Москва, 8 ноября — — Наша Держава (М.В.Назаров). В Февральской революции партия большевиков организационного участия не приняла и даже не предвидела ее. Известно публичное заявление Ленина в январе 1917 года в Швейцарии, что он не рассчитывает дожить до революции, но что ее увидит молодежь[18]… Состоявшуюся вскоре революцию Ленин, знавший слабость подпольных революционных сил в столице, верно расценил в марте 1917 года как результат «заговора англо-французских империалистов»[19].
И другой коммунистический вождь, Г. Зиновьев, писал в 1923 году, что большевицкая партия «не сыграла решающей роли в Февральскую революцию, да и не могла сыграть, потому что рабочий класс был тогда настроен оборончески…»[20]. Большевики же, напомним, сделали ставку на поражение России в этой войне для превращения внешней войны в гражданскую и много сделали для революции разложением Русской армии, поощрением сепаратизмов и разжиганием классовой ненависти под лозунгом «Грабь награбленное!» . Для этой пропаганды Ленин имел в распоряжении огромные деньги из заграничных источников, позволившие ему «углубить революцию», захватить власть, оккупировать и разрушить Россию, превратив ее в «величайший военный трофей, который когда-либо знал мiр». Меморандум от Уильяма Бойса Томпсона (директор Федерального резервного банка Нью-Йорка) Ллойд Джорджу (премьер-министр Великобритании, декабрь 1917 г.). Именно для этой цели из всех революционных партий мiровой закулисой были избраны большевики.
«… Сразу после Февраля главным соперником буржуазного Временного правительства стали не большевики, а Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов, контролировавшийся эсерами и меньшевиками (председатель – глава думской фракции меньшевиков Н.С. Чхеидзе, заместители – эсер А.Ф. Керенский и меньшевик М.И. Скобелев). По выражению Тырковой-Вильямс, Совет был «незаконным отпрыском» все той же Думы. Обе структуры власти, буржуазная и социалистическая, возглавлялись лицами одного круга, связанными через масонские ложи. Поэтому в начале мая во Временное правительство были введены шесть министров-социалистов при девяти оставшихся несоциалистах из первого состава.
Поначалу из 1500 депутатов Совета (где преобладали эсеры и меньшевики) лишь около 30 были большевиками. Большевицкое влияние в Советах начало расти позже, по мере того, как Временное правительство теряло силы, а большевицкие лидеры возвращались из эмиграции и ссылки, чему Временное правительство не препятствовало.
3/16 апреля 1917 года в Россию прибывает Ленин, находившийся в эмиграции с 1900 года (и лишь в 1905 году несколько недель проведший в России). Он безпрепятственно проехал со своей группой из Швейцарии через Германию (территорию военного противника!) в специальных экстерриториальных вагонах. Временное правительство сделало вид, что ничего предосудительного в этом нет, хотя пораженческие замыслы Ленина были известны.
Ранее, 21 марта/3 апреля, в канадском Галифаксе был задержан Троцкий, плывший в Россию на пароходе из США также с группой своих революционеров и с финансистами Уолл-стрита[21]. Канадские службы подозревали его как лицо, работающее на военного противника – Германию. Однако усилиями своих высоких покровителей (накануне ему даже был выдан американский паспорт) Троцкий был освобожден и в мае прибыл в Россию.
Ленин нашел послефевральскую Россию очень подходящей для своих целей: «Нет в мiре страны, где бы сейчас была такая свобода, как в России. Воспользуемся этой свободой… для основания Третьего Интернационала»[22]. В условиях небывалой свободы при слабом правительстве он начинает энергично отстраивать свою организацию, переманивая членов из других социалистических партий. Но пока собственная партия была слаба, Ленину были нужны Советы рабочих и солдатских депутатов. В знаменитых апрельских тезисах он провозглашает: «Никакой поддержки Временному правительству», «Вся власть Советам!»
Временное правительство сохраняло верность западным союзникам, которые поддержали Февральскую революцию. Оно отвергло предложения Берлина и Вены о сепаратном мире и призвало народ к «последним жертвам». Это было понятно, ибо поражение Германии и Австро-Венгрии было неминуемо, а выход из войны означал бы, что Россия не получит обещанную союзниками награду: проливы.
Большинство же членов Петроградского Совета выступало за мир «без аннексий и контрибуций». Огромную разрушительную роль для армии сыграл его «Приказ № 1» от 1 марта, вводивший выборные солдатские комитеты, чьи приказы имели приоритет над приказами офицеров. Инициаторы этого приказа потом признавали, что сделали это сознательно, чтобы разложить армию, ибо она была единственной патриотической силой, способной под руководством офицеров-монархистов взять власть в свои руки и обратить вспять «достижения революции». Временное правительство тоже занялось чисткой армии, увольняя офицеров-монархистов и повышая в чинах лояльных.
Лишь Ленин продолжал выдвигать пораженческие лозунги, утверждая, что оборончество – «измена международному социализму». Большевицкая печать распространяла призывы к братанию на фронте, такими листовками и немцы со своей стороны забрасывали русские окопы.
Провал в июне долго готовившегося русского наступления был закономерным: прорвав австрийский фронт на широком участке, прекрасно вооруженные русские войска остановились и начали митинговать по вопросу, имеют ли они право вторгаться на чужую землю. Митинги под лозунгами «Мир без аннексий и контрибуций!» переросли в братания с противником и дезертирство. Тем временем противник подтянул подкрепления и ликвидировал прорыв.
Вскоре солдаты и матросы уже сами избирают себе командующих армий и флотов, растет дезертирство. Множатся погромы помещичьих усадеб, к чему неустанно призывают большевики, стремясь превратить войну в гражданскую. «Грабь награбленное!» – лаконично снимает Ленин и моральную, и уголовную проблему… (Позже он скажет: «Попало здесь особенно лозунгу: «грабь награбленное», – лозунгу, в котором, как я к нему ни присматриваюсь, я не могу найти что-нибудь неправильное… Если мы употребляем слова: «экспроприация экспроприаторов», то – почему же нельзя обойтись без латинских слов?»[23].)
Российский корреспондент французской социалистической газеты «Юманите» описывал последствия этого призыва: «Опустошались и подвергались грабежу большие усадьбы, уничтожались редкие высококультурные оазисы… Уничтожался сельскохозяйственный инвентарь и породистый скот, прекрасные библиотеки и картины знаменитых мастеров. Все это заканчивалось и заканчивается кровавыми схватками во время дележа добычи»[24]…
Одновременно, хотя монархия была уже свергнута, Ленин повсеместно поощрял сепаратизм, ослаблявший центральную власть: «Если Финляндия, если Польша, Украина отделятся от России, в этом ничего худого нет. Что тут худого? Кто это скажет, тот шовинист». Да и внутри России «партия требует широкой областной автономии, отмены надзора сверху, отмены обязательного государственного языка и определения границ самоуправляющихся и автономных областей…»[25] (май 1917).
Некоторым людям даже в ленинском окружении подобные призывы к расчленению территории государства и разложению армии в условиях войны, к развязыванию животных инстинктов и классовой ненависти казались опасными или глупыми. «Но Ленин знал, что делал», – вспоминал очевидец, философ Ф. Степун: призывы Ленина «были вовсе не глупы, так как они были… парусами для уловления безумных вихрей революции»[26]. На этих парусах большевики и шли к власти, не считаясь со страшной ценой разрухи и быстро наращивая перевес над Временным правительством, которое теряло инструменты управления.
Недовольный сотрудничеством Советов с Временным правительством Ленин уже в июне на I Всероссийском Съезде Советов заявляет о готовности большевиков взять власть («Есть такая партия!»); в июле большевики пытаются устроить восстание. Совет становится на сторону Временного правительства, которое наконец-то решается закрыть штаб большевиков в захваченном ими дворце Кшесинской. Ленин и Зиновьев, уличенные разведкой в получении денег от Германии, называют это новым «делом Бейлиса» и спасаются бегством (при этом, по свидетельству М.В. Фофановой, у которой прятался Ленин, он сбрил бородку и переоделся в женское платье[27])…
Однако Временное правительство боится, что следствие может раскрыть факты финансирования теми же деньгодателями и Февральской революции (это признал Милюков[28]), и революционной деятельности в годы войны эсеров (которые теперь вошли в состав Временного правительства). Поэтому обвинение против большевиков снимается, арестованных освобождают, наказаниям подвергают их обвинителей (увольняют министра юстиции), и даже отряды Красной гвардии не подвергаются разоружению.
Керенского гораздо больше напугала попытка нового Верховного главнокомандующего Корнилова применить силу против нараставшего хаоса. В марте во всеобщем ослеплении он запятнал себя заключением под арест Царской семьи, но 27 августа выступил ради «сохранения Великой России… Предпочитаю умереть на поле чести и брани, чтобы не видеть позора и срама Русской земли»[29]. Корнилов по договоренности с Керенским направляет в столицу корпус генерала Крымова. Однако Керенский тут же предает Корнилова, объявляет его изменником и заключает под стражу вместе с другими генералами. Крымов кончает самоубийством. Причем «отпор корниловщине» Временное правительство и Петроградский Совет организуют совместно с большевиками, тем самым реабилитируя их от прежних обвинений. Как бы подчеркивая реакционно-реставрационную опасность «корниловщины», 1 сентября Керенский, не дожидаясь созыва Учредительного собрания, объявляет Россию республикой, что было, конечно, нелегитимным актом даже по февралистским меркам законности.
К началу сентября большевики впервые получают большинство в Петроградском, а затем и Московском Советах. Ленин, скрывающийся в Финляндии, пишет статьи «Большевики должны взять власть» и «Марксизм и восстание». Но большинство членов ЦК партии все еще не готовы к восстанию, ибо боевого настроения масс нигде не наблюдается. Споры продолжаются до середины октября.
Тем временем новым председателем Совета Троцким уже началась подготовка восстания на основе созданного Военно-Революционного Комитета (ВРК) – под видом защиты предстоящего II Съезда Советов от провокаций. Ленин хотел приурочить переворот к Cъезду, который санкционировал бы новую, большевицкую власть. Поэтому он настаивал на проведении переворота именно к этому дню.
«Вся работа по практической организации восстания проходила под непосредственным руководством Троцкого»[30], – писал Сталин в «Правде» в связи с годовщиной переворота. (Позже, захватив власть в партии, Сталин назовет вождем восстания себя; после разоблачения его «культа личности» руководство припишут Ленину…) В столице действовало лишь несколько тысяч солдат-большевиков, но правительственных войск на улицах вообще не наблюдалось. Этими силами с 24 по 25 октября были заняты вокзалы, мосты, телеграф, электростанция и т. д. «Группки юнкеров не могли и не думали сопротивляться… военные операции были похожи скорее на смены караулов… Город был совершенно спокоен»[31] – вспоминал Н. Суханов (Гиммер).
Ленин с огромными предосторожностями появился в Смольном 24 октября вечером, накануне открытия II Съезда Советов. Утром 25-го было объявлено о низложении Временного правительства и переходе власти в руки Петроградского Совета. Правда, правительство еще заседало в Зимнем дворце – и Ленин яростно настаивал на его аресте. Однако знаменитого «штурма Зимнего» не понадобилось: после обстрела начальник обороны дворца прекратил сопротивление. (За документальные съемки «штурма Зимнего» часто выдают кадры из художественного фильма Эйзенштейна с эффектным распахиванием ворот под напором вооруженной толпы…) При штурме погибло шесть человек. В 2 часа ночи 26 октября член ВРК Антонов-Овсеенко арестовывает Временное правительство и заключает его в Петропавловскую крепость. Керенский накануне бежал.
Зимний дворец подвергается разграблению и вандализму: красногвардейцы топчут книги и иконы, выкалывают глаза на портретах Царей, кромсают штыками мягкую мебель и гадят на нее, бьют фарфор, насилуют «женский батальон» (созданный Керенским для пропаганды «войны до победы»)… В эти часы, как описано у Маяковского, по налаженному графику привычно пошли утренние трамваи – не зная, что едут уже «при социализме»…
Ленин торжествует, съезд объявляет о переходе власти по всей стране к местным Советам и избирает высший законодательный орган – Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет (ВЦИК, в 1937 году превратился в Верховный Совет). Поскольку меньшевики и «правые» эсеры, протестуя против штурма Зимнего, покинули съезд, во ВЦИК вошло 62 большевика, 30 левых эсеров, 6 социал-демократов, 3 украинских социалиста. ВЦИК сформировал первое советское правительство из большевиков во главе с Лениным – Совет Народных Комиссаров (СНК, в 1946 году переименован в Совет министров).
Итак, успех ленинской ставки на вооруженное восстание, в возможность которого никто не верил, можно объяснить, с одной стороны, тем, что Временное правительство само упустило из рук власть. По известному выражению, «большевики подобрали власть, валявшуюся на улице».
Но чем объяснить феноменальный рост партии большевиков по всей стране? С февраля до октября ее численность с 5000 человек возрастает до 350 000 (даже если это пропагандное преувеличение, рост в десятки раз несомненен), создается платная (!) Красная гвардия в крупных городах (в Петрограде 20 тысяч бойцов, в Москве 10 тысяч), выходит около 50 газет. И как Ленину удалось утвердить свое влияние в партии несмотря на то, что большинство ЦК не поддержало ни апрельских тезисов Ленина с курсом на социалистическую революцию (считая это преждевременным), ни его фантастических призывов к восстанию?
Советские историки объясняли успех лишь тем, что «Ленин наиболее последовательно выражал чаяния масс». Но они умалчивают, что при этом Ленин имел в распоряжении огромные деньги из заграничных источников. Все большевицкие структуры были платными, причем члены ЦК получали суммы, в 10–100 раз превышающие тогдашнее жалование русского офицера или полицейского[32].
Без этих денег рост пораженческой партии и захват ею власти были немыслимы. В частности, уже 16/29 сентября 1917 года статс-секретарь министерства иностранных дел Германии Р. Кюльман отмечал: «Без нашей постоянной поддержки большевицкое движение никогда не достигло бы такого обширного влияния, какое имеет сейчас. Имеются все указания на то, что это движение будет продолжать расти». А 20 ноября/3 декабря он констатировал: «Лишь когда большевики получили от нас постоянный поток денег через разные каналы и под различными названиями они были в состоянии укрепить свой главный орган «Правда», вести энергичную пропаганду и значительно расширить поначалу небольшую основу своей партии»[33].
Немцы оказали даже конкретную помощь в Октябрьском перевороте: переодетыми в матросов немецкими офицерами (двое из них для этого прибыли в Петроград в «пломбированном» вагоне), созданием отрядов из немецких военнопленных для защиты большевицкого восстания и гарантией, что не позволят Керенскому снять с фронта войска для подавления восстания[34]. Вот чем объяснялась фанатичная уверенность Ленина в успехе переворота! И даже чисто логически было бы странно, если бы Германия, вложив в Ленина десятки миллионов марок, не помогла бы ему в решающий момент всеми возможными способами захватить власть у Временного правительства, продолжавшего войну против Германии.
О происхождении «немецких денег» мы уже сказали: большей частью это были кредиты немцам еврейских банков США. После Февраля общность интересов еврейства и Центральных держав (Германии и Австро-Венгрии) исчезла, поскольку мiровая закулиса планировала сделать эти монархии следующими жертвами. Поэтому начинается и прямое финансирование большевиков мiровой закулисой. То есть, свергнув православную монархию за чужой счет (за счет средств, выданных в долг Германии), теперь мiровая закулиса решила получить огромный доход от приведения к власти большевицкого правительства, плодящего разруху и готового распродать по дешевке богатства России в обмен на политическую и экономическую помощь.
Уже в августе 1917 года в Россию под видом американской миссии Красного Креста прибывает группа банкиров, которые передают большевикам миллион долларов. Это описано в упомянутом исследовании Э. Саттона [русский перевод книги вышел в издательстве «РИ»]. Видимо, этот общий источник финансирования и поспособствовал объединению Ленина с прибывшим из США Троцким на VI съезде партии (26 июля – 3 августа).
В то же время большевики продолжали «доить» и немцев во взаимовыгодных интересах: для укрепления своей власти, теперь снабжавшей отощавшую Германию необходимыми ресурсами ( к этому еще вернемся).
Таким образом, в решающие месяцы (перед захватом власти и для ее удержания) большевиков финансировали как Германия, так и банкиры Уолл-стрита. А когда немецкая помощь к концу лета 1918 года закончилась, тайная поддержка большевиков Уолл-стритом была важнейшей для их победы в годы гражданской войны, и определялась она не столько правительствами стран Антанты, сколько банкирами, которые стремились захватить российский рынок как «величайший военный трофей, который когда-либо знал мiр» [35] (выражение директора Федерального резервного банка Нью-Йорка У.Б. Томпсона в меморандуме премьер-министру Великобритании Ллойд Джорджу, декабрь 1917 года) – и сумели оказать соответствующее влияние на свои правительства.
Тогда эти надежды мiровой закулисы осуществились лишь частично во время нэпа, но затраты на поддержку большевиков многократно оправдали себя: в 1921 году российское золото хлынуло в США таким потоком, что банкиры не успевали его сертифицировать[36].
При этом банкирам Уолл-стрита совсем не мешало то, что большевики сразу же стали осуществлять цели «Манифеста коммунистической партии» под пение гимна, в котором те же цели были выражены короче: «Весь мiр насилья мы разрушим до основанья, а затем»… Точнее было бы им петь «насильем мы разрушим»…»
