Что думал первый русский Царь Иоанн Грозный о сущности Самодержавия

Москва, 28 сентября — Наша Держава. Благочестиваго Великого Государя Царя и Великого
князя Иоанна Васильевича всея Русии послание во все его Великие Росии
государство на крестопреступников, князя Андрея Михаиловича Курбского с
товарищи о их измене:

Бог наш Троице, прежде всех времен бывший и ныне
сущий, Отец и Сын и Святой дух, не имеющий ни начала, ни конца, которым
мы живем и движемся, именем которого цари прославляются и властители
пишут правду. Богом нашим Иисусом Христом дана была единородного сына
божия победоносная и вовеки непобедимая хоругвь — крест честной первому
из благочестивых царю Константину и всем православным царям и хранителям
православия. И после того как исполнилась повсюду воля Провидения и
божественные слуги слова божьего, словно орлы, облетели всю вселенную,
искра благочестия достигла и Российского царства. Исполненное этого
истинного православия самодержавство Российского царства началось по
божьему изволению от великого князя Владимира, просветившего Русскую
землю святым крещением, и великого князя Владимира Мономаха,
удостоившегося высокой чести от греков, и от храброго и великого
государя Александра Невского, одержавшего великую победу над безбожными
немцами, и от достойного хвалы великого государя Дмитрия, одержавшего за
Доном победу над безбожными агарянами, вплоть до отомстителя за
неправды деда нашего, великого князя Ивана, и до приобретателя исконных
прародительских земель, блаженной памяти отца нашего великого государя
Василия, и до нас, смиренных скипетродержателей Российского царства. Мы
же хвалим бога за безмерную его милость, ниспосланную нам, что не
допустил он доныне, чтобы десница наша обагрялась кровью
единоплеменников, ибо мы не возжелали ни у кого отнять царства, но по
божию изволению и по благословению прародителей и родителей своих как
родились на царстве, так и воспитались, и возмужали, и божием повелением
воцарились, и взяли нам принадлежащее по благословению прародителей
своих и родителей, а чужого не возжелали. Это истинно православного
христианского самодержавия, многою властию обладающего, повеление и наш
христианский смиренный ответ бывшему прежде истинного православного
христианства и нашего самодержавия боярину, и советнику, и воеводе, ныне
же — отступнику от честного и животворящего креста господня и губителю
христиан, и примкнувшего к врагам христианства, отступившего от
поклонения божественным иконам, и поправшему все божественные
установления, и святые храмы разорившему, осквернившему и поправшему
священные сосуды и образы, подобно Исавру, и Навозоименному [Копрониму] и
Армянину их всех в себе соединившему — князю Андрею Михайловичу
Курбскому, изменнически пожелавшему стать Ярославским князем, — да будет
ведомо.

Зачем ты, о князь, отверг свою единородную душу, если
ты мнишь себя благочестивым? Чем ты заменишь ее в день Страшного Суда?
Даже если ты приобретешь весь мир, смерть все равно похитит тебя, —
зачем же ты по ложному совету своих преданных бесу друзей и прислужников
за тело предал душу, если даже ты и побоялся смерти? И всюду, как бесы
во всем мире, так и ваши друзья и слуги, отрекшись от нас, нарушив
крестное целование [присягу], подражая бесам разнообразными способами,
всюду раскинули сети и по обычаю бесов следят за нами, наблюдая, куда мы
идем, что говорим, и, воображая, что они бесплотны [невидимы], они
составляют против нас оскорбления и укоризны, приносят их к вам и
позорят нас на весь мир. Вы же за это злодеяние даете им многие награды
нашей же землей и казной, ложно называя их слугами, и, наполнившись
этими бесовскими слухами, словно змеиным ядом, вы, разъярившись на меня и
душу свою погубив, принимаетесь разрушать Церковь. Не думай, что это
справедливо — разъярившись на человека, восстать на Бога: одно дело —
человек, даже носящий на себе царскую порфиру, а другое дело — Бог.
Думаешь, окаянный, что убережешься? Никак! Если ты пойдешь
вместе с ними воевать, придется тебе и Церкви разорять, и иконы
попирать, и христиан убивать; где руками не дерзнешь, там это сотворится
из-за смертоносного яда твоей мысли. Представь же себе, как во
время нашествия войска конские копыта будут попирать и давить нежные
тела младенцев! Когда же зимой наступают, совершаются еще большие
жестокости. И разве же твой злодейский поступок не похож на неистовство
Ирода, совершившего убийство младенцев? Это ли благочестие — совершать
такие злодейства? Если же ты скажешь, что мы тоже воюем с
христианами — германцами и литовцами, то это – не тоже самое. Даже если
бы в этих странах были христиане — то ведь мы воюем по обычаям своих
прародителей, как и прежде многократно случалось; но сейчас, как нам
известно, в этих странах нет христиан, кроме мелких служителей Церкви и
тайных рабов Господних. Кроме того, и война с Литвой совершилась из-за
вашей же измены, недоброхотства и безрассудного нерадения.

Ты же ради тела погубил душу, презрел нетленную славу
ради быстротекущей и, на человека разъярившись, против бога восстал.
Пойми же, несчастный, с какой высоты в какую пропасть ты низвергся душой
и телом! Сбылись на тебе пророческие слова: «Кто думает, что он имеет,
всего лишится». В том ли твое благочестие, что ты погубил себя из-за
своего себялюбия, а не ради бога? Могут же догадаться находящиеся возле
тебя и способные к размышлению, что в тебе злобесный яд: ты бежал не от
смерти, а ради славы в этой кратковременной и скоротекущей жизни и
богатства ради. Если же ты, по твоим словам, праведен и благочестив, то
почему же испугался безвинно погибнуть, ибо это не смерть, а воздаяние? В
конце концов все равно умрешь. Если же ты убоялся. смертного приговора
по навету, поверив злодейской лжи твоих друзей, слуг сатаны, то это и
есть явный ваш изменнический умысел, как это бывало в прошлом, так и
есть ныне. Почему же ты презрел слова апостола Павла, который вещал:
«Всякая душа да повинуется владыке, власть имеющему; нет власти, кроме
как от бога: тот, кто противит власти, противится божьему повелению».
Воззри на него и вдумайся: кто противится власти — противится
Богу; а кто противится Богу — тот именуется отступником, а это наихудший
из грехов. А ведь сказано это обо всякой власти, даже о власти, добытой
ценой крови и войн. Задумайся же над сказанным, ведь мы не насилием
добывали царство, тем более поэтому кто противится такой власти —
противится Богу! Тот же апостол Павел говорит (и этим словам ты
не внял): «Рабы! Слушайтесь своих господ, работая на них не только на
глазах, как человекоугодники, но как слуги бога, повинуйтесь не только
добрым, но и злым, не только за страх, но и за совесть». Вот
воля Господня — пострадать, делая добро! Если же ты праведен и
благочестив, почему не пожелал от меня, строптивого владыки, пострадать и
приобрести мученический венец?

Но ради временной славы, себялюбия и сладостей мира
сего ты попрал все свое душевное благочестие и христианскую веру; ты
уподобился семени, попавшему на камень и выросшему, но из-за солнечного
зноя, то есть из-за одного ложного слова, соблазнился, и отпал, и не
сотворил плода; из-за ложных слов ты уподобился семени, упавшему на
дорогу, ибо дьявол исторг из твоего сердца посеянную там веру в Бога и
покорность нам и подчинил тебя своей воле. Во всех божественных писаниях сказано, что дети не должны противиться родителям, а рабы — господам ни в чем, кроме веры. А
если ты, научившись лжи от отца своего дьявола, будешь утверждать, что
бежал от меня ради веры, то — жив Господь мой, жива душа моя — не только
ты, но и твои единомышленники, бесовские слуги, этого греха во мне не
найдете. Надеемся еще милостию Бога Слова и его Пречистой Матери и
молитвами всех святых дать ответ в этом не только тебе, но и тем, кто
попрал святые иконы, отверг божественную тайну христианства и отступил
от Бога (ты же вступил с ними в дружескую связь), надеемся обличить их
нечестивость и выступить на защиту благочестия, дабы воссияла благодать.

Как же ты не стыдишься раба своего Васьки Шибанова?
Он ведь сохранил свое благочестие, перед царем и пред всем народом
стоял, не отрекся от крестного целования тебе, прославляя тебя всячески и
взываясь за тебя умереть. Ты же не захотел сравняться с ним в
благочестии: из-за одного какого-то незначительного гневного слова
погубил не только свою душу, но и душу своих предков, ибо по божьему
изволению бог отдал их души под власть нашему деду, великому государю, и
они, отдав свои души, служили до своей смерти и завещали вам, своим
детям, служить детям и внукам нашего деда. А ты все это забыл, собачьей
изменой нарушив крестное целование, присоединился к врагу христианства; и
к тому же еще, не сознавая собственного злодейства, нелепости говоришь
этими неумными словами, словно в небо швыряя камни, не стыдясь
благочестия своего раба и не желая поступить, подобно ему, перед своим
господином.

Писание твое принято и прочитано внимательно. Змеиный
яд у тебя под языком и поэтому, хоть письмо твое и наполнено медом и
сотами, но на вкус оно горше полыни; как сказал пророк: «Уста их мягче
елея, но в них — стрелы». Так ли обучен ты, христианин, служить
христианскому государю? Так ли следует воздавать честь владыке, от Бога
данному, как делаешь ты, изрыгая бесовский яд? В начале твоего
письма, которое ты написал не размыслив, содержится наватская ересь, ибо
ты, подобно Навату, требуешь от человека такого покаяния, которого не
позволяет человеческая природа. Ты прав, что мы были просвещены
светом православия — как тогда, так и теперь мы веруем истинной верой в
истинного и живого Бога. Но когда ты пишешь, что [мы выступили] против,
и [прибавляешь]: «разумевай, имеющий прокаженную совесть», — тут ты
впадаешь в наватскую ересь и не думаешь о евангельских словах: «Горе
миру от соблазнов, ибо надобно прийти соблазнам, но горе тому человеку,
через которого соблазн приходит; лучше было бы ему, если бы привесили
ему мельничный жернов на шею и потопили его в глубине морской». В
слепоте твоей злобы ты не способен видеть истину; и если уж ты считаешь
себя достойным стоять у престола Всевышнего, всегда служить с ангелами и
собственными руками заклать жертвенного агнца для спасения мира, то
зачем же ты все это попрал и со своими дьявольскими советниками обрек
нас своими лукавыми замыслами на многие страдания? Вы ведь еще с юности,
подобно бесам, поколебали мое благочестие и державу, полученную мною от
Бога и от моих прародителей, взяли под свою власть. А это ли совесть
прокаженная — держать свое царство в руке и не давать господствовать
своим рабам? Это ли противно разуму — не хотеть быть под властью своих
рабов? И это ли православие пресветлое — быть под властью и повелением
рабов?

Так обстоит дело с мирскими делами; в духовных же и
церковных делах, если я и совершил небольшой грех, то только из-за
вашего же соблазна и измены; кроме того, и я — человек; нет ведь
человека без греха, один Бог безгрешен; это ты только считаешь себя
человеком, равным ангелу. А о безбожных народах что и говорить!
Там ведь у них цари своими царствами не владеют, а как им укажут их
подданные, так и управляют. А русские самодержцы изначала сами владеют
своим государством, а не их бояре и вельможи! А ты этого в
своей злобе не смог понять, считая благочестием, когда самодержавие
находится под властью известного попа и под вашим злодейским повелением.
А это, по-твоему, нечестие, когда мы сами обладаем властью, данной нам
от Бога, и не хотим быть под властью попа и под вашим злодейским
повелением. Когда же Божьей милостью, заступничеством Пречистой
Богородицы, молитвами всех святых и родительским благословением я не дал
вам, злодеям, погубить себя — это значит, по-твоему, что я выступил
против православия? Сколько зла я тогда от вас претерпел! Но об этом
напишу подробнее ниже.

Если же ты вспоминаешь о том, что мы не твердо
соблюдали церковные обряды и устраивали игры, то ведь это тоже было
из-за вашего коварного поведения, ибо вы исторгли меня из спокойной
духовной жизни и по-фарисейски взвалили на меня тяжелое бремя, а сами ни
одним пальцем не помогали его нести, поэтому я и не соблюдал церковных
обрядов — частью из-за забот царского правления, вами подорванного,
частью — чтобы избежать ваших коварных замыслов. Устраивал же я
игры, снисходя к человеческим слабостям, ибо вы много народа увлекли
вслед коварным замыслам, устраивал для того, чтобы они нас, своих
государей, признали, а не вас, изменников, подобно тому, как мать
разрешает детям всяческие забавы, пока в младенческом возрасте, ибо
когда они вырастут и превзойдут родителей умом, то откажутся от этих
забав сами, или подобно тому, как Бог разрешил евреям приносить жертвы —
лишь бы Богу приносили, а не бесам. А чем они у вас привыкли забавляться?

А не в этом ли заключается мое отступничество, что я
не дал вам погубить себя? А ты зачем погубил свою душу и разум, нарушив
крестное целование, — не из-за страха ли смерти? Советуешь нам то, чего
сам не делаешь! По-наватски и по-фарисейски рассуждаешь:
по-наватски потому, что требуешь от человека большего, чем позволяет
человеческая природа, по-фарисейски же потому, что, сам не делая,
требуешь этого от. других. Но хуже всего ваши укоры и
оскорбления, которые вы начали наносить мне уже давно и продолжаете до
сих пор, ярясь, как дикий, зверь и учиняя измену, — в этом ли
заключается ваша усердная и верная служба, что вы меня оскорбляли и
укоряли? Дрожите, как одержимые, а сами, предвосхищая Божий суд и
заменяя его своим судом, устроенным вашими начальниками, попом и
Алексеем, осуждаете меня, как собаки. И этим вы противитесь Богу и всем
святым, прославившимся постом и подвигами, ибо они нередко подавали руку
впадавшим во грех и вновь подымавшимся (нет беды в том, чтобы
подыматься!) и страждущим и подымали из пропасти греха, которых ты
отверг бы! Так же как эти святые страдали от бесов, так и я от вас пострадал.

Что ты, собака, совершив такое злодейство, пишешь и
жалуешься! Чему подобен твой совет, смердящий гнуснее кала? Или,
по-твоему, праведно поступили те твои дьявольские единомышленники,
которые сбросили монашескую одежду и пошли воевать против христиан?
Скажете, что это было насильственное пострижение? Но не так это, не так!
Разве не говорил Иоанн Лествичник: «Видел я насильственно обращенных в
монахи, которые стали праведнее вольных»?Чего же вы им не подражаете,
если вы благочестивы? Много было насильно постриженных, и получше
Тимохи, — даже среди царей, а они не оскверняли монашества. Тем же,
которые дерзали расстричься, это на пользу не пошло — их ждала еще
худшая гибель, телесная и душевная, как было с князем Рюриком
Ростиславичем Смоленским, постриженным по приказу своего зятя Романа
Галичского. А посмотри, как была благочестива его княгиня: он захотел
освободить се от невольного пострижения, но она предпочла вечное царство
преходящему и приняла схиму; он же, расстригшись, пролил много
христианской крови, грабил святые церкви и монастыри, истязал игуменов,
попов и монахов и в конце концов не удержал своего княжения и даже
памяти о нем не осталось. Много было таких случаев и в Царьграде: одним
были отрезаны носы, другие же, которые сбросили монашескую одежду и
вновь заняли царский престол, были за это наказаны — на этом свете
жесточайшей казнью, а на том бесконечными муками, ибо совершили это из
гордости и честолюбия. Так было с государями, а с подданными еще хуже!
Всякого, кто отречется от ангельского монашеского чина, ждет Божий суд.
Те же, которые были пострижены недавно по решению Великого Собора и
снова вернули себе прежнее достоинство, совершили еще больший грех, чем
прежние преступники, не дерзнувшие это сделать.

Это ли ваше благочестие, что вы совершаете такие
дьявольские нечестивые дела? Или ты думаешь, что ты — Авенир, сын Нира,
храбрейший во Израиле, если позволяешь себе в своей надменности писать
такие дьявольские послания? Но и тогда что произошло во Израиле? Когда
убил его Иоав, сын Саруя, тогда не стало во Израиле сильных мужей.
Скажешь, что вы- с Божьей помощью одержали славные победы над
противниками? Но напрасно ты все время так надменно хвалишься! Вспомни
опять о том, кто сотворил подобно тебе, — если любишь Ветхий Завет, с
ним и сравним тебя: помогла ли военная храбрость Авениру, когда он
бесчестно поступил со своим господином, соблазнил Ресфу, жену Саула, и,
уличенный в этом сыном Саула Мемфивосфеем, разгневался, изменил Саулу и
затем погиб? Ты подобен ему своими дьявольскими поступками и надменным
стремлением к почестям и богатству. Как Авенир посягнул на супругу
своего господина, так и ты посягаешь на Богом данные ему города и
деревни, совершая столь же дьявольский и бесчестный поступок. Или ты
напомнишь мне плач Давидов? Но хотя этот царь был праведен и не хотел
совершать убийства, нечестивые погибли своей смертью. Видишь, что
бранная храбрость не помогает тому, кто не чтит своего господина.
Приведу тебе еще пример Ахитофела: он подобно тебе составлял коварный
заговор, подговаривая Авессалома против отца, — и как же он был наказан
за это! Весь его замысел рассыпался в прах благодаря одному старцу; весь
Израиль был побежден небольшим числом людей; он же окончил свою жизнь,
удавившись. Так было раньше, так бывает и теперь: Божья благодать
обнаруживается в немощах, и ваше дьявольское восстание на Церковь
рассыпает сам Христос. Вспомни также древнего отступника Иеровоама, сына
Навата, как он отделился от Израиля с девятью племенами, создал царство
в Самарии, отрекся от Бога живого и стал поклоняться тельцу и как
царство в Самарии пришло в смятение; царская власть там не удержалась, и
вскоре оно погибло; Иудейское же царство было хоть и мало, но грозно и
существовало, пока этого желал Бог.

Как же ты не смог понять, что властитель не
должен ни зверствовать, ни бессловесно смиряться? Апостол сказал: «К
одним будьте милостивы, с рассмотрением, других же страхом спасайте,
исторгая из огня». Видишь ли, что апостол повелевает спасать страхом? Даже
во времена благочестивейших царей можно встретить много случаев
жесточайших наказаний. Неужели же ты, по своему безумному разуму,
полагаешь, что царь всегда должен действовать одинаково, независимо от
времени и обстоятельств? Неужели не следует казнить разбойников и воров? А ведь лукавые замыслы этих преступников еще опаснее! Тогда
все царства распадутся от беспорядка и междоусобных браней. Что же
должен делать правитель, как не разбирать споры своих подданных?

Как же тебе не стыдно именовать мучениками злодеев,
не разбирая, за что они пострадали? Апостол восклицал: «Тот, кто
незаконно, то есть не за веру, подвергнется мученичеству, не достоин
мученического венца»; божественный Златоуст и великий Афанасий в своем
исповедании говорили: воры, разбойники, злодеи и прелюбодеи предаются
пыткам, но они не мученики, ибо они мучимы за свои грехи, а не во имя
Бога. Божественный же апостол Петр говорил: «Лучше пострадать за добро,
чем за зло». Разве ты не видишь, что никто не восхваляет мучения
творивших зло? Вы же, уподобляясь дьявольским поведением змее,
изрыгая яд, не разбираете ни обстоятельств, ни покаяния, ни преступности
человека, а хотите только с бесовской хитростью прикрыть свою коварную
измену лживым названием.

Разве же это противно разуму — сообразоваться с
обстоятельствами и временем? Вспомни величайшего из царей, Константина:
как он ради царства убил собственного сына! А князь Федор Ростиславич,
ваш предок, сколько крови пролил в Смоленске во время Пасхи! А ведь они
причислены к святым. А как же Давид, избранный Богом, когда его не
приняли в Иерусалиме, приказал убивать иевусеев [иерусалимцев] — хромых и
слепых, ненавидящих душу Давидову? Или, по-твоему, и те, не желавшие
принять данного Богом царя, — тоже мученики? Как же ты не задумался над
тем, что такой благочестивый царь обрушил свой могучий гнев на немощных
рабов? Но разве нынешние изменники не совершили такого же злодейства?
Они еще хуже. Те только попытались помешать царю вступить в город, но не
сумели этого сделать; эти же, нарушив клятву на кресте, отвергли уже
принятого ими, данного им Богом и родившегося на царстве царя, и сколько
могли сделать зла, сделали — словом, делом и тайным умыслом; почему же
эти менее достойны злейших казней, чем те? Ты скажешь: «Те действовали
явно, эти же тайно»; но потому-то ваше дьявольское злодейство еще
преступнее: люди видят ваше доброхотство и службу, а в сердцах ваших
злодейские замыслы и стремление к гибели и разорению; устами
благословляете, а сердцем проклинаете. Немало и иных было царей, которые
спасли свои царства от беспорядка и отражали злодейские замыслы и
преступления подданных. И всегда царям следует быть
осмотрительными: иногда кроткими, иногда жестокими, добрым являть
милосердие и кротость, злым — жестокость и расправы. Если же этого нет,
то он — не царь, ибо царь заставляет трепетать не добро творящих, а зло.
Хочешь не бояться власти? Делай добро; а если делаешь зло — бойся, ибо
царь не напрасно меч носит — для устрашения злодеев и ободрения
добродетельных. Если же ты добр и праведен, то почему, видя, как в
царском совете разгорелся огонь, не погасил его, но еще сильнее разжег?
Где тебе следовало разумным советом уничтожить злодейский замысел, там
ты еще подбавил сорных трав. И сбылось на тебе пророческое
слово: «вы, которые возжигаете огонь, ходите в пламень огня вашего,
который вы сами разожгли». Как ты сходен с Иудой-предателем! Так же как
он ради богатства разъярился и отдал на убиение общего повелителя,
проживая среди его учеников, а веселясь с иудеями, так и ты, пребывая у
нас, ел наш хлеб и соглашался служить нам, а в душе копил злобу на нас.
Так-то ты выполнил присягу, скрепленную крестным целованием, — желать
нам добра без всякой хитрости? Что же может быть подлее твоего коварного
умысла? По словам премудрого, «нет головы, подлее змеиной», также и нет
злобы подлее твоей злобы.

Почему же ты взялся быть учителем моей душе и телу?
Кто тебя поставил судьей или властителем надо мной? Разве же ты дашь
ответ за мою душу в день Страшного Суда? Апостол Павел говорит: «Как
веруют без проповедующего и как проповедуют, если не будут на то
посланы?» Так было в пришествие Христово; ты же от кого послан? И кто
тебя сделал архиереем и позволил принять на себя учительский сан?
Апостол Иаков это отвергает.

Неужели же ты видишь благочестивую красоту
там, где царство находится в руках попа-невежи и злодеев-изменников, а
царь им повинуется? А это, по-твоему, противно разуму и
порождено прокаженной совестью, когда невежда вынужден молчать, злодеи
отражены и царствует Богом поставленный царь? Нигде ты не
найдешь, чтобы не разорилось царство, руководимое попом. Тебе чего
захотелось — того, что случилось с греками, погубившими царство и
предавшимися туркам? Так пусть эта погибель падет на твою голову!

Неужели же это свет — когда поп и лукавые рабы
правят, царь же только по имени и по чести — Царь, а властью нисколько
не лучше раба? И неужели это тьма — когда царь управляет и владеет
царством, а рабы выполняют приказания? Зачем же и самодержцем
называется, если сам не управляет? Апостол Павел писал галатам:
«Наследник, доколе в детстве, ничем не отличается от раба; он подчинен
управителям и наставникам до срока, отцом назначенного». Мы же, слава
Богу, дошли до возраста, отцом назначенного, и нам не подобает слушаться
управителей и наставников.

Скажешь, что я, поворачивая туда и сюда, пишу все
одно и то же? Но в этом виноваты прежде всего ваши злодейские замыслы,
потому что вы с попом решили, что я должен быть государем только на словах, а вы-на деле; потому все так и случилось, что вы до сих пор не перестаете затевать злодейские замыслы против меня. Вспомни,
когда Бог избавил евреев от рабства, разве он поставил над ними
священника или многих управителей? Нет, он поставил над ними единого
царя — Моисея, священствовать же приказал не ему, а брату его Аарону, но
Аарону зато запретил заниматься мирскими делами; когда же Аарон занялся
мирскими делами, то отвел людей от Бога. Видишь сам, что не подобает
священникам творить царские дела! Также когда Дафан и Авирон
захотели захватить власть — вспомни, как они были наказаны за это
гибелью и к какой гибели привели многих сынов Израиля? Того же и вы,
бояре, достойны! После этого судьей над Израилем был поставлен Иисус
Навин, а священником — Элеазар, и с тех пор, до времен жреца Ильи,
господствовали судьи: Иуда, Варак, Еффа, Гедеон и многие другие. И как
мудро они боролись с врагами и спасали Израиль! Когда же жрец Илья взял
на себя и священство, и царскую власть, то, хотя он сам был праведен. и
добр, все соблазнились богатством и славой, сыновья его Офний и Финеес
отступили от истины, и погиб он сам и его сыновья, весь Израиль был
разбит, и киот с заповедями Господними подвергался пленению вплоть до
времени царя Давида. Не видишь разве, что власть священника и
управителя с царской властью не совместима? Это из ветхозаветной
истории, то же бывало и в Римском царстве и после Христова пришествия в
Греческом царстве, когда там осуществлялись злодейские замыслы, подобные
вашим. Август-кесарь ведь обладал всей вселенной: Аламанией
[Германией], Далмацией, всеми италийскими землями, готами, сарматами,
Афинами, Сирией, Киликией, Азией, Междуречьем, Каппадокийскими странами,
городом Дамаском, Божьим городом Иерусалимом, Александрией, Египтом,
вплоть до Персидской державы, — все это было много лет под единой
властью, вплоть до благочестивейшего царя Константина Флавия. Но после
него его сыновья разделили власть: Константин в Царьграде, Констанций в
Риме, Конста же в Далмации. С этого времени Греческая держава стала
делиться и оскудевать. И снова, при царе Маркиане, в Италии многие
князья, управлявшие отдельными областями, восстали, подобно тому как
делаете вы; в царствование Льва Великого каждый из них захватил себе
особую область, например в Африке рига [король] Зинзирих [Гейзерих] и
другие. И с тех пор прекратился всякий порядок в Греческом царстве —
только и делали, что боролись за власть, честь и богатство и гибли в
междоусобной борьбе. Особенно же стала ослабевать греческая вера и
власть в царствование Анастасия Дикороса Драчанина, ибо в это время
начали нападать персы и захватили Месопотамскую митрополию, а многие
воины восставали, как, например, Виталик, и подступали с войском к
стенам Константинополя. Очень ослабела греческая власть и при Маврикии.
Но даже когда при Фоке-мучителе персидский царь Хозрой захватил Фракию и
Ираклию досталось сильно уменьшенное царство, духовные, ипаты
[управители] и весь царский совет не перестали воевать между собою из-за
власти и богатства и захватывать города, области и имения, а Греческое
царство из-за этого все более распадалось. В царствование Юстина
[Юстиниана] Курносого греки снова потерпели поражение от варваров, и
было перебито множество воинов. В это время отделились Болгарская
держава и Церковь, а духовные, советники и все управители не переставали
тем временем бороться из-за власти и не упускали случая приобрести
новые имения и богатства в городах и областях.

Так как же, по вашему дьявольскому мнению, можно угождать таким людям?

Потом, в царствование Апсимара, Филиппика и
Феодосия-Бороды Адрамического персы захватили у греков Дамаск и
Египетскую державу; затем, при Константине Навозоименном [Копрониме] от
Греческого царства отложились скифы, а при Льве Армянине, Михаиле
Аморене и Феофиле отторгся Рим со всей Италией; после этого все они
избрали себе в цари латинского князя Карла из земли внутренних фрягов
[франков], и во многих италийских странах поставили себе собственных
королей, князей, властителей и управителей. Также и в Нейстрии, и в
Испании, и в Далмации, и у французов, и в Верхне-Немецкой земле, и у
поляков, и у литовцев, и у готов, и у валахов, и у молдаван, также и у
сербов и болгар, когда они отделились от Греческого царства,
установилась своя власть, а Греческое царство из-за этого еще больше
распалось. В царствование же Михаила и Феодоры благочестивых персы
захватили Божий город Иерусалим, Палестинскую землю и Финикийские
страны: столица пришла в еще больший упадок и испытывала частые
потрясения от нашествий и войн, а тем временем духовенство и советники
не оставляли своих зловредных привычек и не только не беспокоились о
таком разорении царства, но как бы сном считали эту гибель. Ведь вы
также, подобно им, злодейски желаете себе славы, чести и богатства сверх
меры, на гибель христианству! До того времени греки брали со многих
стран дань, но потом сами стали платить дань — не по Божьей воле, а
из-за беспорядка, подобного тому, который вы затеваете. Таким образом,
столичный город все это время пребывал в упадке, вплоть до царствования
Алексея, прозванного Дукой Мурцуфлом, при котором столица была захвачена
фрягами [западными народами] и попала в тяжелейший плен, и так погибла
благочестивая и великолепная Греческая держава. Затем Михаил Палеолог
изгнал латинян из Царьграда и вновь создал царство, ничтожное по силе;
оно просуществовало до царя Константина, прозванного Дрогасом
[Драгазесом], а при нем явился за наши грехи безбожный Магмет, погасил
Греческую державу и, подобно ветру или сильной буре, не оставил от нее
ни следа.

Подумай, какая власть создавалась в тех странах, где цари слушались духовных и советников, и как погибли эти страны! Неужели
и нам посоветуешь так поступать, чтобы тоже прийти к гибели? Это ли
благочестие — не подавлять злодеев, не управлять царством и отдать его
на разграбление иноплеменникам? Этому, по-твоему, учат святители? Хорошо
и поучительно! Одно дело — спасать свою душу, а другое дело —
заботиться о телах и душах других людей; одно дело — отшельничество,
одно дело — монашество, одно дело — священническая власть, а другое дело
— царское правление. Отшельническая жизнь — жить подобно
агнцу, который ничему не противится, или птице, которая не сеет, не жнет
и не собирает в житницы; монахи же хотя и отреклись от мира, но имеют
уже заботы, правила и даже заповеди, — если они не будут всего этого
соблюдать, то совместная жизнь расстроится; священническая власть
требует многих запретов, наказаний за вину; у священников существуют
высшие и низшие должности, им разрешаются украшения, слава и почести, а
инокам это не подобает; царской же власти позволено действовать страхом и
запрещением и обузданием, а против злейших и лукавых преступников —
последним наказанием. Пойми же разницу между отшельничеством,
монашеством, священничеством и царской властью. Прилично ли царю,
например, если его бьют по щеке, подставлять другую? Это ли
совершеннейшая заповедь; как же царь сможет управлять царством, если
допустит над собой бесчестие? А священнику подобает так делать, — пойми,
же поэтому разницу между царской и священнической властью! Даже
у отрекшихся от мира существуют многие тяжелые наказания, хоть и не
смертная казнь. Насколько же суровее должна наказывать злодеев царская
власть!

Не может осуществиться и ваше желание править теми городами и областями, где вы находитесь. Ты
сам своими бесчестными очами видел, какое разорение было на Руси, когда
в каждом городе были свои начальники и правители, и потому можешь
понять, что это такое. Пророк говорил об этом: «Горе дому, которым управляет женщина, горе городу, которым управляют многие». Как
видишь, управление многих, даже если они сильны, храбры и разумны, но
не имеют единой власти, будет подобно женскому безумию. Ибо так же, как
женщина не способна остановиться на едином решении — то решит одно, то
другое, так и многие правители царства — один захочет одного, другой
другого. Вот почему желания и замыслы многих людей подобны женскому
безумию. Все это я указал тебе для того, чтобы ты понял, какое
благо выйдет из того, что вы будете владеть городами и управлять
царством вместо царей, — имеющему разум следует это понять. Вспомни: «Не
обращайте сердца к богатству и золоту, даже когда богатство
умножается». Кто сказал эти слова? Не обладал ли он царской властью?
Разве ему не подобало золото? Но он и не смотрел на золото, а ум его
всегда был направлен к Богу и военным делам. Ты же подобен Гиезию,
продавшему Божью благодать за золото и наказанному за это проказой; ибо
ты тоже ради золота ополчился против христиан. Апостол Павел восклицал:
«Берегитесь псов, берегитесь злых делателей; ибо многие, как я часто
говорил вам, а теперь говорю с плачем, поступают как враги Христовы; их
Бог — чрево, слава их — в сраме, они мыслят о земном». Как же не назвать
тебя врагом креста Христова, если ты ради славы, желая насладиться
богатством и честью этого бренного мира, презирая вечное будущее,
научившись измене от своих прародителей и заранее приготовив злодейство в
сердце своем, ты, «евший со мной хлеб, поднял на меня свою ногу»,
нарушил присягу и вооружился, чтобы воевать против христиан? Так пусть
же подымется на тебя победоносное оружие Господне — крест Христов!

Как же ты называешь таких изменников доброжелателями?
Так же как однажды в Израиле заговорщики, изменнически и тайно
сговорившись с Авимелехом, сыном Гедеона от одной из жен, то есть от
наложницы, перебили в один день 70 сыновей Гедеона, рожденных в
беззаконии его женами, и посадили на престол Авимелеха, так и вы,
задумав свою злую собачью измену, хотели истребить законных царей,
достойных царства, и посадить на престол хоть и не сына наложницы, но
дальнего родственника. Какие же вы доброжелатели и как же вы душу за
меня полагаете, если, подобно Ироду, хотели погубить сосущего молоко
младенца и меня и посадить на царство чужого царя? Так-то вы душу за
меня полагаете и добра мне желаете? Будь это ваши дети, дали бы вы им
вместо яйца — скорпиона и вместо рыбы — камень? Если вы злы — то почему
умеете творить добро своим детям, а если добры — то почему же вы не
творите того же добра нашим детям, что и своим? Но вы еще от
прародителей научены совершать измену: как дед твой Михаиле Карамыш
вместе с князем Андреем Углицким затеял измену против нашего деда,
великого государя Ивана, так и отец, князь Михаил, с великим князем
Димитрием-внуком причинял вред и готовил смерть нашему отцу, блаженной
памяти великому государю Василию, так же и деды твоей матери Василий и
Иван Тучков говорили пакостные и укоризненные слова нашему деду,
великому государю Ивану, так же и дед твой, Михаиле Тучков, при кончине
нашей матери, великой царицы Елены, сказал про нее много надменных слов
нашему дьяку Елизару Цыплягеву, и так как ты — змеиное отродье, то и
изрыгаешь яд. Этим я тебе достаточно объяснил, почему твоему
дьявольскому разуму противен тот, кто знает, у кого прокаженная совесть!
В нашей же державе таких нет. А хоть отец твой, князь Михаил, много
претерпел гонений и обид, но такой измены, как ты, он не совершил.

А когда ты вопрошал, зачем мы перебили сильных во
Израиле, истребили, и данных нам богом для борьбы с врагами нашими
воевод различным казням предали, и их святую и геройскую кровь в церквах
божиих пролили, и кровью мученическою обагрили церковные пороги, и
придумали неслыханные мучения, казни и гонения для своих доброхотов,
полагающих за нас душу, обличая православных и обвиняя их в изменах,
чародействе и в ином непотребстве, то ты писал и говорил ложь, как
научил тебя отец твой, дьявол, ибо сказал Христос: «Вы дети дьявола и
хотите исполнить желание отца вашего, ибо он был искони человекоубийца и
не устоял в истине, ибо нет в нем истины; когда говорит он ложь,
говорит свое, ибо он лжец и отец лжи». А сильных во Израиле мы не
убивали, и не знаю я, кто это сильнейший во Израиле: потому что Русская
земля держится божьим милосердием, и милостью пречистой богородицы, и
молитвами всех святых, и благословением наших родителей и, наконец,
нами, своими государями, а не судьями и воеводами, но ипатами и
стратигами. Не предавали мы своих воевод различным смертям, а с божьей
помощью мы имеем у себя много воевод и помимо вас, изменников. А
жаловать своих холопов мы всегда были вольны, вольны были и казнить.

Кровью же никакой мы церковных порогов не обагряли;
мучеников за веру у нас нет; когда же мы находим доброжелателей,
полагающих за нас душу искренно, а не лживо, не таких, которые языком
говорят хорошее, а в сердце затевают дурное, на глазах одаряют и хвалят,
а за глаза расточают и укоряют (подобно зеркалу, которое отражает того,
кто на него смотрит, и забывает отвернувшегося), когда мы встречаем
людей, свободных от этих недостатков, которые служат честно и не
забывают, подобно зеркалу, порученной службы, то мы награждаем их
великим жалованьем; тот же, который, как я сказал, противится,
заслуживает казни за свою вину. А как в других странах сам
увидишь, как там карают злодеев — не по-здешнему! Это вы утвердили
дьявольский обычай любить изменников; а в других странах изменников не
любят: казнят их и тем усиливаются.

А мук, гонений и различных казней мы ни для
кого не придумывали: если же ты говоришь о изменниках и чародеях, так
ведь таких собак везде казнят. А что мы якобы облыгаем православных, то, если уж я облыгаю [клевещу], от кого же тогда ждать истины? Что же, изменник, по твоему дьявольскому мнению, что бы они ни сделали, их и обличить нельзя? А
облыгать мне их для чего? Из желания ли власти моих подданных, или их
худого рубища, или чтобы пожирать их? Не смеха ли достойна твоя выдумка?
Чтобы охотиться на зайцев, нужно множество псов, чтобы побеждать врагов
— множество воинов; кто же, имея разум, будет зря казнить своих подданных!

Выше я обещал подробно рассказать, как жестоко я
страдал из-за вас от юности до последнего времени. Это известно всем (ты
был еще молод в те годы, но, однако, можешь знать это): когда по Божьей
воле, сменив порфиру на ангельскую [монашескую] одежду, наш отец,
великий государь Василий, оставил бренное земное царство и вступил на
вечные времена в Царство Небесное предстоять перед царем царей и
господином государей, мне было три года, а покойному брату,
святопочившему Георгию, один год; остались мы сиротами, а мать наша,
благочестивая царица Елена, — столь же несчастной вдовой, и оказались
словно среди пламени: со всех сторон на нас двинулись войной
иноплеменные народы — литовцы, поляки, крымские татары, Надчитархан,
нагаи, казанцы, а вы, изменники, тем временем начали причинять нам
многие беды — князь Семен Вольский и Иван Ляцкий, подобно тебе, бешеной
собаке, сбежали в Литву — и куда только они не бегали, взбесившись! И в
Царь-град, и в Крым, и к нагаям, и всюду подымали войну против
православных. Но ничего из этого не вышло: по Божьему милосердию и
молитвам наших родителей все эти замыслы рассыпались в прах, как заговор
Ахитофела. Потом изменники подняли на нас нашего дядю, князя Андрея
Ивановича, и с этими изменниками он пошел было к Новгороду (вот кого ты
хвалишь и называешь доброжелателями, полагающими за нас душу!), а от нас
в это время отложились и присоединились к князю Андрею многие бояре во
главе с твоим родичем, князем Иваном Семеновичем, внуком князя Петра
Львова-Романовича, и многие другие. Но с Божьей помощью этот заговор не
осуществился. Не это ли то доброжелательство, за которое их хвалишь? Не
тем ли они за нас душу полагают, что хотели нас погубить, а дядю нашего
посадить на престол? Затем они изменническим образом стали уступать
нашему врагу, великому князю литовскому, наши вотчины, города Радогощь,
Стародуб, Гомель, — так ли доброжелательствуют? Если в своей земле
некого подучить губить родную землю ради славы, то вступают в союз с
иноплеменниками — лишь бы навсегда погубить землю!

Когда же суждено было по божьему предначертанию
родительнице нашей, благочестивой царице Елене, переселиться из земного
царства в небесное, остались мы с почившим в бозе братом Георгием
круглыми сиротами — никто нам не помогал; осталась нам надежда только на
бога, и на пречистую богородицу, и на всех всятых молитвы, и на
благословение родителей наших. Было мне в это время восемь лет; и так
подданные наши достигли осуществления своих желаний — получили царство
без правителя, об нас же, государях своих, никакой заботы сердечной не
проявили, сами же ринулись к богатству и славе, и перессорились при этом
друг с другом. И чего только они не натворили! Сколько бояр наших, и
доброжелателей нашего отца и воевод перебили! Дворы, и села, и имущество
наших дядей взяли себе и водворились в них. И сокровища матери
перенесли в Большую казну, при этом неистово пиная ногами и тыча в них
палками, а остальное разделяли. А ведь делал это дед твой, Михаило
Тучков. Тем временем князь Василий и Иван Шуйские самовольно навязались
мне в опекуны и таким образом воцарились; тех же, кто более всех изменял
отцу нашему и матери нашей, выпустили из заточения и приблизили к себе.
А князь Василий Шуйский поселился на дворе нашего дяди, князя Андрея, и
на этом дворе его люди, собравшись, подобно иудейскому сонмищу,
схватили Федора Мишурина, ближнего дьяка при отце нашем и при пас, и,
опозорив его, убили; и князя Ивана Федоровича Бельского и многих других
заточили в разные места; и па церковь руку подняли; свергнув с престола
митрополита Даниила, послали его в заточение; и так осуществили все свои
замыслы и сами стали царствовать. Нас же с единородным братом моим, в
бозе почившим Георгием, начали воспитывать как чужеземцев или последних
бедняков. Тогда натерпелись мы лишений и в одежде и в пище. Ни в чем нам
воли не было, но все делали не по своей воле и не так, как обычно
поступают дети. Припомню одно: бывало, мы играем в детские игры, а князь
Иван Васильевич Шуйский сидит на лавке, опершись локтем о постель
нашего отца и положив ногу на стул, а на нас и не взглянет — ни как
родитель, ни как опекун, и уж совсем ни как раб на господ. Кто же может
перенести такую гордыню? Как исчислить подобные бесчестные страдания,
перенесенные мною в юности? Сколько раз мне и поесть не давали вовремя. Что
же сказать о доставшейся мне родительской казне? Все расхитили коварным
образом: говорили, будто детям боярским на жалованье, а взяли себе, а
их жаловали не за дело, назначили не по достоинству; а бесчисленную
казну деда нашего и отца нашего забрали себе и на деньги те наковали для
себя золотые и серебряные сосуды и начертали на них имена своих
родителей, будто это их наследственное достояние. А известно
всем людям, что при матери нашей у князя Ивана Шуйского шуба была
мухояровая зеленая па куницах, да к тому же на потертых; так если это и
было их наследство, то чем сосуды ковать, лучше бы шубу переменить, а
сосуды ковать, когда есть лишние деньги. А о казне наших дядей что
говорить? Всю себе захватили. Потом напали на города и села,
мучили различными жестокими способами жителей, без милости грабили их
имущество. А как перечесть обиды, которые они причиняли своим соседям?
Всех подданных считали своими рабами, своих же рабов сделали вельможами,
делали вид, что правят и распоряжаются, а сами устраивали неправды и
беспорядки, от всех брали безмерную мзду и за мзду все только и делали.

Так они жили долгое время, но, когда я стал
подрастать, я не захотел быть под властью своих рабов; князя Ивана
Васильевича Шуйского отправил служить вдали от себя, а при себе велел
быть своему боярину князю Ивану Федоровичу Бельскому. Но князь Иван
Шуйский, собрав многих людей и приведя их к присяге, пришел с войсками к
Москве, и его советники, Кубенские и другие, еще до его приезда
захватили боярина нашего, князя Ивана Федоровича Бельского, и иных бояр и
дворян и, сослав на Белоозеро, убили; а митрополита Иоасафа с великим
бесчестием прогнали с митрополии. Потом князь Андрей Шуйский со своими
единомышленниками явились к нам в столовую палату, неистовствуя,
захватили на наших глазах нашего боярина Федора Семеновича Воронцова,
обесчестили его, вытащили из палаты и хотели его убить. Тогда мы послали
митрополита Макария и своих бояр Ивана и Василия Григорьевичей
Морозовых передать им, чтобы они его не убивали, и они, с неохотой
послушавшись наших слов, сослали его в Кострому; при этом они оскорбляли
митрополита, теснили его и разорвали на нем мантию с источниками
[цветными полосами] и толкали в спину наших бояр. Не это ли их
доброжелательство, что они, вопреки нашему повелению, захватили угодных
нам бояр и перебили их, предав мукам? Так ли они душу за государей своих
полагают, что ходят на государей войной, сонмищем захватывают людей, и
государю приходится сноситься с холопами и упрашивать своих холопов? Хороша
ли такая верная служба? Поистине вся вселенная будет смеяться над такой
верностью! Что и говорить о притеснениях, совершенных ими в то время?
Со времени кончины нашей матери и до того времени шесть с половиной лет
не переставали они творить зло!

Когда же нам исполнилось пятнадцать лет, то взялись
сами управлять своим царством, и, слава богу, управление наше началось
благополучно. Но так как человеческие грехи часто раздражают бога, то
случился за наши грехи по божьему гневу в Москве пожар, и наши
изменники-бояре, те, которых ты называешь мучениками (я назову их имена,
когда найду нужным), как бы улучив благоприятное время для своей
измены, убедили скудоумных людей, что будто наша бабка, княгиня Анна
Глинская, со своими детьми и слугами вынимала человеческие сердца и
колдовала, и таким образом спалила Москву, и что будто мы знали об этом
замысле. И по наущению наших изменников народ, собравшись по обычаю
иудейскому, с криками захватил в приделе церкви великомученика Христова
Дмитрия Солунского, нашего боярина, князя Юрия Васильевича Глинского;
втащили его в соборную и великую церковь и бесчеловечно убили напротив
митрополичьего места, залив церковь кровью, и, вытащив его тело через
передние церковные двери, положили его на торжище, как осужденного
преступника. И это убийство в святой церкви всем известно, а не то, о
котором ты, собака, лжешь! Мы жили тогда в своем селе Воробьеве, и те же
изменники подговорили народ и нас убить за то, что мы будто бы прячем
от них у себя мать князя Юрия, княгиню Анну, и его брата, князя Михаила.
Как же не посмеяться над таким измышлением? Чего ради нам самим жечь
свое царство? Сколько ведь ценных вещей из родительского благословения у
нас сгорело, каких во всей вселенной не сыщешь. Кто же может быть так
безумен и злобен, чтобы, гневаясь на своих рабов, спалить свое
собственное имущество? Он бы тогда поджег их дома, а себя бы поберег! Во
всем видна ваша собачья измена. Это похоже на то, как если бы
попытаться окропить водой колокольню Ивана Святого, имеющую столь
огромную высоту. Это — явное безумие. В этом ли состоит достойная служба
нам наших бояр и воевод, что они, собираясь без нашего ведома в такие
собачьи стаи, убивают наших бояр да еще наших родственников? И так ли
душу свою за нас полагают, что всегда жаждут отправить душу нашу из мира
сего в вечную жизнь? Нам велят свято чтить закон, а сами нам в этом
последовать не хотят! Что же ты, собака, гордо хвалишься и хвалишь за
воинскую доблесть других собак-изменников? Господь наш Иисус Христос
сказал: «Если царство разделится, то оно не сможет устоять»; кто же
может вести войну против врагов, если его царство раздирается
междоусобиями? Как может цвести дерево, если у него высохли корни? Так и
здесь: если в царстве нет благого устройства, откуда возьмется
военная храбрость? Если предводитель недостаточно укрепляет войско, то
скорее он будет побежденным, чем победителем. Ты же, не думая об этом,
одну храбрость хвалишь; а на чем храбрость основывается — это для тебя
неважно; ты, оказывается, не только не укрепляешь храбрость, но сам ее
подрываешь. И выходит, что ты — ничтожество; дома ты — изменник, а в
военных делах ничего не понимаешь, если хочешь утвердить храбрость на
самовольстве и междоусобных бранях.

Был в это время при нашем дворе собака Алексей, ваш
начальник, еще в дни нашей юности неизвестно каким образом возвысившийся
из батожников [низших служителей]; мы же, видя измены вельмож, взяли
его из навоза и сравняли его с вельможами, надеясь на его верную службу.
Каких почестей и богатства удостоили мы не только его, но и его род!
Какой же верной службой он отплатил нам за это? Дальше услышишь. Потом
для совета в духовных делах и спасения своей души взял я попа
Сильвестра, надеясь, что он, человек, стоящий у престола Господня,
побережет свою душу; он, коварный, начал сперва как будто творить благо,
следуя Священному Писанию, и я, зная из Писания, что следует без
сомнения покоряться добрым наставникам, повиновался ему добровольно, но
по неведению; он же, удостоившийся при жизни нести серафимскую службу,
попрал свой священнический обет и право предстоять с ангелами у престола
Господня, у которого всегда стремятся преклониться ангелы и где вечно
приносится в жертву тожественный агнец, соблазнился властью, подобно
жрецу Илье, и начал, подобно мирским, окружать себя друзьями. Потом
собрали мы всех архиепископов, епископов и весь Священный Собор русской
митрополии и получили прощение от нашего отца и Богомольца митрополита
всея Руси Макария за то, что мы в юности возлагали опалы на вас, бояр, и
за то, что вы, бояре, выступали против нас; после этого мы вас, бояр, и
всех прочих людей, пожаловали, обещали об этом больше не вспоминать и
признали всех вас верными слугами.

Но вы не отказались от своих коварных привычек, снова
вернулись к прежнему и начали служить нам не честно, попросту, а с
хитростью. Так же и поп Сильвестр сдружился с Алексеем, и начали
они советоваться тайком от нас, считая нас неразумными: вместо
духовных, стали заниматься мирскими делами, мало-помалу стали подчинять
вас, бояр, своей воле, отнимая от нас великолепие нашей власти, приучали
вас прекословить нам и нас почти что равняли с вами, а вас — с мелкими
детьми боярскими. Мало-помалу это зло распространилось, и он начал
возвращать вам вотчины и села, которые были отобраны от вас по уложению
нашего деда, великого государя, и которым не надлежит быть у вас, бросал
вотчины словно на ветер и, нарушив уложение нашего деда, привязал этим к
себе многих людей. Потом Сильвестр ввел к нам в совет своего
единомышленника, князя Димитрия Курлятева, делая вид, что он заботится о
нашей душе и занимается духовными делами, а не хитростями; затем начали
они со своим единомышленником осуществлять свои злые замыслы, не
оставив ни одного места, где бы у них не были назначены свои сторонники,
и всегда добиваясь своего. Затем с этим своим единомышленником
они лишили нас древней прародительской власти и права распределять честь
и места между вами, боярами, и передали это дело на ваше желание и
усмотрение, как вам заблагорассудится и будет угодно, окружили себя
друзьями и делали все по своей воле, не спрашивая нас ни о чем, словно
нас не существовало, — все делали по своей воле и воле своих
советников. Если мы предлагали даже что-либо хорошее — им это было
неугодно, а их даже плохие и скверные советы считались хорошими!

Так было во внешних делах; во внутренних же, даже
малейших и незначительных делах, мне ни в чем не давали воли: как
обуваться, как спать — все было по их желанию, я же был как младенец.
Неужели же это противно разуму, что взрослый человек не захотел быть
младенцем? Потом вошло в обычай: если я попробую возразить хоть
самому последнему из его советников, меня обвиняют в нечестии, как ты
сейчас написал в своей облыжной [клеветнической] грамоте, а если
последний из его советников говорит мне надменные слова, обращаясь ко
мне не как к владыке и даже не как к брату, а как к низшему, — это
хорошо; кто нас послушается, сделает по-нашему — тому гонение и мука,
кто раздражит нас или в чем-нибудь утеснит — тому богатство, слава и
честь, а если не соглашусь — пагуба моей душе и разорение царству! И
так мы пребывали в таком гонении и утеснении, и росло это гонение не
день ото дня, а час от часу; все, что было нам враждебно, — усиливалось,
все же, что было нам по нраву, — уничтожалось. Вот какое тогда было
православие! Кто сможет подробно перечислить все те притеснения, которым
мы подвергались в житейских делах, во время путешествий и во время
отдыха, в хождении в церковь и во всяких других делах? Вот как это было:
они притворялись, что делают это во имя Бога, что творят такие
утеснения не из коварства, а ради нашей пользы.

Когда же мы Божьей воле с крестоносной хоругвью
православного христианского воинства ради защиты православных христиан
двинулись на безбожный народ казанский, одержали победу над этим
бусурманским [мусульманским] народом и со всем войском невредимые
возвращались восвояси, — какое добро оказали нам люди, которых ты
называешь мучениками? А вот какое: как пленника, посадив в судно, везли с
малым числом людей сквозь безбожную и невернейшую землю! Если бы рука
Всевышнего не защитила меня, наверняка бы я жизни лишился. Вот каково
доброжелательство тех людей, про которых ты говоришь, что они душу за
нас полагают, — хотят выдать нас иноплеменникам!

По возвращении в царствующий град Москву Бог оказал нам милосердие и дал нам наследника — сына Димитрия; когда
же немного времени спустя я, как бывает с людьми, сильно занемог, то
те, кого ты называешь доброжелателями, с попом Сильвестром и вашим
начальником Алексеем во главе, восстали, как пьяные, решили, что нас уже
не существует и, не заботясь о нашей душе и своих душах, забыв присягу
нашему отцу и нам — не искать себе иного государя, кроме наших детей, —
решили посадить на престол нашего отдаленного родственника князя
Владимира, а младенца нашего, данного нам от Бога, погубить подобно
Ироду. Говорит ведь древнее изречение, хоть и мирское, но
справедливое: «Царь царю не кланяется, но, когда один умирает, другой
принимает власть». Вот каким доброжелательством от них мы насладились
еще при жизни, — что же должно было стать после нас! Когда же мы, слава
Богу, выздоровели и замысел этот рассыпался в прах, поп Сильвестр и
Алексей и после этого не перестали утеснять нас и давать злые советы,
под разными предлогами изгоняли наших доброжелателей, во всем потакали
князю Владимиру, преследовали ненавистью нашу царицу Анастасию и
уподобляли ее всем нечестивым царицам, а про детей наших и вспомнить не
желали.

В это время собака и изменник князь Семен Ростовский,
который был принят нами в думу не за свои достоинства, а по нашей
милости, изменнически выдал наши замыслы литовским послам, пану
Станиславу Довойно с товарищами, и говорил им оскорбительные слова про
нас, нашу царицу и наших детей, мы же, расследовав это злодейство,
наказали его, но милостиво. А поп Сильвестр после этого вместе с вами,
злыми советниками своими, стал оказывать этой собаке всяческое
покровительство и помогать ему всякими благами, и не только ему, но и
всему его роду. Таким образом, после этого всем изменникам было хорошо, а
мы терпели притеснения; ты также в этом участвовал: известно, что вы с
Курлятевым-сыном хотели устраивать суд по делу Сицкого.

Когда же началась война с германцами [ливонцами], о
которой дальше будет написано подробнее, поп Сильвестр с вами, своими
советниками, жестоко на нас за нее восстал: когда за свои грехи
заболевал я, наша царица или наши дети, — все это, по их словам,
случалось за наше непослушание им! Как не вспомнить немилостивый
обратный путь из Можайска с больной царицей Анастасией? Из-за одного
неподобающего слова! Молитв, путешествий к святым пустыням, приношений и
обетов о душевном спасении и телесном выздоровлении и о благополучии
нас самих, нашей царицы и детей — всего этого нас коварно лишили, о
врачебном же искусстве против болезни и помянуть нельзя было.

Пребывая в такой жестокой скорби и не будучи в
состоянии снести эту тягость, превышающую силы человеческие, мы,
расследовав измены собаки Алексея Адашева и всех его советников,
наказали их за все это, но милостиво: смертной казнью не казнили, а
разослали по разным местам. Поп же Сильвестр, увидя, что его советники
впали в ничтожество, ушел по своей воле, но мы, благословив его, не
отпустили, не потому, чтобы устыдились его, но потому, что за его
коварную службу и понесенные от него телесные и душевные страдания мы
хотим судиться с ним не здесь, а в будущей жизни, перед агнцем Божьим.
Поэтому и сыну его я и до сих пор позволил пребывать во благоденствии,
только являться к нам он не смеет. Кто же, кроме тебя, будет говорить
такую нелепость, что следует повиноваться попу? Видно, вы потому так
говорите, что немощны слухом и не узнали как следует христианский
монашеский устав, поэтому вы и требуете для взрослого человека учителя,
словно молока вместо твердой пищи. Как я выше сказал, я не сделал
Сильвестру никакого зла. Что же касается мирских людей, бывших под нашей
властью, то мы наказали их по их изменам: сначала никого не казнили
смертной казнью, но всем, кто не был с ними заодно, повелели с ними не
общаться, в чем и была взята присяга; но те, кого ты называешь
мучениками, и их сообщники презрели наш приказ и нарушили присягу, и не
только не отстали от этих изменников, но стали им помогать еще больше и
всячески старались вернуть их на первое место, чтобы устраивать против
нас еще более коварные заговоры, и так как тут обнаружилась неутолимая
злоба и непокорство, то виновные получили наказание, достойное их вины. Не
из-за того ли, что я не подчинился тогда вашей воле, ты и попрекаешь
меня отступничеством? Вы, бессовестные, привыкли нарушать клятвы ради
золота, — видно, вы и нам то же советуете? Скажу поэтому:
избавь Боже, нашу душу и все христианские души от этих Иудиных замыслов!
Ибо, как Иуда ради золота предал Христа, так и вы, ради наслаждении
мира сего, нарушив присягу, предали православное христианство и нас,
своих государей.

В церквах же, как ты лжешь, казней у нас не было. Как
я выше сказал, виновные понесли наказание по своим винам; все было так,
как я рассказал, а не так, как ты лжешь, неподобающим образом называя
изменников и блудников — мучениками, кровь их — победоносной и святой,
наших врагов — сильными мучениками, отступников — воеводами; выше я
указал, каково их доброжелательство и как они за нас полагают души.
Нечего тебе говорить, ибо мы никого не облыгали, а измена их известна
всему миру: если хочешь, можешь найти свидетелей этих злодейств даже
среди варваров [иноземцев], приходящих к нам по торговым и посольским
делам. Так это было; ныне же даже те, кто были в согласии с вами,
вкусили все блага свободы и благосостояния, им не вспоминают .их прежних
проступков, и они находятся в прежней чести и богатстве.

Что же еще? Вы и на Церковь восстаете и не перестаете
умышлять против нас всяческие злодейства, вступаете против нас в союз с
иноплеменниками и подстрекаете их к истреблению христиан; разъярившись
на человека, вы, как я сказал выше, восстали на Бога и на Церковь; как
сказал божественный Павел: «За что же гонят меня братья, если я и теперь
проповедую обрезание? Тогда соблазн креста упразднился бы. Пусть же
содрогнутся возмущающие нас!» И так же как им вместо креста было потребно обрезание, так вам вместо государской власти потребно самовольство; но теперь ведь нет притеснений: почему же не прекращаете гонений?

Все это я излагаю тебе подробно, чтобы ты понял,
почему твоему разуму противен тот, кто знает, у кого прокаженная
совесть. Что же говорить о безбожниках, если во всей вселенной нет
равных тебе по дьявольским замыслам! И всем ясно также, чего достойны
те, которых ты, сочиняя небылицы, подобно Антенору и Энею, предателям
троянским, называешь сильными воеводами и мучениками. Выше я показал,
каковы их доброжелательство и душевная преданность; вся вселенная знает
их ложь и измены.

Свет же во тьму я не превращаю и сладкое горьким не
называю. Не это ли, по-твоему, свет и сладость, если рабы господствуют? И
не это ли тьма и горечь, если господствует данный Богом государь, как я
пространно писал тебе выше? Ты ведь в своей облыжной грамоте
писал, поворачивая разными словами, все одно и то же, восхваляя такой
порядок, когда рабы властвуют помимо господ. Я же стараюсь обратить
людей к истине и свету, чтобы они познали единого истинного Бога, в
Троице славимого, и данного им Богом государя и отказались от
междоусобных браней и преступной жизни, подрывающих царства. Это ли горечь и тьма — отойти от зла и сотворить добро? Это ведь и есть сладость и свет! Там,
где царю не повинуются подданные, никогда не прекращаются междоусобные
брани. Что может быть зловреднее обычая хватать для самого себя! Сам
не зная, где сладость и свет, где горечь и тьма, других поучает. Не это
ли сладость и свет — отойти от добра и начать творить зло среди
самовластия и междоусобных браней? Всякому ясно, что это — не свет, а
тьма и не сладость, а горечь.

О вине наших подданных и нашем гневе на них. До сих
пор русские властители ни от кого не подвергались допросу, могли по
своей воле жаловать и казнить своих подданных; до сих пор они ни с кем
не судились, но если и подобает изъяснять их вины, то я сказал о них
выше. Ты же называешь христианскими предстателями [заступниками] тленных
[смертных] людей, как это делалось в отвратительных сочинениях эллинов —
они ведь уподобляли Богу Аполлона, Дия, Зевса и многих других скверных
людей, как рассказывает Григорий, названный Богословом. Им и ты
уподобился по своим стремлениям, ибо тоже называешь тленных [смертных] предстателями, не страшась наказания за дерзость. Так же как эллины
почитали богов в соответствии со своими страстями, так и ты восхваляешь
изменников, будучи изменником сам, так же как они вместо Бога чтили свои
тайные страсти, так же и ты вместо правды восхваляешь вашу тайную
измену. Мы же, христиане, верим в Иисуса Христа, прославляемого в Троице
[следуют цитаты из Библии]. Мы называем предстателями триединого Бога,
которого познали через Иисуса Христа, и заступницу христианскую
Пречистую Богородицу; имеем еще предстателей: небесные силы, архангелов и
ангелов, — например, архангел Михаил был покровителем Моисея, Иисуса
Навина и всего Израиля, он же был покровителем и для первого
христианского царя Константина, незримо участвуя в его походах и
побеждая его врагов, с тех пор и поныне он помогает всем благочестивым
царям. Вот кто наши предстатели: Михаил, Гавриил и другие бесплотные
силы; молятся же за нас перед Богом пророки, апостолы, святители и
мученики, добродетельные и святые и молчальники — мужчины и женщины. Вот
кто предстатели христиан! Смертных же людей, которых можно было бы
назвать предстателями, мы не знаем: это название не только не подобает
нашим подданным, но неприлично и нам, царям, — хотя мы и носим порфиру,
украшенную золотом и бисером, но все же мы тленны [смертны] и подвержены
человеческим немощам. Ты же не стыдишься именовать изменников и
смертных людей покровителями, хотя Христос говорил в святом Евангелии:
«То, что для людей высоко, для Бога — мерзость». Ты же приписываешь
изменникам, смертным людям не только человеческое величие, но и Божью
славу! Подобно эллинам, ты в умоисступлении и неистовстве чтишь
изменников, избирая их по своей страсти, как эллины чтили своих богов!

Одни резали и всячески мучили себя в честь богов;
другие, уподобляясь богам, предавались всяким страстям, как говорил
божественный Григорий: они поклонялись скверне и жестокости; так и тебе
подобает. И так же как они разделили участь своих прескверных богов, так
и тебе следует разделить страдания твоих друзей-изменников и вместе с
ними погибнуть. Так же как эллины называли скверных людей богами, так и
ты неподобающим образом именуешь смертных людей мучениками, и поэтому
следует и тебе устраивать в честь их праздники, плясать и гудеть, резать
и мучить себя. Делай то же, что эллины: пострадай, как они, празднуя в
честь своих мучеников!

А что ты писал, будто бы «эти предстатели покорили и
подчинили прегордые царства, под властью которых были ваши предки», —
это справедливо, если речь идет об одном Казанском царстве, под
Астраханью же вы не только не воевали, но и в мыслях не были. А насчет
бранной храбрости снова могу тебя уличить во лжи. О безумие! Что ты
хвалишься, надменный! Предки ваши, отцы и дяди были так храбры и мудры,
что вам и во сне не сравняться с ними, и шли в бой не так, как вы, — не
по принуждению, а по собственной воле, и такие храбрые люди в течение
тринадцати лет до нашего возмужания не могли защитить христиан от
варваров! Скажу словами апостола Павла: «Подобно вам, буду хвалиться; вы
меня к этому принуждаете, ибо вы, безумные, терпите власть, когда вас
объедают, когда бьют вас в лицо, когда превозносятся; я говорю это с
досадой». Всем ведь известно, как жестоко пострадали православные от
варваров — и от Крыма, и от Казани: цочти половина земли пустовала. А
когда мы, с Божьей помощью, начали войну с варварами, когда в первый раз
послали на Казанскую землю своего воеводу, князя Семена Ивановича
Микулинского с товарищами, вы все говорили, что мы посылаем их в
наказание, в виде опалы, а не для дела. Какая же это храбрость, если вы
считаете службу за опалу? Так ли следует покорять прегордые царства?
Бывали ли такие походы на Казанскую землю, когда бы вы ходили по
желанию, а не по принуждению? Когда же Бог оказал нам свое милосердие и
покорил христианству этот варварский народ, то и тогда вы настолько не
хотели воевать с нами против варваров, что из-за вашего нежелания к нам
не явилось более пятнадцати тысяч человек! Тем ли вы разрушаете
прегордые царства, что внушаете народу безумные мысли и, подобно Янушу
[Заполе] Венгерскому, отговариваете от битвы? Ведь и тогда, когда мы
были там, вы все время давали вредные советы, а когда запасы утонули,
предлагали вернуться, пробыв только три дня! И никогда вы не соглашались
потратить лишнее время, чтобы дождаться благоприятных обстоятельств;
думая о своих головах, а не о победе, вы стремились только к одному:
поскорее победить или быть побежденным и вернуться восвояси. Ради
скорейшего возвращения вы не взяли с собой самых лучших воинов, из-за
чего потом было пролито много христианской крови. А разве при взятии
города вы не собирались, напрасно губя православное воинство, начать
битву в неподходящее время, и сделали бы это, если бы я вас не удержал?
Когда же город по Божьему милосердию был взят, вы вместо устроения
занялись грабежом! Это ли покорение царств, которым ты так
надменно хвалишься? Ни единой похвалы оно, по правде говоря, не стоит,
ибо все это вы совершили не по желанию, а как рабы — по принуждению и
даже с ропотом. Лишь те воины достойны похвалы, которые воюют по
собственному побуждению, с охотой. А подчинили вы эти царства так, что
там еще семь лет не утихала бранная лютость! Когда же кончилась ваша с
Алексеем собачья власть, тогда это государство само нам подчинилось, и
теперь оттуда ходят на помощь православию больше тринадцати тысяч
воинов. Так-то вы покорили и подчинили нам прегордые царства! И так заботимся о христианстве мы, кого ты злобно обвиняешь в выступлении против разума!

Это о Казани, а на Крымской земле и на пустых землях,
где бродили звери, теперь устроены города и села. А что стоит ваша
победа на Днепре и на Дону? Сколько урона и пагубы вы наделали
христианам, а врагам — никакого вреда! Об Иване же Шереметеве что и
говорить? Из-за вашего злого совета, а не по нашей воле совершилась эта
пагуба христианству. Такова ваша верность и добрая служба и так вы
покоряете и подчиняете нам прегордые царства, как я уже выше указывал.

Германские [ливонские] города, по-твоему, достались
нам благодаря старанию наших изменников. Как же ты научился от отца
своего, дьявола, говорить и писать ложь! Вспомни, как, когда началась
война с германцами [ливонцами], мы послали своего слугу царя Шигалея и
своего боярина Михаила Васильевича Глинского с товарищами воевать против
германцев, сколько мы услышали укоризненных слов от попа Сильвестра, от
Алексея и от вас — не стоит подробно и рассказывать! Что бы плохое ни
случилось с нами — все это происходило из-за германцев! Когда же мы
послали тебя и нашего боярина и воеводу Петра Ивановича Шуйского на год
против германских городов (ты был тогда в нашей вотчине, Пскове, ради
собственных нужд, а не по нашему поручению), мне пришлось более семи раз
посылать к вам, пока вы наконец пошли с небольшим числом людей и лишь
после многих наших напоминаний взяли свыше пятнадцати городов. Это ли
ваше старание, если вы берете города после наших писем и напоминаний, а
не по собственному стремлению? Как не вспомнить вечные возражения попа
Сильвестра, Алексея и всех вас против похода на германские города и как
из-за коварного предложения короля датского вы дали ливонцам возможность
целый год собирать силы? Сколько христианского народу они перебили,
напав на нас в начале зимы! Не это ли старания наших изменников? Вот
старания наших изменников и ваше добро — губить христианский народ!
Потом мы послали вас с вашим начальником Алексеем и с очень большим
числом людей; вы же едва взяли один Вильян [Вильянди, Феллин] и при этом
еще погубили много народа.

Испугались литовских войск, словно малые дети! А под
Пайду [Пайде, Вайссенштейн] вы пошли нехотя, по нашему приказу, измучили
войска и ничего не добились! Это ли ваши старания, так-то вы старались
завладеть германскими городами? Если бы не ваше дьявольское
противодействие, то, с Божьей помощью, в том же году вся Германия была
бы под православной верой. Тогда же вы подняли против православия
литовский народ и готский [шведский]. Это ли ваши старания и так-то вы
стремитесь укреплять православие?

Поголовно мы вас не истребляем, но изменникам всюду бывает казнь: в той стране, куда ты поехал, ты узнаешь об этом подробнее. А
за ту вашу службу, о которой говорилось выше, вы достойны больших
казней и опалы; мы еще милостиво вас наказали, — если бы мы наказали
тебя так, как следовало, то тебе бы не удалось уехать от нас к нашему
врагу; если бы мы тебе не доверяли, то ты не был бы отправлен в этот наш
город и убежать бы не смог. Но мы, доверяя тебе, отправили в эту нашу
вотчину, и ты изменил нам, как собака.

Бессмертным себя я не считаю, ибо смерть — общая
обязанность всех людей за Адамов грех; хоть я и ношу порфиру, но знаю,
что по природе я так же немощен, как и все люди. А то, что вы
мудрствуете и хотите, чтобы я был выше законов природы, это —
совершенная ересь. Я уже сказал, что благодарю моего Господа, что сумел,
сколько было сил, укрепить свое благочестие. Это же достойно
смеха, человек, выходит, подобен скоту; если так считать, то у человека
пар вместо души, — это ведь саддукейская ересь! Вот до какой нелепости
ты дошел в своем безумном письме! Я же верю в Страшный Суд,
когда все души и тела всех людей, царей и нищих, будут собраны, судимы
за свои дела и разделены на две части по их делам. А когда ты
писал, что я не хочу предстать перед этим неподкупным судом, то,
приписывая ересь другому, сам обнаруживал дьявольскую манихейскую ересь!
Так же как они гнусно сочиняют, что небом обладает Христос, землей —
самовластный человек, а преисподней — дьявол, так и ты проповедуешь
будущее судилище, а Божьи кары за человеческие грехи на этом свете
презираешь. Я же знаю и верю, что те, кто живет злой жизнью и преступает
Божьи заповеди, не только там получают кару, но и здесь испивают чашу
ярости Господней за свои злодейства и испытывают многообразные
наказания, а, придя на тот свет, в ожидании праведного Господнего суда
претерпевают горчайшее осуждение, а после осуждения — бесконечные муки. Так
я верю в Страшный Суд Господень. Вопреки манихеям, вопреки твоим
гнусным выдумкам, будто я не хочу дать ответ в своих грехах, я знаю, что
Христос владеет и распоряжается всем на небе, земле и в преисподней и
карает мучениями непокорных. Верю, что мне, как рабу, предстоит суд не
только за свои грехи, вольные и невольные, но и за грехи моих подданных,
совершенные из-за моей неосмотрительности, — не достойна ли смеха твоя
выдумка, что возможно не повиноваться царю царей, если даже человеческая
власть может привлекать к суду силой? Если даже кто-нибудь будет
настолько безумен, что не захочет повиноваться Богу, то где же он
укроется от его гнева? Так я верую в неподкупный Господень Суд. Кто,
живой или мертвый, может ускользнуть от Божьей десницы? Все обнажено и
все открыто перед ним.

Я знаю, что истинный Бог наш Христос — противник гордых гонителей. Рассудим же, кто
из нас горд: я ли, требующий повиновения только от рабов, данных мне от
Бога, или вы, отвергающие мое владычество, установленное Богом, и свое
рабское состояние, требующие, чтобы я исполнял вашу волю как Божью, и
присваивающие себе учительский сан? Где гордость: когда господин учит
раба или когда раб приказывает господину? Даже невежда может это понять. Как
же ты, собака, и о том не подумал, что, когда три патриарха с
множеством святителей написали длинный список нечестивому царю Феофилу,
они все-таки не написали ему таких хулений, как ты; а ведь царь Феофил
был нечестив; а благочестивым царям надо писать как можно смиреннее,
если хочешь получить милость от Бога. Я же верю в Бога и таких грехов,
как Феофил, ни одним движением сердечным не совершил, и если они, имея
власть, не хулили нечестивого, то кто ты такой, чтобы, присваивая
учительский сан, так неистово меня хулить? Вы хотите утвердить Божий закон насилием и таким дьявольским произволом нарушаете апостольские заветы.

Вы обвиняете других в гонениях; а вы с попом и
Алексеем не совершали гонений? Разве не вы приказали народу города
Коломны побить каменьями нашего советника епископа Коломенского
Феодосия? Но Бог сохранил его, и тогда вы согнали его с престола. А что
сказать о нашем казначее Никите Афанасьевиче? Зачем вы разграбили его
имущество, а самого его много лет держали в заточении в отдаленных
землях в голоде и нищете? Кто может полностью перечислить ваши гонения
на церковных и мирских людей — так много их было! Все, кто был хоть
немного покорней нам, подвергались от вас гонению. Это ли ваша
праведность, что вы, подобно бесам, сшиваете и расставляете сети и
коварно улавливаете в них жертвы? Ваши беззакония становятся еще хуже
оттого, что вы ведете себя подобно фарисеям: как они снаружи
представлялись праведными, внутри же были полны лицемерия и греха, так и
вы перед людьми делаете вид, что наказываете ради исправления, а внутри
себя даете волю неправедному гневу, — все знают о ваших гонениях. На
Страшном же Суде будут не только разбирать наши дела «до власти», но и в
душу заглянут [следует цитата из Библии], но только не ты будешь
судьей. В Деяниях святых старцев рассказывается об Иване Колове, который
осудил своего брата, жившего в большом монастыре и предававшегося
пьянству, блуду и прочим грехам и скончавшегося среди этих грехов. Иван
же вздохнул о нем, и внезапно явилось ему видение: увидел он себя
стоящим перед большим городом и увидел Господа нашего Иисуса Христа на
престоле и вокруг него множество ангелов. И принесли ангелы душу этих
покойников к Ивану и попросили его суда, куда он велит отправить эти
души, он же не дал ответа. Когда же Иван приблизился к райским вратам,
то Иисус не пустил его, и услышал он издали голос Иисуса: «Не это ли
антихрист, присваивающий себе мой суд?» И после этих слов он был изгнан,
и ворота закрылись, и он был лишен своей священнической мантии —
покрова Божьего. Когда же он пришел в себя, то мантии не оказалось, а
это — важный признак. После этого он пятнадцать лет страдал в пустыне,
не видя не только человека, но и зверя, и наконец снова удостоился
видения, получив прощение и мантию. Смотри же, бедняга, — он даже не
осудил ближнего, а только вздохнул, а как страшно пострадал, хотя и был
праведником! Насколько же сильнее пострадают те, которые сами совершают
нечестивые дела и все-таки присваивают себе Божий суд и, гордясь,
стращают и угрожают, а не милостиво упрекают. И если он так пострадал за
упреки, насколько же сильнее пострадает осуждающий!

Ты хочешь, чтобы Христос, Бог наш, был судьей между
мной и тобой, — я не отказываюсь от такого суда. Ведь он. Господь наш,
наилучший судья для праведных, он знает, что внутри человека и в его
сердце, и все, что кто-нибудь подумает в мгновение ока, для него открыто
и известно — ничего не укроется от огня очей его, знающего сокровенные
тайны; он знает, за что вы восстали на меня, за что ненавидите меня, за
что пострадали и за какое безумие я в конце концов воздал вам милостивое
наказание. Наоборот — вы виновники всего, ибо вы, говоря словами
пророка, считали меня за червя, а не за человека, толковали обо мне,
сидя у ворот, и пели обо мне, выпивая вино с другими изменниками, пусть
же судит все ваши льстивые советы и замыслы истинный судья — Христос,
Бог наш. Ты ведь хочешь поставить судьей Христа, а делам его не
следуешь, ибо он говорил: пусть не зайдет солнце, пока вы будете
гневаться, а ты даже на Страшный Суд хочешь идти без прощения и
отрекаешься от обидчиков.

Напрасных гонений и зла ты от меня не претерпевал,
бед и напастей мы на тебя не навлекали, а если какое-нибудь небольшое
наказание и было, то было оно за твое преступление, ибо ты вступил в
соглашение с нашими изменниками. Не возводили мы на тебя лжи и не
приписывали тебе измены, которой ты не совершал; за твои же
действительные проступки мы возлагали на тебя наказание, соответствующее
вине. Если же ты не можешь пересказать всех наших опал из-за множества
их, то может ли вся вселенная перечислить все измены и притеснения в
государственных и частных делах, которые вы причинили мне по вашему
дьявольскому умыслу? Ничего мы тебя не лишали, от Божьей земли тебя не
отлучали, но ты сам лишил себя всего, подобно скопцу Евтропию, — не
Церковь его предала, а сам он от нее отрекся, так и ты: не Божья земля
тебя изгнала, а сам ты от нее отторгся и принялся губить ее. Какое же я
тебе сделал зло и какую обнаружил ненависть? Видели мы тебя с юности при
нашем дворе и в совете, и еще до нынешней твоей измены ты всячески
пытался нас погубить, но мы никогда не наказывали, тебя за твои злые
замыслы. Это ли наше зло и неумолимая ненависть, если, зная, что ты
замышляешь против нас зло, мы держали тебя в таком приближении и чести,
какой не удостаивались твои отцы: всем ведь известно, в какой чести и
богатстве жили твои родители и какие пожалования, богатство и ‘честь
имел твой отец, князь Михаиле. Все знают, каков ты по сравнению с ним,
сколько было у твоего отца управителей по селам и сколько у тебя. Отец
твой, князь Михаиле, был боярином Кубенского, ты же был наш боярин: мы
удостоили тебя этой чести. Разве не достаточно было тебе чести, имения и
наград? Нашими пожалованиями ты был лучше своего отца, а заслугами —
хуже, ибо совершил измену. Но если так, чем же ты недоволен? Это ли твое
добро и любовь к нам, если ты всегда тщательно расставлял против нас
сети и препятствия и, подобно Иуде, предназначал свою душу для гибели?

А что, по твоим безумным словам, твоя кровь, пролитая
от рук иноплеменников ради нас, вопиет на нас к Богу, то, раз она не
нами пролита, это достойно смеха: кровь вопиет на того, кем она пролита,
а ты выполнял свой долг перед Отечеством; ведь если бы ты этого не
сделал, то был бы не христианин, но варвар. Вот о нас можно так сказать:
насколько сильнее вопиет к Богу наша кровь, пролитая из-за вас, — не
кровавый поток из ран, но пот, пролитый мною при многих непосильных
трудах и ненужных отягчениях, совершенных по вашей вине! Также взамен
крови я пролил немало и слез из-за вашей злобы и притеснений, немало
издыхал и стенал и испытал из-за этого оскорблений, ибо вы не возлюбили
меня и не поскорбели вместе со мной о нашей царице и детях. И это мое
страдание вопиет на вас к Богу еще более, чем другие ваши злодейства:
ибо одно дело — пролить кровь за православие, а другое — желая чести и
богатства. Такая жертва Богу не угодна: он скорее простит удавившемуся,
чем погибшему ради славы. Мои же обиды и то, что хоть крови я не пролил,
но зато испытал от вас оскорбления и противодействия, все, что было
посеяно вашей строптивой злобой, не перестает жить и непрестанно вопиет
на вас к Богу! Совесть же свою ты вопрошал не искренне, а лживо и
потому не нашел истины, думая только о военных подвигах, а о бесчестии,
нанесенном нам, не пожелал вспомнить; поэтому ты и считаешь себя
неповинным.

Какие же светлые победы ты совершал и когда ты со
славой одолевал наших врагов? Когда мы послали тебя в нашу отчину Казань
привести к повиновению непослушных, ты вместо виновников привел к нам
невинных, обвинив их в измене, а тем, против кого ты был послан, ты не
причинил никакого вреда. Когда наш недруг, крымский царь, приходил к
нашей вотчине Туле, мы послали вас против него, но царь устрашился и
вернулся назад, и остался только его воевода Ак-Магомет-улан с немногими
людьми; вы же поехали есть и пить к нашему воеводе Григорию Темкину и
только после пира отправились за ними, и они ушли от вас целы и
невредимы. Если вы и получили при этом многие раны, то никакой славной
победы не одержали. А как же под городом Невелем: пятнадцатью тысячами
человек вы не смогли победить четыре тысячи, и не только не победили, но
сами от них едва возвратились, ничего не добившись? Это ли светлая и
славная победа, достойная похвалы и чести? А если что было не в твоей
власти, то это тебе в вину и не ставится!

А что ты «мало видел свою родительницу и мало знал
жену, покидал отечество и вечно находился в походе против врагов в
дальноконных городах, страдал от болезни и много ран получил от
варварских рук в боях и все тело твое изранено», то ведь все это
происходило тогда, когда господствовали вы с попом и Алексеем. Если вам
это не нравилось, зачем вы так делали? А если делали, то зачем, сотворив
по своей воле, возлагаете вину на нас? А если бы и мы это приказали, то
в этом нет ничего удивительного, ибо вы обязаны были служить по нашему
повелению. Если бы ты был воинственным мужем, то не считал бы своих
бранных подвигов, а искал бы новых; потому ты и перечисляешь свои
бранные деяния, что оказался беглецом, не желаешь бранных подвигов и
ищешь покоя. Разве же мы не оценили твоих ничтожных ратных подвигов,
если даже пренебрегли заведомыми твоими изменами и противодействиями и
ты был среди наших вернейших слуг, в славе, чести и богатстве? Если бы
не было этих подвигов, то каких бы казней за свою злобу был бы ты
достоин! Если бы не наше милосердие к тебе, если бы, как ты писал в
своем злобесном письме, подвергался ты гонению, тебе не удалось бы
убежать к нашему недругу. Твои бранные дела нам хорошо известны. Не
думай, что я слабоумен или неразумный младенец, как нагло утверждали
ваши начальники, поп Сильвестр и Алексей Адашев. И на надейтесь запугать
меня, как пугают детей и как прежде обманывали меня с попом Сильвестром
и Алексеем благодаря своей хитрости, и не надейтесь, что и теперь это
вам удастся. Как сказано в притчах: «Чего не можешь взять, не пытайся и
брать».

Ты пишешь, что ждешь воздаяния от Бога, — поистине
время справедливо воздает за всякие дела — добрые и злые, но только
следует каждому человеку рассудить: кто какого воздаяния заслуживает за
свои дела? Пишешь, что мы не увидим твоего лица до дня Страшного Суда, —
видно, ты дорого ценишь свое лицо. Но кому же нужно такое эфиопское
лицо видеть? Встречал ли кто-нибудь честного человека, который бы имел
серые глаза? Ведь даже твой вид обнаруживает твой коварный нрав!

А если ты не собираешься молчать и всегда будешь
обращаться с молитвами против нас к пребезначальной Троице и к Пречистой
Богородице и ко всем святым, то, даже если бы ты и справедливо молился,
вспомни-ка, окаянный, что сказано об этом в послании божественного
[Дионисия] о епископе Поликарпе. И если такого праведного и святого
мужа, справедливо молившегося о гибели грешников, не послушал ангельский
владыка, то тебя, смердящего пса, злого изменника и грешника,
молящегося о злом, наверное не послушает.

О святом князе Федоре Ростиславиче — с охотой
принимаю его в судьи, хотя он вам и родственник, ибо святые видят, что
было между вами и нами от начала и доныне, и поэтому рассудят
справедливо. А как, вопреки вашим суетным злым немилосердным замыслам,
святой Федор Ростиславич действием Святого Духа исцелил нашу царицу
Анастасию, которую вы уподобляли Евдоксии? Ясно поэтому, что он не вам
способствует, но нам, недостойным, оказывает свою милость. Так и теперь
мы надеемся, что он будет помогать более нам, чем вам, ибо «если бы вы
были детьми Авраама, то творили бы дела Авраама, а Бог может и из камней
сделать детей Аврааму». Не все ведь произошедшие от Авраама считаются
его потомством, но только те, кто живет в вере Авраама. По суетным же
замыслам мы ничего не решаем и не делаем и на лживое основание ногами
своими не опираемся, но, поскольку у нас хватает сил, стремимся к
твердым решениям и, опершись ногами на прочное основание, стоим на нем
непоколебимо.

Никого мы из своей земли не изгоняли, а если кто
отпал от православия, то по своей воле. Избитые же и заточенные, как я
выше сказал, получили наказание по своей вине. А если вы
называете себя невинными, то совершаете еще худший грех, ибо, сотворив
зло, не хотите раскаяться и получить прощение. Грех ведь не тогда
опасен, когда его совершают, а когда, совершив его, не приносят покаяния
и выдают нарушение закона за законный поступок. Радоваться же победе
над вами мне незачем: не радостно узнать об измене своих подданных и
казнить их за эту измену. Скорее надлежит скорбеть, что у них
мог возникнуть такой дьявольский замысел — сопротивляться своему
владыке, данному Богом. Возможно ли, чтобы эти убиенные за свою измену
предстали перед Господним престолом? Да и не может быть людям это
ведомо. Вы же, изменники, вопиете неправедно и не получите просимого,
ибо, как было сказано выше, просите ради баловства.

Ничем я не горжусь и не хвастаюсь, и нечем
мне гордиться, ибо я исполняю свой царский долг и никого не считаю выше
себя. Скорее это вы гордитесь, ибо, будучи рабами, присваиваете себе
святительский и царский сан и учите, запрещая и повелевая. Никаких
средств для мучения христиан мы не придумываем, а, напротив, сами
готовы мучиться ради них от их врагов не только до крови, но и до
смерти. Подданным своим воздаем добром за добро и наказываем злом за
зло, и не потому, что нам хочется их наказывать, а по нужде — из-за их
злодейских преступлений, ибо сказано в Евангелии: «Когда состаришься, то
прострешь руки свои и другой тебя перепояшет и поведет, даже если не
хочешь». Видишь ли, что часто я не хочу, но приходится наказывать
преступников за их преступления. Пишешь, что мы надругаемся над
монашеством и потакаем ласкателям — не знаю каким, не остаткам ли вашего
дьявольского совета? Среди бояр наших нет несогласных с нами, кроме
только ваших друзей и советников, которые и теперь, подобно бесам, не
оставляют своих коварных замыслов. Губителей нашей души и тела среди нас
нет. Ты опять помышляешь помыкать мною, как младенцем, — вы ведь
называете гонением, если я не хочу, подобно ребенку, быть в вашей воле.
Вы же всегда хотите быть мне и властителями, и учителями, как младенцу. Мы
же уповаем на Божью милость, ибо достигли возраста Христова, и, помимо
Божьей милости, милости Богородицы и всех святых, не нуждаемся ни в
каких наставлениях от людей, ибо невозможно, властвуя над множеством
народа, добиваться наставлений от других. Насчет Кроновых
жрецов ты писал нелепости, лая, подобно псу, или изрыгая яд, подобно
змее: родители не станут причинять своим детям таких неприятностей — как
же мы, цари, имеющие разум, можем впасть в такое нечестие? Все это ты
писал по своему дьявольскому, собачьему умыслу. А если ты свое писание
хочешь с собою в гроб положить, значит, ты уже окончательно отпал от
христианства. Господь повелел не противиться злу, ты же и перед смертью
не хочешь простить врагам, как делают по обычаю даже невежды; поэтому
над тобой не должно будет совершать и последнего отпевания.

Город Владимир [Волмер, Валмиеру], находящийся в
нашей вотчине. Ливонской земле, ты называешь городом нашего недруга,
короля Сигизмунда. Этим ты доводишь свою собачью измену до конца. А что
ты надеешься получить от него многие пожалования — это правильно, ибо
вы не захотели жить под властью Бога и данных Богом государей, а
захотели самовольства; поэтому ты по своему дьявольскому умыслу и искал
себе такого государя, который ничем сам не управляет, но хуже последнего
раба — от всех принимает повеления, сам же никем не повелевает. Но ты
не найдешь себе там утешения, ибо там каждый о себе заботится:
«Кто избавит тебя от насилий со стороны обидчиков, если даже сироты и
вдовы не находят правого суда?» — ибо вы враги христианства!

Об антихристе мы слыхали, — вы, замышляющие зло
против Божьей Церкви, поступаете подобно ему. О «сильных во Израиле» и о
пролитии крови я уже писал; а что мы якобы потакаем кому-либо —
неправда, это вы не переносите возражений, а любите, чтобы вам потакали.
Никакого советника, рожденного от блуда, мы не знаем, — наверное, это
кто-нибудь из вас, а моавитянин и аммонитянин — ты сам. Так же как они,
происходя от Лота, сына Авраама, всегда воевали с Израилем, так и ты,
происходя из государского рода, беспрестанно стремишься нас погубить.

Писал ты свое письмо, выступая как бы судьей или
учителем, но ты не имеешь на это права, ибо повелеваешь с угрозами. Как
все это напоминает коварство дьявола! Он ведь то заманивает и ласкает,
то гордится и пугает, так и ты: то, впадая в безмерную гордость, ты
воображаешь себя правителем и пишешь обвинения против нас, то
притворяешься беднейшим и скудоумнейшим рабом. Как и другие, бежавшие от
нас, ты написал свое письмо собачьим, неподобающим образом — в
исступлении ума, в неистовстве, по-изменнически и по-собачьи, как
подобает одержимому бесом.

Дано это крепкое наставление в Москве, царствующем
православном граде всей России, в 7702 году, от создания мира июля в 5-й
день (5 июля 1564 г).

 Источник

Также по теме:

Расхожие мифы о Грозном Царе