и можно ли совместить православие и коммунизм – в интервью порталу
Правмир рассказывает историк Андрей Кострюков.
революции заставляет нас многое вспомнить и о многом задуматься.
Революция была страшным кровавым насилием, а строительство «нового мира»
сопровождалось репрессиями – это тоже исторический факт, хотя кое-кто
сегодня и пытается это отрицать или оправдать «необходимостью». Да и в
позднем СССР не существовало, конечно же, никакой свободы слова и
свободы совести…Однако советская власть держалась, и «новая
жизнь», так или иначе, двигалась вперед и развивалась – не на одном
только насилии и страхе, но и на вере. Вере безбожной, вере земной,
лукаво названной «верой в человека», или «в правду». И она оказалась,
как ни странно, очень сильной. Многим и по сей день трудно от нее
отказаться. О том, как люди пытаются совместить веру и коммунистическую
идеологию, рассказывает ведущий научный сотрудник
Научно-исследовательского отдела новейшей истории РПЦ Православного
Свято-Тихоновского гуманитарного университета доктор исторических наук
Андрей Кострюков.
Андрей Кострюков
Православный коммунист — не осведомлен или лжив
—
Андрей Александрович, даже в середине 1980-х годов, буквально накануне
перестройки, окрестить ребенка или быть замеченным в посещении храма для
члена КПСС автоматически означало исключение из партии и увольнение с
работы (беспартийных неприятности не миновали бы тоже, по крайней мере
представителей интеллигентных профессий). Прошло не так много лет — и
вот в наших храмах появились люди, непротиворечиво, как им кажется,
сочетающие православную веру и симпатии к КПРФ, причем это не только
миряне, но порой и клирики. Насколько совместимы, на ваш взгляд,
христианство и коммунистическая идеология?
— Люди,
совмещающие посещение храмов и коммунистическую идеологию, либо не
понимают православной веры, либо не до конца понимают, что такое
идеология коммунистической партии. Ведь большевики изначально отрицали
возможность совмещения веры в Бога и пребывания в партии. И известное
разделение на большевиков и меньшевиков в 1903 году отчасти произошло
потому, что большевики во главе с Лениным как раз не допускали никакой
личной свободы для коммуниста. Если меньшевик теоретически мог посещать
храм — при условии, что это не влияет на его партийные обязанности,— то
для большевика это было категорически невозможно.
Сам Ленин
никогда не скрывал, что является атеистом. В своей анкете он указывал,
что стал атеистом в 15 лет. Из воспоминаний его современников (Крупской,
Кржижановского) мы знаем, что именно в этом возрасте он выбросил свой
нательный крест в мусор и больше к церковной жизни не возвращался. Его
статьи и письма дореволюционного периода свидетельствуют, что это был
человек, не просто равнодушный к религии, это был человек, которого
религия страшно злила, раздражала, и который вообще не допускал никакого
с ней компромисса. И придя к власти, Ленин, конечно, своей позиции не
поменял. В 1919 году он прямо выступил за изгнание из партии
коммунистов, посещающих храмы[1].
Сейчас ситуация
иная — атеистом быть политически невыгодно, и нынешняя российская
компартия уже заявляет, что большевизм и религия вполне совместимы.
По
моему убеждению, в истории не было партии более лживой, чем
коммунистическая. Можно спорить, кто был более жестоким — последователи
Мао Цзэдуна, Сталина или Гитлера, тут они соревнуются, — но что касается
лживости и подмен понятий, здесь, безусловно, коммунистическая партия
лидирует. Ни одна из партий так цинично не приспосабливалась под
общественные настроения.
В настоящее время коммунисты заявляют о
себе как о патриотах, хотя изначально о патриотизме в их программе не
было и речи. «У пролетариата нет отечества»,— говорил Ленин, их задача
была другая: захватить власть во всем мире, построить некое
безнациональное общество. То же и с религией: при Ленине — Сталине все
они были воинствующими атеистами, сейчас коммунисты свою риторику
сменили, стали заявлять о себе как о православных патриотах.
Но
современный коммунист неизбежно впадает в противоречие — ходить по
улицам с портретами гонителей Церкви и при этом считать себя верующими
по меньшей мере странно. По-видимому, это люди либо неосведомленные —
они не знают о страшных жертвах коммунистического режима, либо лживые —
это те, кто знает об этих жертвах, но утверждает, что их не было. Но
самое страшное — когда о репрессиях знают, но их оправдывают: здесь уже
речь идет о духовном повреждении.
Лавров сказал, что сейчас идет процесс становления красного
неообновленчества. Согласны ли вы с тем, что такое явление существует? В
чем сходство и различие между обновленцами начала XX века и
сегодняшними?
— Да, Владимир Михайлович прав,
явление есть, и оно весьма опасное. Человек, приходящий к Богу, не
всегда информирован о новомучениках, о преследованиях за веру. Можно
приобрести на какой-нибудь православной ярмарке брошюрку, посмотреть по
телевизору лживый «документальный» фильм о «православном Сталине» и
получить искаженное представление об исторической реальности. К
сожалению, такое происходит иногда и со священнослужителями. Адептов
«красного неообновленчества» пока немного, но они активны.Сходство
между прежними обновленцами и их современными последователями имеется,
но не во всем. В чем была суть обновленчества 1920-х — 1930-х годов? Не
только в опасных реформах — введении женатого епископата, многобрачия
духовенства и т. д. Другая сторона этого раскола в том, что его адепты
по тем или иным причинам поклонились «красному зверю».
Нынешнее
«красное неообновленчество» — это не призывы к литургическим и
каноническим реформам, а стремление возродить советскую систему.
Возродить ради того, чтобы вернуть «великое государство», неважно, что
оно было богоборческим. По сути, эти люди готовы предать новомучеников,
исповедников и в конечном итоге Самого Христа — предать в обмен на
какую-то иллюзию величия Отечества.
Один санкт-петербургский священник, апологет Сталина, на вопрос о
новомучениках сказал буквально следующее: «…на крови жертвенников стоит
православный мир. Если кто-то из невинно расстрелянных… получил венец
мученичества, то это и есть дрожжи, на которых может взойти тесто нашего
развития. И это тоже заслуга Сталина». Нет ли у вас опасения, что
подобные высказывания людьми нецерковными, но доброжелательно
относящимися к православию, будут восприняты как точка зрения Церкви и
от Церкви этих людей оттолкнут?
— Для меня такая
сталинская апологетика — обыкновенная демагогия. Если принять такую
точку зрения, то почему бы не восхвалять убийц Самого Христа:
возникновение христианства, по этой логике,— заслуга Каиафы, Анны и
Понтия Пилата. Почему не воздвигать тогда памятники Нерону и Декию? Если
бы не они, то не было бы и почитаемых нами святых.
Гонителя
нужно называть гонителем, а не благодетелем, преступника — преступником,
а не святым. Без правды никакого мира между людьми не будет.
Недавно
мне довелось побывать в городе Виттенберге — том самом, где
проповедовал Лютер. Но меня заинтересовало там больше всего не наследие
этого реформатора, а один очень интересный памятник — памятник правде.
Вровень с землей лежат четыре плиты, сдвинутые друг к другу, и они
приподняты из-за того, что из-под этих плит что-то выпирает. Смысл этого
памятника в том, что, как правду ни скрывай, она все равно явит себя,
какими плитами ее ни придавливай — она их разрушит.
Так и здесь.
Если у нас будет создан приглаженный и сказочный вариант истории, если
на этом будет построена идеология, то впереди нас ждет новая катастрофа —
правда все равно выйдет наружу, снова сметет лживую идеологию, и снова
придется все начинать сначала.
Поэтому нужно не придумывать
оправдания для убийств, а осудить их раз и навсегда. И только после
того, как такая оценка будет дана, когда не будет памятников палачам,
когда города и улицы не будут называться их именами — только тогда можно
будет говорить о национальном примирении. И здесь не нужно ссылаться на
некое «уважение к истории», таковое не должно подразумевать почитания
преступников и предателей, каких в истории любой страны было немало.
Вы
выразили опасение, что мнение, высказанное священником-сталинистом,
будет воспринято как мнение Церкви. У меня здесь оптимизма нет. Для
невоцерковленного человека священник — это всегда представитель Церкви. И
если священник начинает оправдывать убийства, казни, репрессии, а
церковное руководство его не останавливает, то вывод будет один —
Церковь все это санкционирует. Вполне возможно, что для кого-то это
станет серьезным препятствием на пути к православию.
—
Как мне, православной христианке, относиться к тому, что священники
возлагают цветы к памятнику убийце великого множества новомучеников и
просто ни в чем не повинных людей? Как относиться к высказываниям одного
епископа, который на страницах газеты «Завтра» восславил Сталина как
совершенного исполнителя Божественных заповедей (в частности, «не убий» и
«не укради»), а также поведал, что коммунистическая партия в тот период
успешно исполняла функции Церкви?
— Что ж,
коммунистическая партия действительно попыталась заменить Церковь:
Бердяев справедливо назвал коммунистическую партию атеистической сектой.
Это действительно была религия, но религия без Бога, религия пустоты.
Да, это была замена Церкви, но именно в таком качестве, а не в том, что
она вела к спасению.
Для православного христианина тяжело видеть,
как пастыри, а порой и архипастыри начинают представлять
коммунистическую идеологию одним из путей ко спасению. Делать подобные
заявления — все равно, что плюнуть на икону новомучеников. Что можно
посоветовать в такой ситуации? Мы должны помнить, что ошибки порой
бывали даже у великих святых. Преподобный Герасим Иорданский, который
жил в пустыне, прославился чудесами, прозорливостью, — даже он на
какое-то время впадал в ересь. В данном случае, я думаю, и мирянин имеет
право выступить против. Все мы получаем в Миропомазании дары Святого
Духа, все мы имеем право отстаивать правду. Среди древних апологетов —
защитников веры — были не только архиереи и священники, но и миряне.
вами слов, услышит и голос протеста со стороны православных христиан,
то, естественно, поймет, что упомянутый архиерей не выражает мнения всей
Церкви. И полезно всегда помнить, сколько людей пострадало за веру.
Арестам, ссылкам, лагерному заключению только по религиозным делам
подверглись в общей сложности до 500 тысяч человек.Примерно
половина от этого количества пострадала до смерти — это те, кто был
расстрелян или погиб в лагерях и ссылках от невыносимых условий жизни.
Но
мы не обращаем внимания на то, сколько людей погубили свои души из-за
коммунистической идеологии. Ведь людей воспитывали в воинствующем
безбожии, ярой ненависти ко всему христианскому. И многие умирали
некрещеными вследствие такого воспитания, и богохульствовали, и сами
принимали участие в атеистической пропаганде, разрушали храмы. Кто даст
ответ за сотни миллионов загубленных атеизмом человеческих душ?
Цифры погибших и пострадавших за веру, озвученные вами, окончательные?
Насколько мне известно, до сих пор далеко не все архивы доступны
исследователям.
— Мы не можем говорить о полноте
списка пострадавших и долго еще не сможем говорить. Причина — в
труднодоступности архивных материалов. В 1990-е годы архивы начали
открывать, историки стали с ними знакомиться, ужаснулись, а потом пошел
обратный процесс — закрытие архивов. Сейчас найти следственное дело,
получить его крайне затруднительно. Формально архивы открыты, но у них
нет описей, и исследователь, придя туда, просто не знает, что ему
заказывать. Но даже если человек точно знает, какое дело ему нужно, это
не гарантирует его получения. Тем более что некоторые дела находятся в
провинциальных архивах, ехать за свой счет, еще и без гарантии, что
будет результат, могут себе позволить очень немногие. А лагерные дела в
большинстве своем и вовсе уничтожены.
Поэтому сейчас определить
даже примерное число пострадавших невозможно. То, что приведенные мной
цифры не окончательные,— это бесспорно. Вот пример хотя бы из моей
личной практики: занимаясь совсем другим исследованием, не связанным с
новомучениками, случайно обнаружил имя репрессированного епископа. Это
владыка Александр (Малинин), епископ Нолинский, викарий Вятской
губернии. В проповеди при наречении он сказал, что видит на своем пути
«шипы и терния». На епископа донесли, он был приговорен к концлагерю за
клевету на советский строй. В лагере он и погиб. Ни в какие поименные
списки за Христа пострадавших он до недавнего времени не входил. То есть
архиерея, такую крупную фигуру, и то исследователи «упустили». А что
говорить о простых священниках и мирянах? Сколько из них сгинувших и
погибших в безвестности?
Далеко не всегда пострадавший за Христа
проходил в следственных делах. В 1917–1922 годах священников и монахов
часто убивали за одну классовую принадлежность. А как не уничтожить,
если газета «Правда» летом 1918 года писала, что власть капитала не
падет, пока жив последний помещик, последний офицер и последний поп. К
смерти священника мог приговорить местный совет рабочих депутатов.
Бывало и так, что красный отряд мог войти в монастырь и просто перебить
насельников за то, что они монахи.
—
Вы говорите о пострадавших за веру, но с цифрами общего количества
жертв коммунистического режима сейчас идут всевозможные спекуляции.
Периодически звучат заявления просоветски настроенных деятелей:
оказывается, за весь советский период пострадало «всего» три миллиона,
например. Потом другой пишет: нет, всего 600 тысяч, третий — 300 тысяч;
цифры варьируются по вкусу. Для человека, мало-мальски знакомого с
историей ХХ века, это, конечно, нонсенс. Не честнее ли будет сказать,
что мы просто не знаем общего количества жертв, этих, по слову поэта,
«миллионов убитых задешево»?
— Нужно учитывать и
то, что люди подвергались несправедливым репрессиям не только по
«политической» 58-й статье, но и по совсем другим статьям: например, по
закону о «колосках», за саботаж (опоздание на работу) и так далее.
Но
минимум пострадавших все-таки известен. Что касается собственно
репрессированных — в книге О.Б. Мозохина «Право на репрессии» приведена
статистика по годам: только в годы «большого террора» (1937-1938) было
расстреляно около 700 тысяч человек. Плюс еще более полутора миллионов
попавших в тюрьмы и лагеря, и всё это только в 1937-1938 годах. А ведь
людей арестовывали и расстреливали и до, и после этого, и, понятно, тут
тоже счет идет на миллионы. Были случаи, когда людей забирали вообще без
следственного дела. Академик Д.С. Лихачев вспоминал, что в ходе рейда в
Москве забрали всех нищих и отправили в Соловецкий лагерь без суда.
В
2007 году издательством «Росспэн» опубликованы материалы переписи
населения 1937 года, при Сталине засекреченные. Что мы видим: в 1934
году на XVII съезде ВКП(б) Сталин назвал численность населения СССР —
168 миллионов. Планировалось, что к 1937 году население страны вырастет
до 180 миллионов. А что показала перепись? Население страны сократилось
до 162 миллионов человек. Страна потеряла 18 миллионов человек! И это
при достаточно высокой рождаемости. А ведь впереди были еще и репрессии
1937-1938-го и последующих годов!
Или голод в Поволжье 1921-1922
годов — прямое следствие социального эксперимента, поставленного над
русским народом. Ленин считал, что скоро коммунизм победит во всем мире,
денег не будет, а будет всеобщее распределение — такой всемирный ад. И
он уже начал это вводить. У крестьян отбирали так называемые «излишки», а
по сути — практически всё. В результате крестьяне стали меньше сеять,
что и привело к голоду. Пять миллионов человек — жертвы этого голода. Об
этом прямо писала Большая советская энциклопедия в 1930-е годы в статье
«Голод», там эта цифра названа.
Затем
известный голодомор начала 1930-х годов, который стал следствием
коллективизации. Сталин говорил, что эти годы не менее важны, чем
революция 1917 года. Потому что революция мало изменила уклад
крестьянской жизни: крестьяне как жили, так и продолжали жить. А здесь
потребовалось сломать русское крестьянство, загнать его в колхозы.
Крестьян, не желавших идти в колхозы, объявляли кулаками и ссылали, что
часто означало смерть.
Сам Сталин в разговоре с Черчиллем назвал
цифру в десять миллионов человек, которые в той или иной степени
пострадали от коллективизации: были убиты, попали в лагеря или были
высланы. Но «высылка» для многих тоже означала смерть. Особенно высокой
была детская смертность. Следствием этого социального эксперимента стал
голодомор, который унес жизни восьми миллионов человек. Причем у нас не
любят говорить, что Сталина предупреждали о надвигающемся голоде и людям
можно было помочь. Но что сделал Сталин? Он приказал обеспечить хлебом
только Грузию, в то время как охваченные этим страшным голодом Поволжье,
частично Сибирь, юг России, Украина остались без всякой помощи.
Затем
— послевоенный голод. О нем у нас мало, к сожалению, говорят, но
ситуация была страшная. Пусть этот голод не достигал таких масштабов,
как голодомор, но тоже унес не один миллион человеческих жизней, это
бесспорно.
А если мы к этому прибавим неразумное руководство
нашей армией в начале войны… Ведь армия была настроена только на
наступление, к обороне не готовились. И тут нападение Гитлера, страшные
жертвы, огромное количество пленных.
ХХ век, несмотря на наши
победы, наши достижения, все же стал катастрофой. Д.И. Менделеев
подсчитал, что население России в ХХ веке вырастет до 600 миллионов
человек. Что мы имели на конец советского периода? Около 280 миллионов.
На постсоветском пространстве сейчас чуть больше. Сколько имеет Россия
сейчас? 142 миллиона. Что это, если не геноцид? Да и при том надо
учитывать, что Сталин, вознамерившись построить бесклассовое общество, о
чем он неоднократно говорил с начала 1930-х годов, организовал геноцид
именно против классово чуждых — не по расовому, а по социальному
признаку. Уничтожались зачастую самые лучшие, самые талантливые — мы
получили страшный удар по нашему генофонду.
Ну а затем, когда
репрессии закончились, выстроенная коммунистической властью система
добила страну — люди думали о квартирке-хрущевке, о дачном участке. А
при такой жизни — один, максимум два ребенка. Вот и падение рождаемости.
— Вы еще жертвы Гражданской войны 1917-1920 годов не считали.
—
Есть разные данные о военных потерях, но примерно сходятся на том, что в
боевых действиях белые, красные и зеленые потеряли около 2,5 миллионов
человек. Но при этом население России в тот период сократилось более чем
на 10 миллионов человек. Здесь и голод, и эпидемии, и более двух
миллионов беженцев. И в основном беженцы были потеряны для России —
через два-три поколения мало кто оставался русским, в основном же это
французы, американцы.
Осуждение коммунистического режима не довели до конца
— Уже отмечалось, что архетипической основой культа Сталина является извращенная монархическая идея. Вы согласны с этим?
—
Да, это извращенная монархическая идея. Но меня вот что удивляет:
говоря о недостатках сегодняшней жизни, сразу начинают апеллировать к
Сталину: он бы этого не допустил, при нем был порядок. Хотя какой
порядок, когда безвинно людей уничтожали, какой порядок, если войну чуть
не проиграли и столько народу положили.
А почему бы не
вспоминать в такой ситуации о русских царях — действительно достойных
людях? Нет, вспоминают именно эту фигуру. Думается, это потому, что все,
связанное с русской историей до 1917 года, у нас уже на протяжении ста
лет преподносится как нечто чуждое, а при советской администрации все
это 70 лет вообще поливалось грязью. Положительно представляли только
двух царей: Ивана Грозного и Петра I, все остальные подавались как
бездарности и ничтожества, что хорошо заметно по художественным фильмам.
Когда
70 лет людям это навязывают, складывается определенное массовое
представление. И потом как-то не смогли перестроиться, вернуться к нашей
исторической России. И, мечтая о сильном лидере, остается
ориентироваться на идеализированный, ретушированный образ Сталина. А в
последнее время наблюдается уклон в идеализацию всего советского, что
обязательно ведет за собой и оправдание революции, а следовательно, и
новые утверждения о якобы недееспособности царского режима.
—
Действительно, идет сильнейшая волна мифологизации советского прошлого.
Забыты реальные «прелести» советской жизни с ее коммуналками, вечными
очередями и дефицитом, боязнью сказать лишнее слово. Почему предметом
идеализации становится именно этот, кошмарный даже с чисто бытовой,
обывательской точки зрения, период нашей истории, в который к тому же ни
на одно десятилетие, начиная с 1917-го по конец 1980-х годов, не
прекращались преследования за веру?
— Думаю,
основная причина в том, что не было люстрации кадров. Коммунистические
лидеры разных уровней остались у власти. Они неплохо жили тогда, имели
власть, различные блага, и имеют власть сейчас. И то, что связано с их
молодостью, они пропагандируют, имея возможность делать это через СМИ.
Другая причина в том, что в 1990-е годы не было доведено до конца
осуждение коммунистического режима.
Затем, люди, еще заставшие
советскую власть,— это в основном те, кто жил при Хрущеве и Брежневе,
когда массовые репрессии ушли в прошлое. Обыватель запомнил эти годы как
относительно стабильные, когда можно было в течение жизни копить деньги
на старость и быть уверенным, что они не пропадут. По этой
«стабильности» и тоскуют, забывая обо всем, что вы назвали,— о дефиците,
о талонах, о многочасовых очередях. Забывают и о преследованиях за
веру. Искоренить это непросто.
Но ведь и гитлеризм в Германии
было нелегко изжить: согласно опросам, в конце 1940-х годов большинство
немцев считало Гитлера величайшим деятелем за всю историю страны. И
потребовалось очень серьезное просвещение, пропаганда. Публиковали
правду о нацистском режиме, устраивали для детей экскурсии в концлагеря.
У нас ничего подобного не было и нет, немногочисленные музеи репрессий
влачат жалкое существование.
В довершение ко всему появляются всякие
легенды, ни на чем не основанные, — о посещении Сталиным блаженной
Матроны, о видениях митрополита Илии[2]. Достаточно почитать
опубликованную ныне переписку Патриарха Алексия I с Г.Г. Карповым или
воспоминания митрополита Волоколамского Питирима (Нечаева), чтобы
понять, что это был скорее аферист, чем боговидец. И свои сказочные
истории митрополит Илия начал рассказывать уже после войны, когда
впервые посетил Россию. И его переписка с советским руководством,
которую он якобы вел, документально никак не зафиксирована.Наконец,
недобросовестные люди идут на прямые подтасовки. Святителю Луке
(Войно-Ясенецкому), например, приписывают хвалебные речи в адрес
Сталина, хотя на самом деле архипастырь ничего подобного не говорил.
— Должна ли, на ваш взгляд, Церковь помочь обществу в покаянном осмыслении трагического прошлого нашего Отечества?
—
Должна, и именно путем донесения правды. Когда читаешь о том, как
убивали царскую семью, преподобномученицу Елисавету, как умирали простые
пастыри и верующие, какие муки они переносили — все это не может не
тронуть сердце. И если Церковь будет активно распространять такую
информацию, это приведет к серьезному сдвигу в народном сознании. Пока у
нас о новомучениках пишут очень мало — по сравнению с тем, сколько
должны бы об этом писать. А если это будет, и если эта тема будет
звучать в проповедях, то результат не замедлит явиться.
Пока же, к
сожалению, продолжает оставаться популярным мнение: нам не в чем
каяться, революция — это происки врагов, потеря Россией исконных
территорий в 1991 году — результат деятельности каких-то шпионов. Если
мы будем стоять на таких позициях, то снова придем и к новому 17-му
году, и к новому 91-му. Потому что люди просто не поняли того урока,
который Господь преподал нам в XX веке.
Если мы видим, что в
Республике Коми поставили памятную доску в честь охранников концлагеря, а
не в честь убитых в этом лагере, если в разных городах уже появились
бюсты Сталина, это говорит о том, что урок прошел впустую. А мы знаем из
Библии, на примере Израиля, что было с народом, который не желал
усваивать Божественных уроков. Если мы признаем, что в трагедии XX века
виноваты мы сами, и покаемся в этом, если не будем оправдывать
преступления, — тогда появятся перспективы для нашего Отечества. И
Церковь должна играть в этом главную роль.
Беседовала Оксана Гаркавенко
[1] Ленинский сборник. ХХIV. М., 1933. С. 290.
[2]
Илия (Карам), митрополит Гор Ливанских (1903-1969). Начиная с 1947 г.
неоднократно бывал в СССР. С его именем связаны опровергнутые
историками, но популярные среди неообновленцев легенды о его переписке
со Сталиным в 1941 г., якобы повлиявшей на изменение отношения
последнего к Церкви. — Ред.
