздумается, отнимать одно за другим права Православной Церкви, чтобы показать несчастным последователям ее тщету всякой надежды Россию? Могла ли Россия не видеть, какое поприще открывалось для интриг латинства, которое умело ценить полученные им выгоды и, конечно, на них бы не остановилось», — отмечал Данилевский.
Великобритания и Франция тем временем побуждали турецкого султана Абдул-Меджида I отвергать любые предложения России по урегулированию положения православного населения, заверяя, что в случае войны, Турции будет оказана ощутимая военная поддержка Запада. Когда отношения между Россией и Турцией накалились до предела, и русские войска, с целью оказания давления на Турцию заняли территорию Дунайских княжеств — Валахии и Молдавии — ряд западноевропейских держав выступил с Венской нотой, в которой сообщалось, что разрешение возникшего конфликта должно быть делом всей Европы, а не только русско-турецкой дипломатии. И хотя Император Николай I заявил о своей готовности пойти на эти условия, тем самым доказав «всей Европе», что Россию интересует лишь восстановление попранной справедливости, а не какие-то, приписываемые ей «честолюбивые планы», турецкий султан, подстрекаемый британским послом, категорически отверг и этот план урегулирования конфликта, предложив свой проект соглашения (а точнее, английский), унизительный и неприемлемый для Петербурга.
Получив ожидаемый отказ на «свои» требования, Турция 4 октября 1853 г. объявила России войну. А после того, как формальная зачинщица конфликта — Турция — была наголову разбита русскими армией и флотом, в войну против России включились Англия, Франция и Сардиния при враждебном нейтралитете Австрии…
Император Николай I в Манифесте, объявленном по случаю начала войны, констатировал: «Россия вызвана на брань: ей остается — возложив упование на Бога — прибегнуть к силе оружия, дабы понудить Порту к соблюдению трактатов и к удовлетворению за те оскорбления, коими отвечала она на самые умеренные Наши требования и на законную заботливость Нашу о защите на Востоке православной веры, исповедуемой и народом русским».
О развитии конфликта, приведшего к масштабному вооруженному противостоянию, доходчиво и образно написал в своем трактате «Россия и Европа» Н.Я.Данилевский, которому Крымская война во многом раскрывала глаза на сущность «христианского Запада». В связи с этим, закончим этот очерк цитатой из трактата известного русского мыслителя, которая крайне важна для понимания причин, вовлекших Россию в эту несчастливую для нее войну.
«Не до очевидности ли ясно, что войны с Россией искали во что бы то ни стало? Не Франция ли с самого начала нарушила своими неумеренными требованиями мир между соперничествующими церквами и заставила Россию вступиться за своих единоверцев? Не Турция ли после сего обманула Россию, не сдержав данного обещания о фирмане? Не Франция ли опять, придвинув свой флот к Дарданеллам, вынудила Россию к занятию Дунайских княжеств? Затем, когда Россия согласилась предоставить решение спора посредничеству четырех великих держав и безусловно приняла предложенный ими текст ноты, не западные ли державы, а преимущественно не Англия ли через своего посланника, постоянно враждебного России лорда Редклифа, подстрекнула Турцию не принимать ее и, — чтобы разом покончить с дипломацией, посредством которой никак не удавалось выставить Россию зачинщицей дела, — прямо объявить ей войну? Есть ли, в самом деле, малейшая возможность думать, чтобы Турция решилась пренебречь мнением всей Европы и, отвергнув его, объявить войну России при убеждении, что предложенная ей нота составляла не ловушку, а действительное, честно выраженное мнение Европы, и без подстрекательства обещанием самой деятельной помощи? Наконец, не дики ли требования западных держав, чтобы Россия, будучи в войне с Турцией, спокойно смотрела на то, как будут подвозить оружие и вообще помогать черкесам, и употребляла для своей защиты одну лишь армию, но никак не флот? Не эти ли нелепые требования, по необходимости ею отвергнутые, послужили предлогом к войне? Что же сказать еще о требованиях Австрии, которая, выгораживая Турцию, вносит войну в пределы самой России? Что сказать, наконец, о Сардинии, так себе, здорово живешь, ни с того ни с сего объявляющей войну России не только уж без причины, но даже и без малейшей тени предлога? Неужели все это не показывает какого-то озлобления, какой-то решимости пренебречь всем, лишь бы только удовлетворить своему желанию унизить Россию, когда к тому представляется наконец благоприятный, по-видимому, случай?»
